– Тут все, что угодно, возможно, Фрэнк. Обычная вещь в нашей работе. Самая обычная вещь.
Баранина была нежная и сочная, не слишком напичканная приправами, цыпленок роуган джуш весь пропитался томатным соусом.
– Даже если он и валял ее, – продолжала Морин, – это не значит, что он имел отношение к ее исчезновению.
– Я знаю.
– Но все равно подозреваешь.
– Что-то в этом роде.
Морин улыбнулась:
– Но ты и раньше, бывало, ошибался.
– Большое спасибо!
– А если серьезно, что ты теперь намерен предпринять?
Элдер пожал плечами:
– Поездить по Йоркширу, показывая всем его фото. Может, найдется зацепка.
Морин отложила вилку.
– Может, надо было сначала сделать именно это, а уж потом на него наваливаться?
– Может быть.
Несколько минут они молчали, сосредоточившись на еде. Ресторан потихоньку заполнялся, приближалось время закрытия. Элдер спросил Морин, как у нее дела на работе. Отец троих детей убил жену и все потомство, потом попытался покончить с собой, но не преуспел. Подозрительная смерть, тело пришлось эксгумировать. Перестрелка в Сент-Энн, видимо, связанная с наркотиками. Похищение пятилетнего мальчика на севере графства, требование выкупа, которое родители выполнили до того, как обратиться в полицию, – деньги забрали, ребенка пока не вернули. Из того, как Морин об этом рассказывала, было понятно, что она подозревает в причастности к похищению кого-то из родителей.
– Дел полно, стало быть, – заметил Элдер.
– Это еще мягко сказано, – подтвердила Морин.
Элдер откинулся назад, давая официанту возможность убрать со стола.
– Кофе будем? – спросил он.
– Давай.
Кофе только успели принести – вместе с пирожными и счетом, – когда раздался телефонный звонок.
– Это твой или мой? – спросила Морин, улыбаясь и раскрывая свою сумку. Мысль о том, что у Элдера тоже есть мобильник, почему-то веселила ее.
Несколько секунд она слушала, и лицо ее при этом мрачнело.
– Понятно, – сказала она в трубку. – Сейчас буду.
Потом, уже поднимаясь и доставая из кошелька деньги, чтоб расплатиться за ужин, сообщила Элдеру:
– Девушка пропала. Шестнадцать лет. В последний раз ее видели в Раффорд-парке сегодня около четырех.
30
В то раннее июньское утро Эмма Харрисон вышла из своего дома в Бистоне, окраинном районе Ноттингема, примерно в девять пятнадцать. С матерью и младшей сестрой Полой они поехали в центр, чтобы купить Поле новую обувь. Эмма должна была выйти возле Фрайар-лейн, рядом с Олд-Маркет-сквер, где у нее была назначена встреча с подругами – Элисон и Эшли. Эмма, которая, по словам ее матери, редко просыпалась по утрам в субботу в хорошем настроении, в тот день была необычайно весела и покладиста. В какой-то момент их короткой поездки, когда машина шла по Университетскому бульвару, миссис Харрисон попросила Полу перестать колотить ногой по спинке ее сиденья, на что Пола ответила, что она этого не делала, и тут же начала бить снова. И именно Эмма уладила назревающий конфликт, что вызвало у матери улыбку, а младшей сестрице помешало впасть в состояние обычной для десятилеток мрачной обиженности, которая могла поставить под угрозу всю их экспедицию. Подрастает дочка, подумала миссис Харрисон, взрослеет, уже берет на себя ответственность…
– Ты сегодня поздно вернешься? – спросила миссис Харрисон, наклоняясь к передней пассажирской двери. Останавливая машину, она пересекла желтую разделительную линию и частично перегородила крайнюю полосу, предназначенную для автобусов.
Эмма, уже стоя на тротуаре, наклонилась к открытому окну машины:
– Мам, ну сколько можно? Папа Элисон нас встретит и потом подвезет меня.
– Ну хорошо. Не забудь только, что у нас с отцом билеты в театр. Тебе придется присмотреть за сестрой.
Пола с заднего сиденья издала тяжкий страдальческий стон.
– Хорошо, мам.
– Ладно, пока. Желаю хорошо провести время.
Еще несколько мгновений, вливаясь в поток уличного движения, миссис Харрисон смотрела на старшую дочь в зеркало заднего вида, но потом потеряла ее из виду, активно маневрируя, чтобы перестроиться в тот ряд, откуда можно свернуть к стоянке возле Дерби-роуд.
Эмма прошла немного назад, к подземному переходу, поглядывая на свое отражение в витрине магазина: джинсовая юбка, узкий цветастый топик, волосы собраны в высокий «конский хвост», розовые сандалии, на плече маленькая, шитая бисером сумочка из магазина «Аксессуары».
Элисон и Эшли уже ждали ее, сидя у фонтана и болтая ногами: Эшли с рюкзачком, из которого только что не вываливались съестные припасы, взятые по настоянию матери: сандвичи и печенье, вода в бутылках, крем от загара, запасной кардиган и пластиковый дождевик, складывающийся до размеров обычной книжки.
– Господи помилуй, мам, – причитала при этом Эшли, – мы ж на автобусе поедем, а вовсе не поплывем через Атлантику! Кроме того, там есть вполне приличное кафе!
– Экономь свои карманные деньги, – ответила ей мать, провожая до двери. – Потратишь их на что- нибудь более нужное.
По уик-эндам и в летние праздничные дни до Раффорд-парка и далее, до Кламбер-парка и Ньюстедского аббатства, ходили специальные автобусы. В тот день в Раффорд-парке, помимо обычно привлекавшей посетителей аллеи скульптур, тянувшейся через весь парк в сторону озера, «живьем» выступали четыре местные музыкальные группы. Элисон уверяла, что солист одной из них – точная копия знаменитого Робби Уильямса, когда тот еще не успел состариться. И она рассчитывала как следует поразвлечься.
Первые полчаса они провели возле магазина бижутерии, устроенного в старых конюшнях, но так и не решились купить ни колец, ни браслетов, ни карт ручной росписи, ни каких-либо других художественных изделий. Потом Элисон захотелось пойти в кафе, потому что она видела, как туда направились какие-то симпатичные ребята; но когда подруги туда пришли, стало ясно, что вовсе они не симпатичные; она всегда так, эта Элисон. Усевшись на высокие табуреты в конце зала, девушки принялись подшучивать над Элисон, пока та в конце концов не разозлилась и не выскочила в туалет, вся в слезах.
Когда Элисон успокоилась и они привели себя в порядок и подкрасились, Эмма предложила пройтись по аллее скульптур через весь парк, но подруги не согласились, и они направились прямо к озеру, где посидели на скамейке, съели привезенные Эшли сандвичи, а печенье скормили собравшимся сюда со всего озера гусям и уткам.
– Ладно, пошли, – сказала Элисон, вскакивая на ноги. – Слышите? Уже начинается.
Первая группа была просто жуткая, решила Эмма, какие-то отстойные народные песенки – ее родители всегда слушали такие, когда к ним кто-нибудь приходил на обед, а потом все рассаживались кружком и притворялись, что не курят какую-нибудь дрянь. Следующей выступала мальчишеская группа
