– Мсье Лабрекю, – сказала Бриджет, – мсье Люк Лабрекю.
– Одну минуту.
Бриджет стучала ногой в ритм пальцам служащего, летающим по клавиатуре компьютера. Дана все еще куталась в свое пальто, словно сейчас январь, а Нью-Йорк – это Фэрбенкс. Вместе они походили на двух испорченных домохозяек, занимающихся какими-то темными делишками.
– Я позвоню ему, – наконец сказал консьерж.
Бриджет держала новую сумочку «Коба» в одной руке, другой взяла Дану под руку. Она надеялась, что та не догадается, что Бриджет задерживает дыхание, чтобы не показать своего волнения.
Служащий повернул голову и сказал два слова в трубку, затем еще.
Они ждали.
Он снова заговорил.
Потом консьерж вернулся и, чуть улыбаясь, сказал:
– Мистер Лабрекю через секунду спустится. Бар «Пьерр» закрывается в час, не могли бы вы подождать в холле?
– Бриджет.
Звук его голоса – звук его голоса, который снова зовет ее по имени, – вызвал слезы в ее глазах.
– Люк! – воскликнула она в ответ. С той осени, когда они виделись в последний раз, прошло несколько лет. Он был худым, постаревшим, но и сейчас – как тогда – она все еще видела в нем мальчика, который объезжал белых лошадей вместе с ее отцом, который сплел венок из цветов для нее в тот день, когда они поженились, который гордо держал их сына в тот день, когда он родился.
Люк.
Он всегда производил впечатление счастливого лучезарного мальчугана, который прекрасно мог бы обойтись и без инвалидной коляски.
Бриджет мельком заметила, как Дана побледнела. «Да, – подумала она, – я забыла сказать про коляску».
– Это моя подруга Дана Фултон.
Дана поздоровалась, а потом вежливо извинилась и перешла в другой конец холла с ложным окном, где села так, чтобы до нее не долетали звуки их разговора, потому что она была настоящим другом.
– Бриджет, – сказал Люк, подкатившись к ней. – Зачем ты пришла? Все в порядке? Уже так поздно.
Он был так близко от нее, его тепло, и его существо, и его тело, которое она когда-то так любила, что слезы никак не могли остановиться.
– Пойдем, – сказал он, – asseyez-vous.[29]
Бриджет пошла за ним как всегда. Люк привел ее к стулу, который стоял в плохо освещаемом углу. Она села.
Он коснулся ее руки.
– Mon dieu! Что случилось?
– Mon coeur,[30] – сказала Бриджет, касаясь своей груди. – Оно разбивается каждый раз, когда я вижу тебя. Je suis desole.[31]
Люк прильнул к ней, Бриджет прильнула к нему. Он обнял ее, она тихо заплакала.
– Ты прекрасно выглядишь, cherie. – Затем он отпрянул. – Но все же ты… печальна.
– Non, не печальна, – сказала она. – Я рада видеть тебя. Я всегда буду радоваться, видя тебя.
Он коснулся ее щеки.
– Я собирался позвонить тебе завтра, когда закончу здесь свои дела. Почему ты приехала сегодня?
– Нам надо поговорить, – сказала Бриджет. – Эйми не собирается возвращаться в школу во Францию. Я боюсь, что больше никогда не увижу тебя снова.
– Она говорила мне о своих планах, – сказал он, понижая голос. – Это к лучшему. Твой дом здесь, Бриджет. Он здесь уже много лет.
– Мой дом рядом с тобой, Люк.
– Non.
– Je t'aime,[32] – сказала она. Пальцем он коснулся своих губ.
– Non, – сказал Люк. – Ничего не выйдет. У меня теперь другая жизнь. Я люблю свою жену.
Бриджет снова настигло то чувство, которое она ощутила, когда умер Ален. Оно рождается в горле и похоже на мягкий маленький пузырь, «ком», как говорят, хотя на самом деле там ничего нет. Что бы это ни было, это снова оказалось у нее в горле и начало подвигаться к ее голове и к ее сердцу.
«Я люблю свою жену». Разве можно выразиться четче?
– Но… – сказала она, – но у меня рак.
Люк моргнул.
– Что?
