«Потом нужно будет написать Марцелле и сообщить, что я так ничего и не выяснила. Бедная девочка…» Валентина знала, что Никколо оставил младшую сестру на попечение какой-то цыганки, и много раз думала о том, что же толкнуло его на такой неподобающий поступок.
Войдя в гостиную, Эмили поставила на стол графин и стакан. На подносе высилась стопка писем.
— Это пришло за время вашего отсутствия, мадам, — объяснила служанка, неуклюже сделав книксен.
— Спасибо, я сейчас посмотрю.
Напившись с жадностью, Валентина протянула руку к письмам.
«Наконец-то!» — пронеслось в ее голове, когда она увидела такой знакомый почерк. Разорвав дрожащими пальцами конверт, она развернула письмо.
Сообщение было коротким и каким-то безличным, словно Людовико опасался, что прочесть его может кто-то посторонний.
Муж писал, что возвращается в Италию вместе с Никколо Вивиани. Заканчивалось письмо так:
Внезапно силы оставили Валентину, и она выронила письмо. Бумага медленно опустилась на пол. «Никколо еще жив. И Людовико жив».
В голове вертелись тысячи вопросов. Что так надолго задержало Людовико? Где он нашел Никколо? Почему она должна ехать в Ареццо? Может быть, Никколо болен или ранен?
Но девушка понимала, что из этих коротких строк ей ответа не получить.
— Эмили! — громко крикнула она. — Эмили, не распаковывай чемодан. Завтра мы уезжаем. Скажи кучеру, что мы едем в Тоскану.
Под дождем бухта выглядела серой и мрачной. Маленькая шхуна вошла в порт. Перед Никколо возвышались стены крепости, на которых виднелось множество солдат. В дороге итальянец выяснил, что османы сняли осаду крепости только в конце прошлого года и греки вместе со своими союзниками ожидали нового нападения. Стены ощетинились дулами пушек.
Войти в порт было нелегко, так как бухта часто засорялась песком и появлялись опасные мели. Еще с корабля Никколо заметил, что город окружает болото.
Вид этой мрачной крепости посреди мрачных хлябей не произвел на юношу особого впечатления. Он ожидал чего- то большего от центра греческой борьбы за свободу.
В порту было полно моряков, торговцев и обычных горожан, в этой толчее Вивиани не сразу удалось сориентироваться. Как и полагается, он попытался доложить местным чиновникам о своем приезде, но после короткой перепалки с явно уставшим таможенником пожалел о своем решении. Документы юноша все равно потерял и пришлось дать чиновнику взятку, потратив большую часть денег, одолженных ему Катей и Гристо. Впрочем, Никколо не беспокоился о том, как с этим жалким остатком сбережений будет добираться до Италии. После злоключений последних лет это казалось лишь мелкой неприятностью, которую легко преодолеть.
Затрм он принялся искать дом Байрона, расспрашивая прохожих по-гречески. Найти англичанина оказалось очень просто — казалось, каждый в этом городе знал лорда и само упоминание его имени вызывало в людях радость и одобрение.
Забросив на плечо мешок, в котором находились все его пожитки, Никколо, следуя указаниям, направился к большому дому прямо на берегу моря, состоявшему из нескольких построек. Эти постройки, видимо, возводили без предварительного плана: черепичные крыши были косыми, местами вверх выдавались какие-то башенки, и Никколо заметил даже пару колонн, поддерживавших навесы. В лагуне перед домом стояли рыбацкие суденышки без парусов на мачтах, на берегу вокруг костра грелись какие-то люди, прячась от дождя.
Большой странный дом в самом центре этой пропитанной дождем идиллии — Никколо сразу понял, почему Байрон решил поселиться именно здесь. Не обращая внимания на собравшихся людей, юноша подошел к первой попавшейся двери — понять, где главный вход, было невозможно. На его стук отреагировали не сразу. К радости Никколо, дверь открыл Флетчер. Слуга Байрона в изумлении уставился на итальянца. Глаза у него были красные.
— Это вы, господин Вивиани? — Неприятности прошедших лет, приключившиеся с Байроном, оставили свой след и на Флетчере. — Я вас едва узнал.
— Да, это я, — Никколо приветливо кивнул.
Слуга отер ладонью щеку «Да он же плачет!» — внезапно понял Никколо.
— Ты не хочешь сообщить твоему господину о том, что к нему пришел гость?
— Я… да, конечно. Но лорд Байрон тяжело болен. Не знаю, сможет ли он вас принять.
— Болен? — Сердце Никколо сжалось от мрачных предчувствий. — Чем?
— У него болезнь легких. Он очень слаб. Это все из-за погоды и этой ужасной местности. Тут так влажно и душно, совсем не то, что у нас на родине.
«Болезнь легких, как и у Китса».
— Я должен с ним увидеться, — настаивал Вивиани. — Это очень срочно. Пожалуйста, отведи меня к нему.
— Не знаю…
— Отведи меня к нему, — с нажимом сказал Никколо. Он явно не собирался мириться с возражениями.
Флетчер кивнул. Из его правого глаза выкатилась еще одна слеза, будто упоминание о болезни хозяина вновь разбередило ему душу. Шаркая, слуга побрел в дом, а Никколо направился следом. С каждым шагом беспокойство юноши росло.
Байрон лежал, опершись спиной о высокое изголовье кровати. Комната, где разместили больного, была большой, с широкими окнами, которые сейчас закрыли из-за дождя и занавесили темными шторами. В комнате горела пара ламп, но они лишь усиливали мрачное впечатление.
Английский лорд был без рубашки, укрытый одеялом. Плечи были обнажены, волосы пропитались потом, и Никколо заметил пару седых прядей. С тех пор, как он видел Байрона в последний раз, поэт сильно постарел.
Когда итальянец вошел в комнату, лорд с такой натугой поднял голову, что у Никколо сжалось сердце. На мгновение он подумал, что Байрон в бреду и не узнает его, но тут на губах поэта заиграла слабая улыбка.
— Никколо.
Махнув рукой, Байрон приказал Флетчеру оставить их одних. Никколо бросился к кровати и, опустив мешок на пол, присел рядом с лордом. В нос ему ударил резкий неприятный запах, запах болезни и смерти. «И еще какой-то запах, острый и горьковатый».
— Как ты попал сюда?
Голос Байрона был слаб, как и его движения, но Никколо все равно видел в лорде того самого англичанина, который так очаровал его в Женеве.
— На корабле. Я искал тебя.
— Зачем? Ты тоже хочешь освободить греков от ига тирании? Весьма бессмысленное предприятие. Большинство из
них всего лишь пастухи, которым миска с чечевицей важнее свободы.
— Нет, — Никколо покачал головой. — Послушай, я приехал тебя предупредить. Существует заговор, цель которого — уничтожить всех нас. Нападение на виллу Диодати не было случайностью. С той ночи меня преследуют.
— Что ж, ко мне они опоздают, — хмыкнул Байрон.
— Не говори так, Альбе. Ты вновь поправишься, и тогда…
— Нет. Когда я только ступил на греческие земли, я уже тогда знал, что умру здесь. Я надеялся, что это произойдет в бою за свободу, что я перед смертью с презрением взгляну на угнетателей… Но этому не
