думала о мести мужу, но она безотчетно искала нежности и любви, которой не нашла в нем. Она созрела для попытки вырваться из духовной тюрьмы, в которую ее заключил Джон Уэст.
Случай представился зимой 1917 года. Джон Уэст пришел к выводу, что теперь, когда дети подросли, дом стал тесен, и решил пристроить новое крыло с несколькими спальнями, музыкальной комнатой, бильярдной и помещением для прислуги.
В последнее время Нелли нашла для себя спасение в кино — в мелодраматических приключениях и картинах романтической любви. Герой каждого фильма был ее героем, каждый любовник на экране — ее любовником; но сильнее всех ее воображение поразил знаменитый герой первых ковбойских кинокартин, американский актер Уильям Харт. Он стал предметом ее любовных мечтаний — ее храбрым и нежным рыцарем.
Когда подрядчик прислал рабочих, принесших с собой скрежет пил и лопат, стук молотков, запах опилок и известки, Нелли, невольно вздрогнув от удивления, вдруг заметила, что десятник — вылитый её герой. Он даже и одет был точь-в-точь, как тот: широкополая шляпа с плоской тульей, свободная клетчатая рубашка, широкий кожаный пояс и аккуратные черные сапоги! Так, благодаря случайному совпадению, настоящая жизнь слилась с выдуманной, и Нелли Уэст потеряла голову.
Увидев десятника в первый раз, Нелли подумала, что ей, вероятно, все это чудится, но потом услышала, как рабочие называли его Уильямом. Нелли узнала его имя — Билл Эванс. Постепенно у нее вошло в привычку стоять в кухне у окна и наблюдать, как он проворно и ловко работает или отдает дружеским, но твердым тоном приказания рабочим. Вскоре она поняла, что мечтает уже не о герое кинофильмов, а об этом высоком светловолосом человеке, которого ее муж нанял класть кирпичи.
Сначала это открытие ее встревожило. Она даже собиралась рассказать о нем священнику на исповеди, но не смогла принудить себя к этому. Потом она уже начала мечтать о том, как Билл Эванс станет ее любовником. Нелли пользовалась каждым удобным случаем, чтобы заговорить с ним. Джон Уэст хотел прослыть хорошим хозяином, поэтому велел Нелли следить за тем, чтобы рабочих по утрам и вечерам поили чаем, а среди дня кормили обедом. Три раза в день несколько человек приходили в кухню с жестяными котелками; за едой для каменщиков иногда заходил и Билл Эванс.
Мало-помалу Нелли стала осуществлять свои мечты; она то бросала на Билла многозначительные взгляды, то обращалась к нему со словами, отнюдь не соответствующими разнице их положений, и постепенно Эвансу стало ясно, что он ей нравится.
Вскоре она совсем потеряла голову и, словно молоденькая влюбленная девушка, перестала заботиться о том, что о ней подумают. Слуги начали кое-что замечать, пошли толки, а рабочие принялись поддразнивать Билла.
Сначала его смущали авансы, которые делала ему Нелли, потом начали забавлять и наконец заинтересовали. Но когда наступила весна, его стало тяготить ее увлечение. Эванс был изрядным ловеласом и, как все люди такого склада, отличался тщеславием и гордился своим успехом у женщин. Он не случайно одевался под Уильяма Харта: он делал это с тех пор, как обнаружил свое сходство с лихим ковбоем. Эванс принадлежал к той редкой породе мужчин, которые умеют одновременно быть и волокитами и хорошими мужьями: временами он погуливал, но тщательно заботился, чтобы какое-нибудь случайное увлечение не разрушило его семейную жизнь. Ему было уже за тридцать, он был женат и по-своему счастлив с женою. Ему нравились женщины со смазливыми мордочками и пышными формами, но на этот раз дело обстояло не так просто: его жена вот-вот должна была родить второго ребенка.
Так или иначе, а крутить любовь с супругой Джона Уэста было слишком рискованно; наверное, сам Уильям Харт не пошел бы на это. Билл Эванс решил, что на этот раз, в виде исключения, не следует пользоваться представившейся возможностью, и все-таки, как мужчина, он не мог не признать, что Нелли — лакомый кусочек. У нее четверо детей, однако она не уступит другим женщинам, хотя бы те были моложе ее лет на десять и не рожали ни разу. Сколько ей может быть лет? Наверное, под сорок. Не меньше. И все же она лакомый кусочек!
Однажды утром, когда Эванс, ловко орудуя лопаткой, клал кирпичи, он увидел Нелли, которая вышла из кухни с черного хода. Да, ничего не скажешь, хороша — выхоленная, нарядная, из тех, с которыми надо обращаться осторожно и ласково, шептать им на ушко всякие нежности, и тогда они тают в твоих объятиях. Ах, черт, она идет сюда!
Он сделал вид, будто поглощен работой, но отлично видел перед собой развевающееся белое платье и ощущал близость ее надушенного тела.
— Будьте добры, мистер Эванс, одолжите мне спички. Я хочу зажечь кипятильник.
— Гм… пожалуйста. — Голос его стал хриплым и словно чужим.
— Спасибо. Какое чудесное утро, правда? Я обожаю весну. Чувствуешь в себе такую бодрость.
Он знал, что каменщики, работавшие поблизости, следят за ними и прислушиваются.
— Гм… да, — запинаясь, произнес он.
Продолжая работать, он украдкой смотрел ей вслед. Она вошла в один из флигелей и через минуту вышла. Опять идет сюда!
Билл почувствовал, что она стоит возле него, и обернулся. Нелли протянула правую руку — на ладони ее лежала спичечная коробка. Билл бросил лопатку на землю, и Нелли осторожно вложила коробок в его руку.
— Спасибо, мистер Эванс, — сказала она слабым и дрожащим голосом. Потом повернулась и быстро пошла к дому.
Что такое? В коробке записка! «Приходите за чаем сами — приходите раньше остальных. Ваша Нелли». Боже милостивый!
Через полчаса Нелли стояла в кухне у окна и смотрела во двор. Она вся дрожала, а в голове ее вертелась одна мысль: он должен прийти, он должен понять и прийти. Если он понял, то должен явиться сейчас — остается лишь десять минут до прихода всех остальных.
В кухню вошла кухарка, толстая румяная женщина.
— Давайте-ка я приготовлю чай, миссис Уэст.
— Не беспокойтесь. Я сама. Кончайте свое дело в кладовой.
— Какое же беспокойство, мэдэм!
— Я сказала, что сама управлюсь, Мэри. Делайте, что вам сказано.
Кухарка опешила от резкого тона хозяйки. — Хорошо, мэдэм, я только думала…
— Делайте, что вам велят.
Кухарка вышла, прикрыв за собой дверь. Нелли увидела в окно Билла Эванса — он появился из-за угла окруженной лесами постройки. В руках у него был большой жестяной котелок. Он шел, то и дело оглядываясь по сторонам.
Нелли отошла от окна и, прислонившись к столу, устремила взгляд на дверь. Казалось, кровь в ее жилах стала горячее и заструилась быстрей от нахлынувшей на нее неудержимой и никогда еще не изведанной страсти.
Послышались шаги, потом стук в дверь.
— Войдите, — сказала она свистящим шепотом, и в дверях появилась фигура Билла, темным силуэтом выделявшаяся в ярком солнечном свете.
Он прищурился, силясь разглядеть Нелли в полутемной кухне.
— Я знала, что вы придете, — сказала она, тяжело дыша и откинувшись назад, так что ее каштановые волосы отлетели со лба.
— Ну что вы стоите? — проговорила она тихим зовущим голосом.
Билл открыл рот, но ничего не сказал, потом вдруг поставил котелок на пол и, сделав два шага, очутился возле нее. Руки его сомкнулись на ее талии, губы жадно впились в ее губы, а она обвила руками его шею, нечаянно сбив при этом с него шляпу. Они чуть не задохнулись в неистовом поцелуе и оторвались друг от друга, чтобы перевести дух. Нелли провела пальцами по его светлым волосам.
— Я вас люблю! Что я могу поделать — я люблю вас.
Он схватил ее за плечи и поглядел ей в глаза. В нем тоже пробудилась страсть, но ему было неловко и немного стыдно. Внезапно он отодвинулся от нее, поднял с полу шляпу и котелок для чая и хрипло сказал: — Что мы делаем? Давайте, я лучше налью чаю.
Нелли раскраснелась, волосы ее растрепались, из пучка на затылке выбились пряди. Она взяла
