люди.
— Тогда идем в Сантандер, это ближе. Идем к испанцам.
— Хоть к туркам! Главное — мы сами себе хозяева.
— Ты кругом прав, Якоб. Именно этого чувства я не испытал со времени наших приключений в Карибском море.
— А этот хмурый парень, Гримо, сошел на берег и не вернулся, — бодро добавил капитан, попыхивая своей трубкой.
— Э-э…
— Что такое?
— Я… э-э…
— Тысяча чертей и норд-вест в придачу! Да в чем дело?!
— Я только хотел сказать, что твой будущий убийца находится за твоей спиной, но…
— Где?! — взревел капитан, резко оборачиваясь и, видимо, готовясь к рукопашной.
— …но, кажется, он вовсе не собирается покуситься на твою жизнь, судя по его мирной физиономии, — закончил г-н Эвелин. — Клянусь золотыми дукатами, зарытыми мной в северной части острова Тортуга семь лет тому назад, этот парень хочет о чем-то с нами поговорить.
В самом деле, Гримо приблизился к обоим морякам с явным намерением вступить в разговор.
— Доброе утро, парень, — добродушно сказал г-н Эвелин.
Гримо поклонился.
— Домой? — спросил он, обводя рукой морской горизонт.
— Ты прав, любезный, домой. Но только вот дома у нас с тобой разные, хмуро отвечал капитан Ван Вейде.
— Господин д'Артаньян вернулся? — спросил туго соображавший со сна Гримо.
— А откуда он, по-твоему, мог вернуться? Из тюрьмы?! — спросил г-н Эвелин.
— Его освободили, — сообщил Гримо. — Затем он задумался на минуту и уточнил:
— Должны были.
— Рад это слышать, парень, — отвечал капитан, оправившийся от своей минутной слабости. — Но нам об этом ничего не известно.
— Тогда — назад! — сказал Гримо, делая красноречивый жест.
— Полегче, парень! Здесь я капитан, — недобро отвечал Ван Вейде.
— Надо — назад! — упрямо повторил Гримо, делая шаг к штурвалу.
— Эй, молодцы! — крикнул капитан двум матросам, хлопотавшим неподалеку. — Оставьте на время снасти и отведите этого человека в трюм. Пусть он посидит там пока и не путается под ногами!
Упирающегося Гримо утащили в трюм, но для этого понадобилось позвать третьего матроса.
— Так будет лучше, — удовлетворенно сказал капитан. — Идем в Сантандер.
Глава пятнадцатая
Осада закончилась
Столь поспешное появление коменданта Ла-Рошели на площади, где собирались казнить д'Артаньяна, объясняется чрезвычайно просто. Лишь одно обстоятельство заставило г-на коменданта отменить казнь — исчезновение фелуки «Морская звезда» из гавани Ла-Рошели. Отправившийся в гавань Джейкобсон не обнаружил ее на месте и спешно прибыл к коменданту с этим известием.
Комендант мигом сообразил, что единственный путь спасения из Ла-Рошели теперь потерян. Ему не нужно было обладать большой фантазией, чтобы представить себе, как отнесутся к нему победители, заняв город и обнаружив, что он, комендант, повесил лейтенанта мушкетеров короля, уже отдав приказ о капитуляции, фактически прекращающей военные действия. Поэтому комендант так спешил остановить казнь.
К счастью для д'Артаньяна, комендант действительно сохранил значительно больше сил, чем его подчиненные.
Он успел.
Итак, Ла-Рошель пала. То, что было начато в марте 1621 года, когда гугеноты восстали против короля, было завершено семь лет спустя в этом же городе. С восстанием было покончено. Королевская армия под Ла-Рошелью сполна рассчиталась за неудачи под Монтобаном и Монпелье. Это было тем более приятно для кардинала, поскольку все предыдущие неудачи в борьбе с гугенотами выпали на долю короля, тогда как победу все связывали в первую очередь с именем Ришелье.
Была подписана капитуляция.
28 октября 1628 года город сдался на милость победителей. Король даровал свободный пропуск храброму гарнизону. Когда защитники города показались из ворот, королевские войска не хотели верить своим глазам: перед ними прошла горсть людей.
Их было сто пятьдесят четыре человека, из них девяносто англичан. Офицеры шагали со шпагами на боку, солдаты — с тростями в руках, на которые они опирались, чтобы не упасть от слабости. Все исхудавшие, с ввалившимися глазами. Это было все, что осталось от гарнизона.
В День Всех Святых состоялся торжественный въезд короля и кардинала в город. Комендант, облаченный в лучшее служебное одеяние, первым встречал его высокопреосвященство, однако их беседа получилась весьма непродолжительной, во всяком случае не такой, на какую рассчитывал г-н комендант.
Людовик XIII ехал в сопровождении своих мушкетеров. Из нестройных рядов горожан, толпившихся по обеим сторонам, навстречу кортежу вышел худой, небритый человек с несколько осунувшимся лицом, но весело горящими глазами.
— Вас ли я вижу, дорогой друг?! — раздался зычный бас из голубых рядов мушкетеров, сверкающих на солнце серебристыми крестами, вышитыми на их плащах.
Это великан Портос узнал д'Артаньяна.
Вслед за этим послышались еще два восклицания. Атос и Арамис, нарушив стройность рядов, повернули своих коней к вновь обретенному другу.
— Подведите коня господину д'Артаньяну! — раздался голос де Тревиля.
Серый жеребец был подхвачен под уздцы и немедленно предоставлен в распоряжение лейтенанта мушкетеров.
Д'Артаньян забыл про усталость. Он сел на коня и присоединился к друзьям.
— Что там такое? — спросил король, поворачиваясь к кардиналу.
— Это мушкетеры вашего величества приветствуют своего лейтенанта, которого уже никто и не думал увидеть живым, — отвечал кардинал.
— Лейтенанта? Постойте, постойте… Напомните-ка мне его имя, Тревиль, — сказал Людовик.
— Шевалье д'Артаньян, ваше величество, — учтиво отвечал подъехавший к королю в нужный момент г-н де Тревиль.
— Ах, ну конечно! Все тот же храбрец из Гаскони, — весело рассмеялся король. — Ну, этот так просто не пропадет! Не правда ли, господин кардинал?
— Совершенная правда, ваше величество, — отвечал Ришелье. — У вашего величества прекрасная гвардия, а лейтенант ее — под стать ее капитану.
Король милостиво обошелся с жителями побежденной Ла-Рошели. Им была дарована свобода вероисповедания и оставлена их собственность. Однако они лишились своих привилегий, сухопутные укрепления их были срыты, церкви и все принадлежащие им угодья возвращены католическому духовенству. Нантский эдикт остался во всей своей силе, за исключением, однако, того, что давало гугенотам возможность образовать свое государство в государстве: они лишились неприкосновенности своих городов.
После окончания церемонии д'Артаньян поспешил к своим друзьям.
— Наконец-то я вижу вас наяву, а не в своих грезах, которым я предавался, ожидая повешения,
