Потрясенный велосипедист не скоро вспомнил, что о подобном явлении 'ложного солнца', так называемом 'гало', возникающем как результат преломления солнечных лучей в атмосфере, он когда-то читал.
ГЛАВА 2 . ШКОЛА ВЫДЕРЖКИ
В ОДНОЙ из печорских проток Глебу попался полуразрушенный лесопильный заводик. Впереди искрилось застывшее море, а справа — бескрайняя скатерть Болшееземельской тундры. Через нее-то и рассчитывал пробиться велосипедист к Югорскому шару. Хорошо бы приспособить машину к движению по рыхлому снегу. Задержавшись на лесопилке, он занялся переоборудованием велосипеда.
Главное в придуманной им конструкции — так называемые 'коньки-лыжи'. Переднее колесо велосипеда он поставил прямо на лыжу, которую прикрепил на вилке. Заднее — ведущее — имело пару лыж. Они располагались с боков, по обе стороны колеса и чуть выше шины, упиравшейся благодаря этому в снег. Для того, чтобы лыжи шли и по льду, Глеб вбил в полозья лезвия, приспособив для этой цели куски старых поперечных пил.
Теоретически все казалось правильным. Конструктор считал, что сможет ехать даже под парусом. И в самом деле, на льду это довольно громоздкое сооружение — 'велосани', говоря по аналогии с аэросанями, пошло довольно хорошо. Но на берег не выйдешь: как рыхлый снег, так ведущее заднее колесо прокручивается, буксует. Очевидно, его сцепление со снегом перекрывается торможением лыж. Изобретение оказалось неудачным. Жаль потерянного времени…
Шел февраль, день прибывал, можно учитывать кое-какие видимые ориентиры. На морской карте их наставлено немало: приметные скалы, мысы, возвышенности, становища, часовни и даже кресты. Тот, кто ставил их над могилами товарищей, даже и в таком случае проявлял заботу и о живых: если встать лицом к надписи на кресте, то перед тобой будет восток, позади — запад, а концы перекладины направят соответственно на север и юг.
Возле берегов — россыпь мелких островов и скал, тянущиеся в море мысы. Но первые же десятки километров показали, что определяться по островкам очень трудно. То они засыпаны снегом, то сливались с грядами торосов или с прибрежной тундрой. Отсчитывая километраж по циклометру, Глеб кружил по извилистому берегу от ориентира к ориентиру, сверяясь с картой. На компас глядел не часто. Его роль отлично выполняет путевой флажок на руле. Он всегда натянут ветром и имеет определенный угол к движению велосипеда. Остается мимоходом следить за этим углом. Но самое трудное, настоящая беда — это рыхлый снег. В низинах можно утонуть. Движение исключительно медленное, в иные дни по десять- пятнадцать километров. Неважно и с питанием. Промышлять тюленей он еще не научился, а запас галет и масла, взятый в Усть-Цильме, кончался.
На мысу, расположенном против острова Песякова, узкого и длинного, вытянувшегося параллельно берегу, Глеб встретил становище ненцев (печать — 'Большеземельский кочевой самоедский совет').
Велосипедиста окружили люди, одетые в просторные меховые одежды, с румяными смуглыми лицами. Председатель совета на ломаном русском языке объяснял, что такую же машину он видел в прошлом году в Архангельске, куда ездил на большое собрание… Он даже попробовал взобраться на велосипед, чтобы пояснить сородичам принцип движения на нем, но не удержался, вызвав своим падением дружный смех.
Глеб немало прочел о Севере, о его народах, несчастных-де уже по той причине, что живут в Арктике. А перед ним были веселые, жизнерадостные люди, одетые в самобытное красивое и удобное платье, трудолюбивые и гостеприимные.
После ужина и рассказов о Большой земле спортсмен стал держать совет, как лучше пройти на Югорский шар.
Председатель, внимательно разглядывавший его карту, ткнул пальцем в остров Долгий.
На северной трассе
– Через него иди, морем. Держись дальше от берега, там лед ровнее и снега меньше. Рыбы тебе дадим.
Так и решили. Глеб спустился на лед. Но опыта движения по полярному льду у него еще нет. Снежные заструги и торосы, мокрая наледь — 'рассол', трещины — все это преодолевалось с очень большой затратой сил.
Вечерний отдых теперь поистине заслуженный. У Глеба с собой палатка-восьмиклинка, сшитая из двойной бязи. Основанием для нее служит велосипед. Поставит спортсмен свою верную машину по направлению движения, колеса зароет в снег, а на седле укрепит насос. Получалась мачта, на которой растягивалась вкруговую палатка. Засунет в один торбаз обе ноги, другой под бок, под голову — куртку. И, не снимая мехового комбинезона, вытягивается вдоль велосипеда. Иногда даже свечу зажжет. Светло и тепло. Растяжимо понятие о комфорте…
Но недаром говорят: хорошо то, что хорошо кончается. Как-то проснувшись, путешественник обнаружил, что не может пошевельнуться в своей постели: примерз ко льду, да еще спиной. Ночью, по- видимому, где-то рядом образовалась трещина. Выступившая морская вода намочила одежду, которая, застыв, превратилась в ледяной склеп.
Втянув руки из широких рукавов под куртку, Травин с трудом добрался до закрепленного на поясе ножа и, двигая одной лишь кистью, начал методично обивать себя массивной ручкой. Освободив рукава, принялся работать уже лезвием, окалывая лед вокруг туловища…
Наконец, смог сесть — на спине, как ранец, повис кусок выколотого льда. Оставалось выручить ноги, вернее торбоза. Поспешил ли он или сказалось утомление, только последнюю операцию провел менее аккуратно. Когда поднялся, лед оказался усыпанным шерстью и даже клочками кожи.
О сне уже не приходилось думать: страх обморозить ноги гнал на восток, к жилью. Но ориентироваться в открытом море, когда береговая линия тонула то в тумане, то в предвечерней мгле — дело сложное.
Иногда Глебу казалось, что он уже не в море, а в тундре. Для того, чтобы разобраться, приходилось разгребать снег до самого льда. Туго пришлось ему в эти дни. Выручил случайный нартовый след. Следы попадались и раньше, но спортсмен уже познакомился с обычаем ненцев — в каждую поездку прокладывать новый путь. Такая колея могла увести за сотню километров и в любой момент оборваться. Но сейчас он решил попробовать, тем более что след совпадал со взятым им направлением. Глеб шел более суток, пока не увидел остров, а на нем — дымок. Обострившийся слух перехватил собачий лай. Это был остров Долгий.
Неожиданный приход и необычный вид длинноволосого человека с 'железным оленем' напугал хозяев чума — ненцев. 'Келе-дух!' — решили они. В самом деле, блестящий изогнутый руль с трехцветным фонарем чем не рога неземного творения?
'Дух' между тем быстро разулся и принялся стаскивать комбинезон. Вытертый и смерзшийся, с многочисленными дырками, он словно прирос к нижней одежде. Раздевшись догола, Глеб выскочил на улицу и стал торопливо растирать тело, лицо и особенно ожесточенно — большие пальцы ног. Они совсем белы. Он их тер, мял, толкал в снег… Вот они загорелись, заныли, но самые кончики оставались по-прежнему нечувствительными.
Рассмотрев сброшенные незнакомцем, прохудившиеся торбаза и потертый пыжиковый комбинезон, старик, по-видимому, глава рода, покачал головой: ему стало ясно, что 'дух' — это занесенный к ним каким- то несчастным случаем путник. Он бросил в темный угол чума, где затаились остальные члены семьи, короткую повелительную фразу — и вскоре пожилая женщина поставила перед Травиным поношенные, но еще прочные торбаза.
