беспокойся.
Антор заглянул в странные глаза женщины — и немедленно провалился в сон.
Миу пододвинула к себе кифейник, покрытый затейливой вязью и полный до краёв свежесваренного напитка. Неплотно прилегающая крышечка сосуда тихонько позвякивала, подпрыгивала, выпуская на свободу вкусный пар.
Она подумала о том, что, наверное, и домина Нелия точно так же любила сидеть в этой беседке, слушать шум дождя и пить киф.
Лисий Зуб она купила через подставных лиц, почти сразу после смерти Нелии. Островок стоил дорого, но в ту пору она не была стеснена в средствах: Институт исправно снабжал её золотом. Сейчас они начали ерепениться и требовать какой-то отчётности. Очередная бюрократическая глупость или нечто худшее? Посмотрим, что будет дальше. Если КОМКОН всё же пойдёт на скандал… впрочем, нет, не должен. Тем не менее, надо держать ухо востро: в один далеко не прекрасный день её могут под каким-нибудь предлогом лишить средств. Как жаль, что у неё нет синтезатора. Смешно: переброска каждой монетки по нуль-Т стоит, вообще говоря, целого состояния. Зато начальство думает, что она у него на крючке. А зря: за эти годы она уже успела сколотить себе кое-какой капитал, о котором ни Институт, ни КОМКОН даже не подозревают. Теперь ещё надо вступить в Сословие: она владеет землёй и готова нести ответственность. Звание домины даёт привелегии, которыми можно при случае умело воспользоваться…
Она привстала, чтобы дотянуться носиком кифейника до белой фарфоровой чашечки. Саксонский фарфор охотно принял в себя тёмную струйку.
Запах кифа распространился в воздухе, и Миу закрыла глаза от удовольствия. Всё-таки половина прелести этого напитка — его аромат… Жаль, что на этой планете нет аналога чая. Не завезти ли сюда чайные кусты? Аборигены падки до новшеств. Во всяком случае, крепкие спиртные напитки распространились по планете всего за пару лет. Интересно, что основными потребителями рома стали именно моряки. Можно ли это считать примером изоморфизма гуманоидных культур? Надо будет дополнить этот раздел… Впрочем, нет, рановато. Ещё несколько экспериментов, ещё несколько замеров. Спешить не следует. Хорошие работы по сравнительной антропологии пишутся долго.
Тихий гудок вызова отвлёк её от размышлений. Она закрыла глаза и переключила зрительный нерв на внешний канал.
Перед ней появилась маленькая пыльная каморка, заваленная книгами. В продавленном, рыжем от времени кресле сидел человечек в сером костюме.
— Добрый день, профессор, — вежливо поздоровалась Миу.
— Майя, ты невыносима. Я же просил: зови меня просто Айки.
Женщина вздохнула.
— Извините, профессор, но я вынуждена освежить вашу память. Наши отношения построены на do ut des. «Даю, чтобы ты дал». Я готова время от времени давать вам то, что вам нравится — в обмен на то, что мне нужно. Но и то, и другое имеет конечный объём, как и любые услуги. Я готова называть вас «Айки». Или зайчиком, или пупсиком, или маленькой серенькой крыской. Это обойдётся вам в один минет за каждое слово из этой серии. Либо же я называю вас «профессор Бромберг» и вы получаете своё сладенькое. Если, конечно, заслужите.
— Я думал, ты меня немножко любишь, — надулся профессор.
— Скажем так: вы — наименее отвратительный персонаж из всех прочих. В вас хотя бы осталось что-то человеческое… Поэтому я говорю с вами как с человеком, а не как с сексуально озабоченным старикашкой.
— Умеешь льстить, — проворчал собеседник. — Хотя и хамишь. Du hast grosse Maul, как выражается твой дружок Сикорски.
— Минус один минет за «дружка».
— Извини. Беру свои слова назад.
— Извинения условно приняты. А что такое «grosse Maul»?
Бромберг похабно ухмыльнулся.
— «Хлебалище великовато». То есть в смысле — звиздишь много. Такая идиома. Ладно, хватит прикладной филологии. Я достал тебе ту гадость, о которой ты просила. Что мне за это полагается, а?
— Это и в самом деле оно?
Профессор протянул руку и взял с книжной полки красно-белый цилиндрик.
— Одноразовый микрошприц. Вводить препарат можно в любое место. Удобнее всего в плечико… ах, эти твои сладкие плечики… ладно, проехали. Антидот — в белом конце. Вводится так же. Учти, это надо сделать максимум через три часа, потом будет поздно. Но лучше раньше. Вообще-то это, конечно, большая гадость. Мне это сделал один мой ученик, химик. Хороший мальчик.
— Ученик? Бедняжечка. Он, небось, натурал, — протянула Майя.
Бромберг захихикал в кулачок. В такие моменты профессор чем-то напоминал Майе большого богомола разновидности bolivaria brachyptera.
— Отлично. В таком случае я хотела бы это получить. Я настроила вход нуль-Т-портала. Насколько я понимаю, у вас есть незарегистрированный нуль-канал?
Профессор рассеянно крутил цилиндрик в пальцах.
— Послушай, Майя. Это всё-таки очень рискованно. Сикорски не дурак, его так просто не разведёшь. К тому же у него сейчас очень шаткое положение. У меня есть люди в КОМКОНе, и они говорят, что Руди сейчас в большом пролёте. Ещё один провал, и его отправят оперативником на какую-нибудь гиблую планету. На Гиганду, скажем, или на Саракш… Операция на Арбинаде — это его последний козырь в рукаве, который он сможет предъявить в случае чего. Козырёк, правда, слабенький, но других успехов у него сейчас нет.
— В таком случае, скандал с нашим участием ему тем более не нужен. Он отдаст этот козырь, чтобы ещё немножко посидеть в мягком кресле. Присылайте препарат. Или вы испугались? Лучше скажите мне это. Прямо сейчас. Мне тоже не хочется травить себя понапрасну.
Бромберг продолжал крутить цилиндрик.
— Я воюю с КОМКОНом дольше, чем ты прожила на свете, девочка, и каждый раз до смерти пугаюсь… Но будь спокойна, такого случая насыпать им соли на хвост я не упущу. Не в этом дело. Возможно, это прозвучит пошло, но я опасаюсь за твою карьеру. Институт — та ещё клоака. После такого скандала они тебя съедят живьём.
— Возможно. Но у меня нет других вариантов. Вы мне дадите препарат или нет?
— Дам. Твои нуль-координаты те же?
— Те же. Не тяните.
Профессор красивым жестом подбросил цилиндрик в воздух, и тот исчез.
Через мгновение Майя услышала звон.
Она отключилась, и увидела перед собой разбитую чашечку. В луже разлившегося кифа лежал красно-белый металлический цилиндрик.
Майя снова переключилась на внешнее изображение.
— Вы мне чашку разбили, — пожаловалась она. — Саксонский фарфор, восемнадцатый век. Единственная ценная земная вещь, которая у меня была.
— Посуда бьётся — к счастью… — рассеянно заметил Бромберг. — Вот что, — наконец, решился он. — Если тебя всё-таки выпрут из института, я возьму тебя к себе. Можешь передать это Сикорски, когда он потребует тебя к ноге.
— Что-то мне кажется, что это случится очень скоро. Я жду вызова на станцию со дня на день, потому и спешу. А насчёт научного руководства… Очень благородно с вашей стороны. Только учтите: даже если я соглашусь, это не означает, что я буду проводить ночи в вашей постели.
— Перестань. Я на это и не рассчитывал. Но вообще-то, ты слишком бережёшь свои прелести. Небось, на Арбинаде ты куда любвеобильнее.
— А как ещё, если на Земле это единственный способ делать карьеру? Do ut des.
— Не забывай иногда dare.
