— Да… если так можно выразиться, — машинально ответил академик, всё ещё пытаясь собраться с мыслями.
— Ну вот и славно. Теперь давайте займёмся делами… — существо сгустилось, изнутри озарившись блескучим рыбьим перламутром.
— Нет, так не пойдёт, — решительно прервал разговор Сабельзон. — Сначала представьтесь. Кто вы, собственно?
— Кто я? — существо сделало что-то такое, что Лев Владиленович понял как пожатие плечами. — Вы что, совсем ничего не помните?
— Нет, — сказал Сабельзон, и тут же осознал странную вещь: бестелесный собеседник кажется ему знакомым, и более того — успевшим порядком надоесть.
— Вот-вот, — несколько обиженно прогундосило существо. — Каждый раз одно и то же. Я занимаюсь вами с палеозоя, и каждый раз такая сцена. В позапрошлый раз вы мне ещё истерику закатили, — пожаловалось оно.
— Значит, были причины, — автоматически отбил наезд академик.
— Ну, причины были, — не стало спорить существо, добавив к свечению розовенького. — Умереть родами, зная, что ребёнка некому выходить… Не надо было рожать от зуава.
— Э-э-э… это когда было? — ошеломлённый академик среагировал на слово «рожать».
— В пятьдесят шестом. Тысяча восемьсот, — без энтузиазма отозвалось существо. — Извините, у меня тут проблемка… Вы пока подождите, хорошо? Только не пытайтесь бежать куда-нибудь. Во-первых, некуда, во-вторых, незачем. И в-третьих, нечем. То есть перемещаться тут можно, вы просто не умеете. Вы всеми силами сопротивляетесь духовному развитию, предпочитая тренировать интеллект. Ладно, об этом в следующий раз поговорим, — заторопился собеседник. — У меня свежий клиент, только что с физического плана. Сейчас приму душу, переправлю куда следует, и мы с вами продолжим…
Собеседник исчез. Не осталось вообще ничего, кроме абстрактного серого свечения вокруг.
Академик занялся тем, с чего начинал в любой новой ситуации: задумался.
Во-первых, следовало признать неприятный факт: похоже, он умер. На это указывало решительно всё, начиная с эпизода у компьютера и кончая его нынешним состоянием. Например, он не чувствовал своего тела. Все попытки посмотреть себе на руки или под ноги оканчивались ничем. Академик ощущал себя чем-то вроде светящейся точки, в которой было сконцентрировано его сознание. Впрочем, ощущение было знакомым: примерно так же он себя чувствовал в те моменты, когда решал какую-то сложную проблему.
Скорее всего, смерть наступила в момент чтения статьи Пейтлина. Он разозлился, поднялось давление, лопнул какой-нибудь сосудик в голове. Льва Владиленовича несколько покоробило то, что его смерть — событие, что ни говори, важное — оказалась до такой степени банальной. С другой стороны, отсутствие предсмертных мучений его не огорчило. Во всяком случае, решил он, с этим малоприятным делом ему удалось управиться быстро и аккуратно. Сабельзон начал было прикидывать, кому следовало бы поручить похоронные хлопоты, и тут же себя одёрнул: сейчас следовало выкинуть из головы земные дела и позаботиться о ближайшем будущем.
Далее: как он только что убедился, за смертью следовало что-то ещё. Академик никогда не испытывал личного интереса к религиозным темам: он был человеком старой закалки. Тем не менее, все известные ему перспективы посмертия предполагали что-то вроде суда над покойником — ну или, как минимум, разбор полётов. Этот вопрос он решил провентилировать сразу по возвращению собеседника.
Что касается светящегося существа, академик постарался проанализировать свои ощущения. В самом деле, оно казалось ему знакомым, надоевшим, но, увы, имеющим над ним какую-то власть. Сосредоточившись на этих ощущениях, академик осознал, что представляет существо как нечто среднее между нянькой, начальником и контролёром в общественном транспорте. Потом из памяти выплыло слово «куратор», и всё встало на свои места.
К сожалению, помимо этого, академик не смог вытянуть из своего подсознания ничего полезного. Похоже, — с поздним раскаянием понял он, — пренебрежение духовным развитием и в самом деле нежелательно. Во всяком случае, для покойника.
В положении покойника, с некоторым удивлением констатировал академик, имеются и свои плюсы. Например, отсутствие неприятных ощущений, как телесных, так и душевных. Он не ощущал ни ужаса, ни горя, ни даже острой тоски о покинутой жизни. Зато мыслить в развоплощённом состоянии оказалось на диво комфортно. Пребывать в пустоте, не отвлекаясь на всякую ерунду… если бы сюда ещё приличную библиотеку, или хотя бы тот же интернет, это, наверное, как-то можно сделать… Ещё бы, пожалуй, не помешало кресло. Ему почему-то очень захотелось присесть, и только сознание того, что сидеть ему не на чем и нечем, останавливало его от попытки плюхнуться прямо на то серое нечто, которое тут простиралось во все стороны.
— Но-но, не увлекайтесь, — добродушно прогундосило существо, непонятно как оказавшееся на прежнем месте.
— Чем? — не понял академик, отвлекаясь от размышлений.
— Насчёт кресла и интернета. У нас тут всё-таки не изба-читальня. То есть изба-читальня, конечно, у нас тоже есть, это в высших слоях, где доступен Астральный Свет. Вам туда пропуска не выписано. И, как я уже предупреждал, не выпишут, пока вы не встанете на путь духовного развития…
— …исправления, — машинально продолжил мысль Лев Владиленович, и только тут понял, что не говорит, а думает.
— Ну конечно, думаете, — существо недовольно потускнело. — У вас же нет тела. Вы представляете собой так называемое чистое сознание. Насчёт чистоты — это, конечно, преувеличение, — добавило оно не без ехидства.
— Сам-то… — подумал академик, и опять поймал себя на том, что высказывается как бы вслух.
Бестелесное существо, однако, не обиделось.
— Да, у меня есть кармические загрязнения, — признало оно. — Так что ещё пару кальп мне придётся проторчать на этой работе. Но давайте всё-таки займёмся вами. Следующий клиент у меня где-то через час, и с ним придётся повозиться. Скорее всего, он сюда дойдёт в плохом состоянии. Сейчас его будут забивать дубинками, а это очень портит характер. Шок, трепет. Так что давайте быстренько. У вас, наверное, есть вопросы?
— Есть. Что со мной будет? — напрямик спросил академик.
— Что-что. Вы умерли. Теперь вас надо куда-то определить.
— В ад или в рай? — голос академика предательски дрогнул.
— Гм… Заявку на ад я сейчас могу отправить, но, откровенно говоря, шансы у вас минимальные… А в рай-то вам зачем?
— То есть как зачем? — не понял академик.
— Ну, давайте смотреть. Вы перенесли в течении жизни душевные травмы, тяжёлые физические страдания, кармически необоснованные утраты, личностные кризисы, симптомы умственной или иной неполноценности? — скучным голосом осведомилось существо.
— В общем-то, всё было в порядке, — признал академик.
— То есть ни на что не жалуетесь? — уточнило существо.
— Не жалуюсь, — Сабельзон попытался пожать плечами, но вовремя вспомнил, что у него их нет.
— Так зачем вам тогда в рай? Вы от какого стресса лечиться собираетесь?
— Лечиться? — Сабельзон наморщил несуществующий лоб: откуда-то из очень далёких глубин всплыло воспоминание о каком-то бесконечном белом пространстве — тихом, спокойном и неимоверно тоскливом.
— Ага, — облачный собеседник несколько оживился, — вижу, припоминаете. Бывали вы в раю. После одного очень неудачного воплощения. Тогда вас пришлось долго в чувство приводить. Ничего, там прекрасные специалисты работают. Вышли как огурчик.
— Гм, — академик никак не мог собраться с мыслями. — Я, видите ли, человек христианской культуры… И всю жизнь считал, что рай — это место, где награждают праведников. Святых, например…
