– К чему такие меры предосторожности? – изумленно спросил
Пагира нахмурился.
– Ковчег обладает огромной силой, – сказал он с ноткой недовольства в голосе. – Искры, проскакивающие между крыльями херувимов, способны не только сжигать соседние предметы, но и убивать людей.
– А скрижали, – начал я, – до сих пор находятся в Ковчеге?
– Они там уже три тысячи лет, Маклин, – упрекнул меня Пагира. – Вы не хуже меня знаете об этом. Или вы полагаете, что мы покажем вам копию Ковчега, а не оригинал?
Я смутился. Признаться, до того, как войти в церковь Святой Марии, в мое сознание закрадывалась мысль о возможном коварстве эфиопского первосвященника. Но теперь последние сомнения отпали: судя по приготовлениям монахов, они собирались продемонстрировать настоящую реликвию.
– Скажите, а старые таблички, разбитые Моисеем в сердцах, когда он увидел, что его народ поклоняется золотому идолу – эти таблички сохранились?
– Когда он в первый раз спустился с горы Синай? Нет, их нет в Ковчеге. Насколько мне известно, Моисей оставил их у подножья горы.
Вдруг священники, бормотавшие что-то на своем родном языке, разом умолкли. Воцарилась звонкая тишина. Я неотрывно смотрел на отверстие в дальнем конце комнаты. Возле него на полу сидел человек, прикованный железной цепью к стене!
Заметив направление моего взгляда, Пагира уклончиво обронил:
– Это – хранитель Ковчега. Он провинился и наказан.
– Я могу с ним поговорить?
– Ни в коем случае, – категорически воспротивился первосвященник. – Тем более, что он не говорит по-английски.
Я понял, что спорить бесполезно.
– Прошу вас пройти сюда, – распорядился Пагира, указывая на вход в третью комнату.
Мы очутились в темном помещении, среди плавающих облаков ароматного дыма. Вход в Святая Святых был закрыт завесой, прикрепленной золотыми крючьями к четырем столбам. Пагира, медленно двигаясь, приподнял край завесы.
– Силы небесные! – прошептал я в изумлении.
Передо мной находился сверкающий золотом Ковчег
Завета. Он стоял на особых ножках, несколько выше которых, по продольным сторонам Ковчега, были ввинчены четыре золотых кольца – по два с одной и другой стороны. В кольца были вдеты длинные золотые шесты. На крышке Ковчега я увидел двух херувимов, обращенных лицами друг к другу. Их крылья почти соприкасались, а лица как бы смотрели на крышку Ковчега.
Колени мои предательски подогнулись, я почувствовал сильное головокружение, будучи до глубины души потрясен тем, что открывалось передо мной. Словно завороженный, не отрываясь, я смотрел на херувимов – крылатых существ, символизировавших разум человека, крепость вола, мужество льва и стремление вверх – орла!
Онемев от восхищения, я смотрел на Ковчег Завета. Время для меня остановилось, и весь мир сузился до размеров золотого сундука. Потеряв над собой контроль и не обращая внимания на предостерегающие жесты Пагиры, я сделал было шаг по направлению к Ковчегу, собираясь откинуть завесу и подойти к священной реликвии поближе. Как вдруг…
Что-то громко щелкнуло в воздухе, между крыльями херувимов проскочила искра, и у меня перед глазами вспыхнул яркий свет, сопровождаемый громовыми раскатами. Ослепленный, я уже не сопротивлялся, когда Пагира, крепко вцепившийся в мою руку, тащил меня к выходу из церкви Святой Марии…
2
Спустя несколько месяцев я побывал на церемонии торжественного выноса Ковчега Завета из церкви в Аксуме. Ранним утром восемнадцатого января, казалось, все население Аксума высыпало на улицу. Люди ручейками стекались к строению, из которого должны были выносить Ковчег. Возле входа в церковь можно было увидеть многочисленных священников, облаченных в белые одежды и «вооруженных» несмолкающими барабанами и систрами.
Толпа, собравшаяся возле церкви, разбухла до такой степени, что, казалось, люди стоят друг у друга на плечах. Оживленные женщины, радостно переговаривающиеся друг с другом мужчины, маленькие дети с невероятно серьезными мордашками, древние старики с увядшими лицами, напоминавшими высохшие яблоки – все ощущали важность праздника. Я затруднялся даже определить их возраст – люди в Африке, как заметил в разговоре со мной Менгисту Хайле Мариам, стареют рано. Но я почему-то был уверен, что многие из старцев перешагнули за семидесяти-восьмидесятилетний рубеж…
Когда из дверей церкви показался Пагира во главе группы священников, толпа буквально взорвалась радостными криками. Пагира был облачен в роскошную красную парчу – весьма дорогую и к тому же расшитую золотом. Монахи, выступавшие вслед за первосвященником, тоже были одеты в ярко-красную парчу, но золота на них было явно меньше.
Я моментально узнал этих людей: они находились в церкви в тот момент, когда Пагира показывал мне Ковчег Завета. Некоторое время они стояли и молча наблюдали за ревущей толпой, все больше и больше приходившей в состояние религиозного экстаза. Первосвященник взмахнул рукой и ступил со ступенек церкви на землю, вслед за ним начали свое шествие и остальные монахи. Они были разбиты строго по парам. Наконец, из дверей церкви Святой Марии показался Ковчег Завета, который несли на шестах четверо молодых монахов. Он был покрыт красно-золотой парчой, и толпа радостно взревела при виде священной реликвии. Люди стали теснить друг друга, уступая дорогу Пагаре и священникам, которые рассекали поток людей, словно нож масло.
Я влился в толпу из сотен и тысяч людей, и процессия, возглавляемая Пагирой и монахами, несущими Ковчег, потекла по улицам, иногда чуть притормаживая, иногда, напротив, набирая скорость. Мы шли через весь древний город, и священники, облаченные в белые одежды, били в барабаны, играли на флейтах и тамбуринах. Вокруг стоял такой невообразимый шум, какой можно услышать только во время финального матча Мировой серии по бейсболу. Время от времени в наши ряды вливались с соседних улиц новые группы людей, и торжественная процессия как будто обретала новое дыхание.
Впереди Ковчега шествовали импровизированные группы танцоров: одна из них состояла только из
