(или чем-то вроде этого — те времена уже никто не помнил), но со временем реальная власть (как это обыкновенно бывает) перешла в руки касты профессиональных бюрократов, практически несменяемых — благо, космические технологии позволяли продлевать срок жизни любого существа чуть ли не до бесконечности. Впрочем, бюрократия управляла подведомственным ей Космосом довольно успешно, а установленные ей законы (с которыми землян охотно ознакомили) были, в общем-то, разумными и справедливыми. Особый упор делался на обеспечение прав собственности, поощрение торговли, смягчение нравов, а также обеспечение равенства прав всех существ, и недопущение какой бы то ни было дискриминации. В этом галакты достигли немалых успехов, в чём земляне убедились воочию: на корабле мирно уживались представители дюжины разных галактических рас.
Расширение Содружества происходило, опять же, исключительно мирным и демократическим путём. Новообнаруженная цивилизация могла подать заявку на вступление, после чего компетентные чиновники проводили экспертизу, определяя, имеет ли данная раса основания претендовать на членство. Судя по рассказам галактов, это была довольно муторная процедура. Зато успешно прошедшие её получали полное освобождение от всех налогов на срок где-то около пяти тысяч земных лет. За это время в новую планету обычно вкладывались такие капиталы, что её дальнейшее благоденствие оказывалось почти гарантированным. Землянам же, по словам галактов, особенно повезло: новых цивилизаций в Галактике не находили очень давно, так что на следующий же день после приёма в Содружество на Землю может пролиться золотой дождь. Надавав земным президентам и главам правительств массу полезных советов, как вести себя с галактическими функционерами, галакты улетели восвояси, в предвкушении премии потирая руками, щупальцами, усиками и псевдоподиями.
Заявка на членство в Содружестве была подана Землёй где-то через год: по галактическим законам, для этого требовалось волеизъявление двух третей жителей планеты. Голоса собрали, что называется, на раз. Землянам очень захотелось пожить, наконец, настоящей жизнью — сытой, обеспеченной, интересной, а главное — долгой. Галактические технологии обещали всё это каждому, кто сможет успешно вписаться в новый мир. Вписаться хотелось всем: в этом вопросе угрюмые и драчливые обитатели третьей планеты Солнечной системы проявили редкостное единодушие.
Очень скоро на Землю опустился другой корабль, на сей раз набитый под завязку ответственными лицами. Они скоренько прокатились по планете, выписали землянам кучу всяких справок, и улетели, ещё раз подтвердив, что приём Земли в Содружество — дело, в общем, решённое. Уровень развития человечества был вполне достаточным для вступления, а крупнейшие инвестиционные фонды Галактики уже вовсю пишут финансовые планы.
Человечество замерло в ожидании. Люди даже перестали воевать: всем стало понятно, что отстаивать свои интересы в Галактике можно только сообща, как единая раса…
Через десять дней на Землю опустилось личное судно Его Превосходительства Генерального Инспектора.
Малкин шёл по коридору, не оглядываясь. Он знал, что единственный пассажир корабля находится в овальном зале. Леонид Иосифович когда-то называл это место «рубкой». Он, разумеется, знал, что корабли галактов не нуждаются в ручном управлении. Тем не менее, в овальном зале действительно было что-то от рубки. Или от капитанского мостика. Во всяком случае, Его Превосходительство предпочитал использовать для приёмов именно это место.
Так было и в последний раз, когда он объявил представителям Земли свой вердикт.
Нельзя сказать, что он был совсем уж неожиданным. С самого начала, когда корабль сел на специально подготовленном космодроме вблизи Вашингтона, стало ясно, что визит высокого гостя на Землю не заладился. Тон задал первый же инцидент, когда представитель Земли, привыкший к свойскому обращению с галактами, поинтересовался именем господина Генерального Инспектора. Тот оскорбился, и прочитал растерявшемуся землянину получасовую лекцию о галактической корректности. На робкую попытку оправдаться незнанием галактических обычаев последовала резкая отповедь на тему того, что незнание законов не освобождает от ответственности, и что земляне слишком много на себя берут…
После этого раздражение господина Генерального Инспектора, похоже, только нарастало. Напрасно главы правительств и государств трясли перед ним талмудами с экономической статистикой: по мнению галакта, земная экономика вообще никуда не годилась. Напрасно учёные пытались ознакомить высокого гостя с земными успехами в области познания: галакт публично заявил, что земляне, скорее всего, не смогут постичь даже азов галактической науки, до того примитивны их представления о Вселенной. Преступность на Земле он назвал «чудовищной», искусство — «отвратительным», историю — «тёмной и кровавой». Что касается морального состояния жителей планеты, то для его характеристики у Генерального Инспектора просто не нашлось слов.
Так что оглашённый вердикт, хотя и поверг всех в уныние, но никого особенно не удивил. Сам Малкин, разумеется, при сём присутствовал — в качестве юрисконсультанта от Земли. Ему было выделено место около возвышения, на котором восседал господин Генеральный Инспектор 404-го сектора. Впрочем, слово «восседал» здесь не очень подходило: искусственное тело Инспектора, очень напоминающее огромную чёрную матрёшку, не сидело, а стояло на своём постаменте.
— С сожалением вынужден заключить, — размеренно вещал галакт, — что ваша цивилизация не соответствует высоким требованиям, предъявляемым кандидатам на вступление в Содружество. Вынужден также сообщить вам, что особенности биологии, психологии, а также исторического развития человечества не позволяют надеяться на скорый пересмотр данного заключения. Мой следующий визит на вашу планету состоится не ранее, чем через тысячу двести лет по вашему летоисчислению, и будет носить, скорее всего, инспекционный характер… Я проинформировал вас о своём решении, и готов ответить на вопросы, если они будут.
Вопросы были. В течении последующих четырёх часов лучшие политики и учёные Земли пытались переубедить господина Инспектора, или хотя бы заставить его объясниться. Леонид Иосифович тоже имел свои пять минут, за которые не сказал ничего путного… Господин Генеральный Инспектор вежливо выслушал каждого, после чего преспокойно перенёс срок своего следующего визита ещё на тысячелетие вперёд.
На следующий день Земля погрузилась в траур. Разумеется, изменить было ничего нельзя: решение было окончательное, и обжалованию не подлежало. Так что по завершению всяких полагающихся формальностей корабль Его Превосходительства должен был отбыть на базу.
А за неделю до отлёта с Леонидом Иосифовичем связались заинтересованные лица.
Галакт всё так же стоял на своём возвышении, только теперь он был похож не на матрёшку, а, скорее, на половинку сваренного вкрутую яйца, поставленного на срез. Это означало, что он спит. Малкин, правда, в это не очень-то поверил.
— Добрый день, господин Генеральный Инспектор, — Леонид Иосифович произнёс стандартное вежливое обращение на общегалактическом, попутно вспомнив, каким трудом ему давались формы галактического делового языка, — и прошу простить меня за визит без предварительного согласования, — в последнюю фразу Малкин таки добавил яду.
Тело галакта заколыхалось, и через несколько секунд на возвышении стояла матрёшка. Это означало, что галакт проснулся.
— Как вы сюда попали? — голос галакта исходил от всей поверхности тела, как в аудиоколонке.
— Может быть, я хотя бы присяду? Стульчик мне организуйте, что-ли, раз уж я здесь… — проворчал старик уже на русском — благо, галактическая техника позволяла прекраснейшим образом обходиться без услуг переводичиков.
— Пожалуйста, — чуть помедлив, ответил Инспектор. Из пола выпросталось возвышение, похожее на то, на котором стоял галакт, но поменьше размером. Леонид Иосифович осторожно присел на него, расставив ноги.
— Как вы сюда попали? — повторил галакт.
— Обычно. Вы же мне сами рассказывали, что ваше силовое поле захватывает все предметы малой массы, которые попадают в радиус его действия. Ну, а я при старте как раз и оказался в радиусе. То есть подобрался поближе, и… — Малкин предпочёл умолчать о том, как он в скафандре полз на брюхе к кораблю, и что он испытал при старте.
