Иммиграционный отдел и перебросить этих безмозглых придурковатых бюрократов в рудники Узбасса!
— Но, сэр… Задержки на той стороне Флегетона будут просто чудовищными…
— Ну и что? У недавно подохших в запасе целая вечность, чтобы добраться сюда. Несколько недель в зале ожидания абсолютно никакого вреда им не причинят.
— Да, это верно, сэр… но не станут ли паромщики малость… э-э… возмущаться, когда к ним не будет поступать никаких душ.
— Это ты у меня спрашиваешь?
— Ах н-нет, сэр. Э-э… бухгалтерия подобным вещам не учит. — Под таким давлением любые возражения Асмодеуса могли потерять всю свою силу.
Верхняя губа Асаддама выгнулась, задрожала, а затем разошлась в самой что ни на есть дьявольской ухмылке.
— Но насчет паромщиков ты совершенно прав. Ах как это будет печально. Ведь им по-прежнему платят за число переправленных душ, не так ли?
Асмодеус кивнул, чувствуя, что Асаддам готов сделать некое признание.
— Тогда им, похоже, предстоит особенно скудный период.
Беспорядочный гомон голосов грохотал по внутренностям корпуса древнего заброшенного парома, пока группа сдельщиков, сгрудившись в своем убежище, отчаянно паниковала.
— Что же нам теперь делать? — рявкнул Фауст — кажется, уже в двадцать пятый раз.
— Куда они его забрали? — ныл Шнютке. — Только бы ему не повредили пальцы. Ах, неужели я больше никогда не услышу мой финал…
— Боюсь, что это будет чертовски скоро, — проворчал Фауст.
— Не говори так! Мы непременно должны его спасти. Я просто не смогу вынести всю остальную вечность без того, чтобы Бешмет утешал меня своей чудесной игрой, — отчаянно брызгал слюной Шнютке.
— Мы все это уже двести раз проходили. Может здесь кто-нибудь предложить что-нибудь полезное? — спросила Шпирс.
— Э-э… я могу обрисовать план, — предложил художник Мудассо.
Никто не обратил на него никакого внимания.
— А вы, ваше высокопреподобие? Вы что-то очень тихо себя вели, — поинтересовался Фауст.
Его высокопреподобие Елеус Третий покачал головой и поднял полные боли глаза.
— Я просто не могу в это поверить, — простонал он. — «Посланник», сказал он. «Посланник»! Никогда не думал, что смогу увидеть здесь еще одно духовное лицо. Мы должны ему помочь. Он лишится всякой опоры, напуганный, потерянный, чувствующий себя преданным…
— А по-моему, он отлично справлялся, — пробормотал Фауст. — Я вообще-то больше беспокоился о Бешмете. А тот, другой парень, так ментагонам своими проповедями мозги запудрит, что они у него с руки есть начнут.
— А по-моему, все будет по-другому, когда он поймет, куда попал, — со значением произнес Елеус. Уж он-то это хорошо знал. Он сам через это прошел.
Потребовался всего лишь один момент неосторожного отчаяния в часовне святого Маразма Регулярно Забываемого. В тот злополучный день всего этого вдруг стало для Елеуса слишком много. На пятидесятый год работы вся конгрегация, яростно стучащая в дверь и готовая к страстной молитве, исчислялась нулем целых и нулем десятых.
Елеус тогда не понимал, что разговаривает сам с собой, — это просто вроде как вырвалось. Что ж, после пятидесятилетнего общения лишь с самим собой — ничего удивительного здесь не было.
— Ах, что бы я только ни отдал, лишь бы иметь дело с реальными людьми! — объявил он после того, как несколько крыс появились, высматривая сыр, — призванные, верил Елеус, одной лишь силой его мысли.
— А что именно вы бы отдали? — прогудел у него в голове чей-то голос.
— Все! — решительно ответил его высокопреподобие, не подумав.
— Совсем все? Абсолютно? — уточнил гудящий голос у него в голове.
— Да! Абсо…
Тут пол часовни вдруг взорвался, клубы перегретого пара вырвались наружу, а дюжины чешуйчатых лап крепко схватили Елеуса и потащили его вниз, в дыру.
Голос Фауста резко прорвался сквозь воспоминания, оттаскивая бывшее его высокопреподобие в настоящее время.
— Думаю, он уже наверняка знает, где он. Когда тебя, лягающегося и вопящего, уволакивает пара здоровенных монстров, это должно быть чем-то вроде намека. Уж духовное-то лицо за милю это заприметит. Как вы, например.
— Должно быть, для него это был ужасный шок. Он наверняка страшно напуган.
— А как насчет Бешмета? — напомнил Шнютке. — Давайте о нем не забывать.
— Я ему говорила, что ему следовало позволить мне помочь, — проворчала Шпирс.
— Ну да, а я тогда остался бы без модели, — запротестовал Мудассо, глядя на Шпирс сквозь кольцо из своих пальцев. — Тебя бы уволокли вместе с ним.
— Куда уволокли? — спросил Шнютке.
— В штаб-квартиру Ментагона, — простонал Елеус. — Пока мы тут с вами разговариваем, он уже, вероятно, прикован наручниками к стене.
— Черт, как же я ему завидую! — мечтательно проворчал Фауст. — Если его высекут кнутом, я навеки его возненавижу! А тиски для больших пальцев… ах какое блаженство!
Шнютке невольно засунул руки себе в рот, сожалея о, быть может, разрушенной для вечности руке Бешмета.
— Ах, эта аппликатура! Кошмар! Мы просто обязаны его спасти.
Внезапно глубоко в недрах мозга его высокопреподобия маленький участочек, который имел отношение к скрытному содействию, резко вошел в работу и с дикой импульсивностью принялся раздавать приказы его речевым центрам.
— Шнютке прав. Мы не можем оставить жертв на милость ментагонов, — объявил он. При этом его разум был четко сосредоточен на Треппе. — Иначе лично я уже никогда не смог бы с собой ужиться…
— Вы произнесли «ужиться»? — педантично осведомилась Шпирс.
— Ну, ты знаешь, что я имел в виду, — отмахнулся от нее его высокопреподобие. — Нельзя же сказать «я никогда не смог бы с собой умереться», разве не так?
— Да прекратите вы спорить! — заорал Шнютке. — Нам нужен план!
— Абсолютно согласен, — подтвердил Елеус с тайной самодовольной улыбкой. Было бы ужасным несчастьем, если бы этому плану совершенно случайно в то же самое время не удалось спасти определенного пленника в сутане.
Мудассо ухмыльнулся, разгладил листок патентованного пергамента, закатал рукава и лизнул комок недавно похищенного угля.
Подпольный подогрев шипел и булькал сквозь проложенные через фундамент дома Ублейра трубы, пока Бубуш наклонял лавовую лампу над пачкой загадочных документов.
Холодные пальцы конденсата облизывали поверхность пачки и стекали дальше вниз по ножкам обсидианового стола.
В дальнем углу Кременюга сосредоточенно глодала большой валун, с шумным хлюпаньем выкусывая аметистовые кристаллы из самой его середины.
Бубуш задумчиво фыркнул и, пользуясь щипцами, перевернул документ.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Ублейр у него над плечом.
Бубуш пренебрежительно отмахнулся от него когтистой лапой и еще внимательней уставился на запутанный текст, мерцающий под облаком пара.
Кременюга с хрустом отхватила еще один кусок валуна, от чего у Ублейра по позвоночнику поползли мурашки отвращения.
— Нашел ты что-то полезное или нет? — продолжил приставать он.
Бубуш повернулся к приятелю и открыл рот, словно собираясь выдать некий утешительный бальзам
