Его руки скользнули по ее пылающим щекам, пальцы зарылись в ее волосах. Он не отрываясь смотрел в ее глаза, находившиеся всего в нескольких дюймах от его лица.
Джульет кончиком языка облизнула пересохшие вдруг губы.
— Кажется, мне нравится, когда меня щекочут, — прошептала она.
Он улыбнулся, опустил ресницы, его дыхание — свежее, теплое, с едва заметным терпким запахом вина — коснулось ее лица. Он медленно опустил голову, и его губы нежно прикоснулись к ее губам, а их сердца впервые забились в унисон. Джульет, вздохнув, обняла мужа, ее пальцы скользнули по твердым мускулам под его сорочкой и, добравшись до шеи, зарылись в шелковистых, блестящих волосах на затылке. Горячая волна желания прокатилась по ее телу, и она забыла обо всем, растворившись в его поцелуе.
Некоторое время спустя он оторвался от ее губ.
— Можно остановиться на этом, Джульет, — хрипло произнес он. — Я сказал тебе, что не буду тебя принуждать. Клянусь Богом, я не буду…
Но она покачала головой, не желая прерывать это временное приятное забытье. Она притянула к себе его голову, и их губы снова слились в поцелуе — ее губы, мягкие, влажные, податливые, с его — твердыми и все более требовательными. Он обвел ее губы кончиком языка, потом его язык игриво раскрыл их и начал эротический танец с ее языком. С тихим стоном она притянула его ближе и, отыскав на ощупь пуговицы на его жилете, расстегнула их, затрепетав от прикосновения к его твердым, мощным мускулам под тканью сорочки. Джульет почувствовала, что его сердце колотится так же сильно, как ее собственное.
— О, Джульет, ты такая красивая! У меня нет слов, чтобы выразить это. Ты и не подозреваешь, как сильно я хотел и ждал этого момента…
Она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке, его поцелуй стал настойчивее, язык погрузился глубже в ее рот. Запустив пальцы в его густые волосы, она нащупала ленточку, которой была стянута косица, и развязала ее, позволив его шелковистым, золотисто-русым кудрям свободно рассыпаться по плечам. Сама того не желая, она вдруг вспомнила, как в другом месте и в другое время лежала вот так же с мужчиной, очень похожим на этого, однако не почувствовала ни стыда за то, что делает, ни сожаления. Образ того, другого мужчины померк в воспоминаниях, вытесненный новым чувством к тому, кто стал ее мужем. Его теплые пальцы нежно пощипывали ее набухшие соски. Ее тело радостно отзывалось на каждое его прикосновение, она со стоном потянулась к нему, отдаваясь его ласкам.
Сама она тоже знакомилась с его телом. Ее рука скользнула по твердым, как камень, плечам, спустилась по впадине позвоночника и по крутому склону ягодиц, переместилась на упругую мышцу бедра. От ее осторожных прикосновений у него участилось дыхание. Оторвав губы от ее рта, он зарылся лицом в горячее углубление возле горла, целуя ее нежную кремовую кожу, а его рука все гладила и сжимала ее обнаженную грудь. Джульет откинула назад голову, чувствуя на шее его горячее дыхание и его поцелуи, сменившиеся прикосновением проворного теплого языка.
Пальцы его тоже не оставались без дела, поглаживая напрягшиеся соски и беспредельно воспламеняя Джульет.
— О Гарет… — пробормотала она, не то застонав, не то всхлипнув.
Не отрывая лица от ее груди, он рассмеялся:
— Ах, Джульет, я тебя сильно недооценил. Должен признать, ты все-таки умеешь радоваться жизни!
Он слышал, как она постанывает от удовольствия под его поцелуями. Тогда рука его медленно заскользила вниз по животу, задержавшись на бедре, обрисовывавшемся под голубым атласом, и двинулась ниже. Как приятно было слышать свое имя, срывающееся с ее губ, и чувствовать, что ее тело страстно отзывается на каждое прикосновение! Сам он едва сдерживался, почти утратив способность мыслить от страстного желания.
Вцепившись пальцами в его волосы, она прижала его голову к своей груди, как бы прося его продолжать, безмолвно передавая ему свое желание. Она сводила его с ума. Она что-то бессвязно лепетала, тело ее вздрагивало.
Он тоже дрожал. Его рука спустилась по бедру и ноге, обтянутой шелковым чулком. Взявшись за край юбок, он поднял их до колена, обнажив очаровательные стройные щиколотки и икры, потом его дрожащие пальцы двинулись выше, медленно приближаясь к заветному месту — средоточию ее страсти.
Как он и ожидал, там было горячо и влажно. Продолжая целовать ее грудь, он принялся поглаживать большим пальцем средоточие ее женственности.
— О Гарет, — едва переводя дыхание, шептала она. — Гарет… прошу тебя…
Почувствовав ее нетерпение, он поднял ее юбки выше пояса и даже охнул от восторга, когда его взору открылись длинные, безумно соблазнительные ножки, стройные бедра, треугольник темных шелковистых волос, а под ними — самое нежное, самое интимное местечко. Не в силах удержаться, он прикоснулся к нему губами и языком, чтобы попробовать ее на вкус. Он медленно поднял голову, чтобы заглянуть ей в лицо, и тут его внимание неожиданно привлек какой-то шорох возле двери. Взглянув на дверь, он заметил, что сквозь овальную замочную скважину виден свет. Свет на мгновение исчез, затем появился вновь. За ними кто-то наблюдал.
Ярость затуманила его взор, в висках застучало, он задрожал, но все-таки нашел в себе силы прикрыть собой ее тело, когда она достигла кульминации, и поцелуем заглушить непроизвольно вырвавшиеся у нее страстные крики. Потом, опустив ее юбки и грубо выругавшись вполголоса, он поднялся с кровати, схватил свою шпагу и ринулся к двери.
— Гарет! — окликнула она его.
Но Гарет видел только проклятую замочную скважину.
Я убью мерзавца!
Глава 19
Он распахнул дверь с такой силой, что чуть не сорвал ее с петель. Так и есть! Попались, голубчики! На лестничной площадке толпились несколько незнакомых ему наглецов, которые по очереди подглядывали в замочную скважину в надежде увидеть ее обнаженное тело. Тело Джульет.
Тело его жены!
Гарет пришел в бешенство.
— Вонючие мерзавцы! — заорал он и, ослепленный яростью, бросился со шпагой на того, кто стоял ближе остальных.
Человек, более здравомыслящий, чем Гарет, не рискнул бы напасть на Джо Ламфорда, великана, который был значительно тяжелее и дюймов на семь выше его. Человек, более здравомыслящий, чем Гарет, не стал бы набрасываться на здоровенного мужчину, напоминающего телосложением жеребца- тяжеловоза. Человек, более здравомыслящий, чем Гарет, не полез бы в драку с признанным королем лондонских боксерских рингов.
Однако в тот момент лорда Гарета де Монфора нельзя было назвать здравомыслящим человеком.
Его кулак опустился на челюсть Ламфорда, и этот гигант, удивленно крякнув, рухнул навзничь, придавив мощным телом нескольких своих приятелей, как упавшее дерево давит травинки. На лестничной площадке было тесновато, и кто-то, потеряв равновесие, покатился кувырком вниз по лестнице, вопя во все горло от страха и боли.
Гарет даже внимания на него не обратил. Он видел только безобразную разбитую физиономию своего противника, сломанный нос и рот, в котором не хватало нескольких зубов и который в тот момент изрыгал площадную брань.
Рассвирепевший Гарет продолжал яростно обрабатывать его кулаками. Удар раздробил великану скуловую кость и вышиб коренной зуб. Тогда, взревев от боли, он изловчился подняться на ноги и всей своей огромной массой с размаху впечатал в стену насевшего ему на спину Гарета, едва не раскроив тому череп. Со стены сорвалась картина, которая чудом не пробила Гарету голову. Обезумев от ярости, он снова вскочил на ноги и ринулся в драку, безжалостно молотя кулаками противника. Он бил, защищался от ответных атак и снова бросался на противника, нанося быстрые, резкие удары. Из разбитой губы великана ручьем текла кровь, он ревел, как раненый зверь. Внизу собралась целая толпа; дерущимся что-то кричали, некоторые пытались взобраться вверх по лестнице. Впереди всех, словно флагманский корабль, спешила к месту происшествия пышущая гневом Лавиния Боттомли.
— Прекратите немедленно, вы, оба! Я не позволю устраивать побоище в моем доме! Ни за что!
