— Подождите тут, — сказал Перри и умчался, следуя по дорожке, оставленной капельками крови на блестящем мраморном полу. Распахнув несколько дверей, он исчез за одной из них, перед которой кровяная дорожка обрывалась.
Джульет осталась одна.
— Гарет! Черт тебя побери, старина, только не умирай! Хью поскакал за доктором, он вернется с минуты на минуту. Держись, только держись!
Пока друзья тащили его по каменным переходам и коридорам Блэкхита, Гарет проклинал всех святых, самого дьявола и вовсю костерил своих приятелей, суетившихся вокруг него из самых лучших побуждений. Каждая внезапная остановка, каждый крутой поворот причиняли ему невыносимую боль. Он стиснул зубы и прижал руку к ране в боку. Его взгляд сквозь полуопущенные веки выхватывал то свечи в подсвечниках, бросающие на стены оранжевые отсветы, то испуганное лицо какой-то служанки, то портреты на стене западного коридора — все это время от времени застилала сероватая дымка, но он храбро старался не терять сознания.
Чилкот неожиданно запнулся, и боль сразу же вернула Гарета к реальности: ему показалось, что у него сломался позвоночник.
— Черт бы тебя побрал, Чилкот! Если уж ты решил непременно споткнуться об этот проклятый ковер, то мог бы ради приличия не держаться за меня!
Потом с шумом распахнулась дверь, и он увидел мягкие ковры, массивную кровать темного резного дуба и окна со свинцовыми наличниками, выходящие на цепь холмов. Это была его комната. Засуетились слуги, отгибая простыни и взбивая подушки, но Гарет ничего не замечал и, как только Нейл Чилкот и Том Одлет уложили его на постель, погрузился в ощущение боли.
Он смутно слышал возбужденные голоса. Кто-то снял с него сапоги. Потом разрезали и стащили с него бриджи и остатки сорочки, а кто-то принялся обтирать восхитительно холодной водой его обожженную крапивой щеку.
Гарет лежал без движения. А потом Перри, старый верный друг Перри, приподнял его голову, чтобы Гарету было удобнее влить в себя чудесного ирландского виски. Виски обожгло горло и опустилось в желудок, а оттуда теплой волной растеклось по всему телу, достигнув каждого пальца на руках и ногах.
Почувствовав приятное головокружение, Гарет закрыл глаза.
— Еще, — прошептал он.
— Черт возьми, Гарет, убери с физиономии эту дурацкую ухмылку, — попросил Чилкот, снова поднося к губам флягу. — Это уже не смешно!
Но Гарет лишь сделал рукой непристойный жест и отхлебнул виски.
— Хорошо, что эта девушка сообразила сделать из-. тряпки дренаж. Рана скверная, — заметил Одлет. — Держись, Гарет. Доктор Хайворт сейчас будет здесь.
Гарет отстранил от себя флягу до того, как достиг критической точки.
— Позаботься о ней, — пробормотал он, хватая Чилкота за руку. — Не допусти, чтобы она осталась с Люсьеном наедине.
— Но, Гарет…
— Иди!
В этот момент все они услышали шаги в коридоре, которые эхом отражались от каменных стен. Шаги неумолимо приближались. Чилкот замер. Одлет затаил дыхание. Даже слуги, находившиеся в комнате, оцепенели.
И вот наконец на пороге появился он.
Люсьен.
Гарет даже с закрытыми глазами почувствовал присутствие брата. Тот сурово смотрел на него сверху вниз.
Этот взгляд был способен заморозить даже дьявола в пекле преисподней. Гарет, не открывая глаз, знал, что на холодном лице брата написано явное неодобрение. И ярость.
Он почувствовал прохладную руку Люсьена на своей щеке.
— Ах, Гарет, Гарет, — ласково сказал он, как будто его тон 'мог одурачить кого-нибудь из присутствующих в комнате. — Вижу, ты снова влип в какую-то неприятную историю. Что это было на сей раз, а? Нет, позволь мне самому угадать. Наверное, ты изображал из себя живую мишень и держал пари, что никто из твоих приятелей не сможет попасть в тебя. Или, возможно, ты напился до чертиков и, свалившись с Крестоносца, напоролся на частокол? Прошу тебя, дорогой мальчик, расскажи мне, я готов слушать всю ночь.
— Иди к дьяволу, Люс!
— Я пойду туда, но сначала получу от тебя объяснение.
Мерзавец! Гарет решил не отвечать на его колкости.
Он ухватился за рукав Люсьена.
— Не прогоняй ее, Люс. Она нуждается в нашей помощи… Ради Чарльза мы должны позаботиться о ней и о ребенке.
В коридоре послышались торопливые шаги, и дверь снова распахнулась.
— Сюда, пожалуйста, доктор Хайворт! — крикнул Чилкот.
Люсьен и бровью не повел.
— О ком позаботиться, Гарет? — спросил он с явной угрозой в голосе.
Гарет с трудом повернул голову на подушке и, взглянув на брата затуманенным от боли и алкоголя взглядом, прошептал:
— О Джульет Пэйдж… о женщине, на которой собирался жениться Чарльз. Она здесь, внизу… с его ребенком. Не прогоняй ее, Люсьен, иначе, клянусь, я тебя убью.
— Мой дорогой мальчик, — тихо произнес Люсьен с холодной улыбочкой, — мне и в голову бы не пришло такое.
Он распрямил плечи и направился к двери.
Не обращая внимания на доктора, пытавшегося его удержать, Гарет приподнялся на локте и крикнул:
— Люсьен, черт тебя возьми… не делай этого!
Герцог не обратил на него внимания.
— Люсьен! — Собрав последние силы, Гарет поднялся с кровати, однако это усилие и, конечно, ирландское виски его доконали. Коснувшись ковра, его ноги подогнулись, и он тяжело рухнул на пол в глубоком обмороке.
Доктор, слуги, друзья бросились на помощь.
Герцог даже не оглянулся.
Джульет, все еще одна, стояла в огромном холле, изумленно оглядываясь вокруг. Детство ее прошло в лесном штате Мэн, а юность — в весьма провинциальном Бостоне, и она не только никогда не видела, но даже и представить себе не могла ничего похожего на это помещение.
Слева и справа от нее наверх поднимались витые каменные лестницы. Они, судя по всему, вели в башни, которые она уже видела снаружи. Всю стену целиком закрывал старинный гобелен с изображением сцен охоты. Окна, разделенные каменной кладкой, поднимались от пола до потолка, за ними была ночная тьма, а в стеклах отражались мерцающие огоньки огромной люстры, свисающей с потолка над ее головой. В люстре горело не меньше сотни свечей. Такое великолепие и такое… расточительство! В нишах вдоль каменных стен красовались средневековые рыцарские доспехи со зловещими прорезями в забралах; в простенках между ними были развешаны щиты, украшенные гербами, боевые топоры и другое старинное оружие.
Подумать только, ведь Чарльз здесь вырос… он прикасался к этим камням, проходил под этими окнами, возможно, сотню раз стоял на этом самом месте…
Ее неожиданно охватил благоговейный трепет, и впервые за последние двенадцать месяцев тяжелые переживания — не говоря уж о перенесенном за последние несколько часов — сменились чувством облегчения, оттого что она и Шарлотта наконец оказались в безопасности, под крышей дома, который некогда был домом Чарльза. Здесь, в этом незнакомом замке, в незнакомой стране, на нее вдруг повеяло чем-то родным. Она словно почувствовала присутствие Чарльза, который смотрит на них откуда-то с
