безразличны. Я во что бы то ни стало должна попасть в Лондон, хоть одним глазком взглянуть на Тюдоров, на их дворцы и блеск их власти.
— Никому не рассказывай, пожалуйста, о чем ты мне тут говорил, — ответила я, вставая на дрожащих ногах из-за стола. — Никто, кроме нас, не должен этого знать.
— Я… я умею хранить тайны. Но смею ли я надеяться? Само собой, если тебе так хочется увидеть Лондон, мы можем там побывать. Когда я пробью себе дорогу, мы даже дом там сможем приобрести…
— Артур. — Я повернулась к нему, прислонившись спиной к двери, которая вела в коридор. Откуда по-прежнему доносился голос мастера Мартина. Стоя здесь, я уже могла разобрать, что разговаривает он с маленькой Кейт. — Я ничего не могу тебе обещать. Это было бы нечестно по отношению к тебе и твоим родителям. В Дартингтон-холле уже давно живет почтенная семья, которая проявила ко мне доброту, точно так же, как и твои родители. Я… сейчас не могу сказать тебе больше, но я вижу свое будущее иным.
Я была потрясена тем, что сказал мне тогда Артур. Да, было грустно, что наши с ним отношения осложняются. Но еще больше меня опечалило то, что блистательный образ моего спасителя Кромвеля оказался колоссом на глиняных ногах.
Не прошло и двух недель, как Артура отослали к родному брату сэра Филиппа, жившему близ Эксетера. Я узнала об этом уже после его отъезда, однако Джон тайком передал мне полное страсти прощальное письмо от Артура. Глупый мальчишка рассказал родителям о своей любви ко мне. Он не сомневался, что меня удерживает лишь чувство долга по отношению к ним. Я прочитала полное пылких уверений послание и тут же сожгла его. Меня терзали угрызения совести: коль уж открылась его неудачная, безнадежная любовь ко мне, то разве не меня должны были отослать отсюда?
Мне показалось, что я иду по скользкой тропинке, что Чамперноуны обвинят меня в соблазнении Артура. Но вскоре и Джона отослали из дому — к самому графу Уорику, ни больше ни меньше. И мне осталось лишь молиться о том, чтобы вольно или невольно я не стала причиной того, что супруги Барлоу потеряют Дартингтон-холл вследствие происков предприимчивого Кромвеля.
В январе 1528 года, когда я уже более двух лет жила в Модбери, а после отъезда Артура прошло пять недель, сэр Филипп неожиданно вызвал меня в свои личные покои. Он сидел за круглым столом, на котором лежало много бумаг, стояли коробочка с песком, чернильница и стаканчик с перьями; по другую сторону стола сидела леди Кэтрин. Я всерьез опасалась, что мне либо сделают выговор, либо даже выгонят из дома, и сердце мое отчаянно билось.
— Садись, пожалуйста, Кэт, — обратился ко мне сэр Филипп и указал на короткую скамью у стола.
Я села. Мне хотелось потупиться, но я высоко держала голову, как учила меня наша гувернантка. Несомненно, за проведенное здесь время я усвоила все положенные хорошие манеры, только что толку, если окажется, что я больше не в милости у Чамперноунов?
— Тебе пришло письмо из Лондона, от секретаря Кромвеля, хотя адресовано оно мне, — сказал сэр Филипп, выбирая из кипы бумаг небольшой листок пергамента.
Пусть я больше не питала иллюзий в отношении секретаря Кромвеля, все равно в тот миг мне больше всего хотелось перегнуться через стол и схватить это драгоценное письмо. Значит, свершилось? Он все-таки не забыл обо мне? Пришло время, как он когда-то сказал? И стала ли я предательницей семьи Барлоу, если и сейчас готова охотно служить человеку, который собирается отнять у них дом? Ах, как же мне хотелось попасть в Лондон и там, как я была уверена, открыто высказывать свое мнение, пробивать себе дорогу — разумеется, с помощью и при покровительстве Кромвеля.
— Вот что он пишет, — продолжал сэр Филипп так медленно, что мне казалось, будто я вот-вот сойду с ума. — Ему было чрезвычайно приятно узнать о том, каких успехов ты достигла в учении и благородном воспитании у нас в семье. Возможно, скоро для тебя отыщется место при дворе.
— При дворе? — вырвалось у меня. —
— Восхитительно, не правда ли? — проговорила леди Кэтрин со своей неизменной легкой полуулыбкой. — Да будет на то воля Божья, чтобы кто-нибудь из моих дочерей в один прекрасный день услышал эти же слова.
— А когда — он пишет? — спросила я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос при этом не дрожал.
Я с такой силой сжимала лежавшие на коленях руки, что у меня даже пальцы онемели. Отчего не отдать письмо мне, они же прекрасно знают, что я умею читать! Или там шла речь и о Дартингтон-холле — плате за то, что они столько времени заботились обо мне?
— Пишет, что скоро, — ответил сэр Филипп. — Ведь все в мире теперь меняется.
— Из-за успехов нового религиозного учения? — спросила я наугад.
— Даже тут, в нашем доме, ты могла заметить, — сказал на это сэр Филипп, — что женщина может иметь немалую власть, и при этом я имею в виду не свою красавицу супругу. Мы весьма признательны за то, что ты… э… так деликатно отнеслась к нелепым выдумкам Артура. Его желания совершенно неуместны. Ты, будучи девушкой умной, сразу это поняла.
Ну что ж, они не только не упрекают меня, а даже признательны мне. Или же и в этих делах надежным щитом мне служит могущество Кромвеля?
— Благодарю вас, милорд и миледи, — только и вымолвила я.
— Но вот что касается времени… Кромвель только пишет, что скоро, — повторил сэр Филипп, поднося письмо ближе к глазам и снова его перечитывая. — Я уверен, это произойдет тогда, когда леди Анна Болейн прибудет ко двору и добьется окончательного низвержения королевы. Ох уж эти лондонские интриги!
Я от удивления открыла рот. Ни о чем таком я не слышала, хотя добросовестно заучила имена королей Англии и их генеалогию. Я читала даже о нынешнем положении дел: о том, как королю Генриху приходится сдерживать влияние иноземных государей — королей Франции и Испании, не говоря уж об императоре Священной Римской империи Карле, который доводится нашей королеве-испанке племянником. Я могла, не задумываясь, назвать все даты основных битв войны Алой и Белой розы и их исход. В той войне завоевал себе корону отец нынешнего короля[25]. Но кто такая Анна Болейн?
— Вы хотите сказать, что я могу поступить в услужение к этой леди?
— Мы все можем оказаться ее слугами, если только она не сразу согласится стать возлюбленной его величества и не перестанет раззадоривать его, — пробормотал сэр Филипп, а леди Кэтрин покачала головой. — Вся ее семья — выскочки, они недавно вошли в милость, хотя и неплохо разобрались в новых веяниях. Это может привести в смятение весь королевский двор. Ну ладно, Кэт, пока у меня все. Мы непременно будем держать тебя в курсе всех событий. Да, кстати, Артур вот-вот обручится с одной леди из Кента, а когда он, так сказать, получит шпоры[26], они поселятся неподалеку от твоих родных мест, в отличном поместье, где ты, как я понимаю, некогда была служанкой.
Впервые за время нашего знакомства я уловила в тоне сэра Филиппа язвительные нотки, особенно когда он произносил последнее слово. И не показалось ли мне, что достопочтенная леди Кэтрин поглядела на меня с некоторым пренебрежением и прищурилась? Не потому ли я теперь чувствовала их презрение ко мне, что они сочли меня недостойной их забот, пусть и получили благодаря этому Дартингтон-холл для Артура и его будущей жены? Или же потому, что их сын осмелился предложить руку девушке, стоящей гораздо ниже его по положению? А может быть, даже и потому, что ко мне проявлял внимание Кромвель — человек, который вышел из простолюдинов, о чем они когда-то упомянули? Если кто и был выскочкой, то именно он, хотя из-за этого я не испытывала к нему пренебрежения, скорее чувствовала в нем родственную душу.
Я поднялась со скамьи, сделала реверанс и вышла из комнаты, но дверь оставила открытой, а сама задержалась в передней, прислонившись спиной к обшитой деревом стене. Я пыталась убедить себя: если семье Барлоу грозит выселение, в этом нет моей вины. Меня же ожидает поездка ко двору! Не просто в Лондон, а прямо к королевскому двору. Возможно, я окажусь в свите дамы, которой отдал предпочтение Генрих VIII. Не расплатится ли он за это, однако, своей законной королевой, не разрушит ли брак с ней? Эта самая Анна Болейн, должно быть, женщина могущественная — с такой стоит познакомиться и присмотреться к ней поближе. Не этим ли мне предстоит теперь заняться, дабы доставить удовольствие
