— Но, видите ли, в чем дело, госпожа: мои мысли невозможно удержать далеко от вас. — Его нахальное лицо показалось в проеме. — Я даже окунулся в озеро, чтобы набраться смелости подойти к вашему ирландскому величеству. — Колум усмехнулся, вошел в комнату и неуклюже поклонился Десме. С его спутанных волос капала вода. Одежда облепила каждый мускул и изгиб его большого тела. — И потом, — решил подольститься он, — если бы вы позволили хоть одним глазком заглянуть под вашу вуаль и улыбнулись мне, я бы даже не касался таких, как эта девка Нэн.
— Развратный лжец. Хочешь превратить этот дом в худший из притонов, покрывая мою служанку, как баран овцу?
Колум медленно подошел ближе, выставив большие руки ладонями вперед, как делают, когда хотят удержать нападающего на расстоянии.
— С Нэн покончено. Мне, как и вам, нужна опасность, вызов. — Его ухмылка была такой же кривой, как и душа, а лесть такой же грубой, как черты лица, но Десма позволила ему подойти. — Теперь моим вызовом будет, — сказал он, — забраться рукой и острием моего личного меча под юбки болейнового отродья, но она не нравится мне так, как вы.
— Оставь свои медовые речи, Колум МакКитрик. Я ни за что не стану подбирать за собственной служанкой или связываться с тем, кто кувыркался с Болейн, можешь в этом не сомневаться. А что до моего лица, то я сама решаю, показывать его или нет…
— Служить вам, во всех смыслах этого слова, — это вызов, который будоражит и меня, и вас. Ведь вам тоже нельзя доверять, госпожа Десма. — Снова улыбка, лукавая, обольстительная. — Но я всегда говорил: опасность распаляет желание, и это правда. Я чувствовал возбуждение, когда пускал ваши отравленные стрелы в лорда Кэри и его человека, но…
— Промахнулся.
— … но с вами я не промахнусь. В постели с вами я буду знать, что вы опасны, как сама смерть, и упиваться этим.
— Да ты с ума сошел!
— Только от страсти к вам, — прохрипел Колум, подходя еще ближе. Десма буравила его гневным взглядом сквозь вуаль. — Я подберусь достаточно близко, чтобы отдать дань вашему телу и лицу, и поверьте, мы с вами покувыркаемся на славу.
— Никогда! — бросила Десма и фыркнула так, что вуаль на мгновение прилипла к ее носу.
Ирландка встала, подошла ближе к окну и оперлась локтем на каменный подоконник. Смотрите-ка, он возомнил себя Адонисом и большим умником. В то же время кое в чем Колум был прав: его грубый напор возбуждал ее. Каким бы неотесанным ни был Колум МакКитрик, в его груди билось настоящее ирландское сердце, и он умел говорить, прямо как ее папочка.
— Хорошо, — сказал он и самодовольно кивнул, как будто Десма пообещала покориться ему. — Я не услышал слова «нет», и в мою сторону не полетели отравленные катыши, кубок с болиголовом или ржаной хлеб. Так, может быть, позволишь прикоснуться к тебе, моя любимая? Позволь…
Десма затаила дыхание, когда Колум протянул большие мозолистые руки и нащупал край ее вуали. И быстро выдохнула, когда он медленно поднял вуаль и заглянул под черную ткань.
Колум вздрогнул и отпрянул от нее, как будто получил пощечину.
Десма вновь ощутила боль покинутой женщины, злость на саму себя, на свою слабовольную мать. Семнадцать лет она прожила избалованной любовницей… любимой. Он зачал с ней ребенка, любил ее и окружал вниманием, нежил и осыпал комплиментами. А потом прогнал ради другой женщины, более молодой и миловидной, точно так же, как мать королевы прогнали ради этой шлюхи Анны Болейн.
— Твое лицо не имеет значения, — прошептал Колум, очевидно, оправившись от потрясения. — Твое тело… Позволь коснуться тебя… даже твоего сердца.
Говорили, что мать Десмы умерла от слабого сердца, но Десма знала, что это сердце было разбито. Ее собственное сердце… Его тоже разбили. И все-таки она покинула Ирландию и вернулась в лондонский дом отца. Она была там в ту ночь, когда кто-то отравил огнем святого Антония его ржаной хлеб, его и лицемерных, заискивающих глупцов, что были с ним.
Десма заключила Колума в железные объятия, лишив его возможности отступить. Он опустил руки, обхватив нежные сферы ее ягодиц прямо через ткань дорожных бриджей, и врезался мускулистыми бедрами в ее мягкий живот и ноги. Он больше не пытался поцеловать ее в губы, но опустил голову и принялся покусывать и пощипывать ей шею.
Пока он поедал и мял растопыренными пальцами ее плоть, Десма сунула руку в мешочек, который все еще висел у нее на талии, и достала оттуда небольшой кинжал. Это был всего-навсего четырехдюймовый клинок, но смазанный той же смесью меда и масла, что и наконечники стрел, которыми Колум и его люди стреляли в лорда Кэри на подъезде к Уивенхо.
Делая вид, что обнимает, Десма завела руки за спину Колуму и ударила его кинжалом рядом с сердцем, всадив клинок по самую рукоять. Ошарашенный, ирландец сделал глубокий хриплый вдох. Он начал отталкивать ее, но Десма его не отпускала. Колум пробовал бежать, но она подставила ему подножку и снова вцепилась в него. Он позвал на помощь своих людей, но, похоже, те все еще шумно пировали в большом зале.
Тяжело дыша, Колум бился в ее руках, становясь все слабее и слабее. Этот яд зачастую убивал в течение пятнадцати минут. Только грибы, бледные поганки, действовали быстрее.
Наконец Десма отпустила Колума, но только чтобы понаблюдать, как он ползет к двери, потом опрокидывается набок, слегка поджав ноги, раскрыв рот и вытаращив стекленеющие глаза, как лиса, которую она послала Болейн.
— Ты не оставишь меня ради другой, — сказала ему Десма. — Ты меня не прогонишь. — Она помотала головой, чтобы развеять туман, окутавший ее мысли. Это не ее отец, это Колум. — А о нашей пленнице я позабочусь сама, когда она вдоволь помучается страхом такой смерти, да, именно такой смерти. Но сначала я буду пытать и мучить ее.
Десма пересекла комнату и ткнула носком сапога большое тело Колума. Он не шевелился. Она отошла от трупа и расправила вуаль, тяжело навалившись на массивный, украшенный резьбой столбик кровати. Если Нэн знает, что он сюда приходил, она просто ответит, что он ушел. Если люди Колума станут искать его, она скажет, что расплатилась с ним и он, должно быть, ускакал со своим новым богатством. К тому времени, как его найдут — услышат его запах, — она разделается с отродьем Болейнов и разошлет рожь по всем местным мельницам от имени принцессы Елизаветы.
Шатаясь от усталости, Десма нагнулась, схватила Колума за обутые ступни и подтащила ближе к кровати. Затем перевернула его на живот, чтобы достать кинжал.
За ним оставался след из крови и озерной воды, стекавшей с одежды и волос, и, что хуже всего, содержимое его опорожнившихся внутренностей. Десма вытащила из-под подушки валик, вытерла им пятна с пола и очистить клинок, который потом намазала новой порцией яда и опустила обратно в мешочек.
Валик она забросила под кровать, потом, толкая и перекатывая, спрятала туда же тело и наконец подтянула край покрывала к самому полу. На миг ей показалось, что она снова кричит, как в тот день, когда нашла тело отца, баюкала его, а потом пыталась спрятать, чтобы никто его не забрал. Но нет, на этот раз кричал за стенами замка ее павлин. Десма рухнула на колени, слушая, как этот крик снова и снова отдается эхом в ее голове.
Глава восемнадцатая
— С этим озером не сравнится никакой ров, — сказал Дженкс, издали присматриваясь к замку. — Молю Бога, чтобы мы нашли Мег целой и невредимой.
— Найдем, — пообещала Елизавета, но голос ее сорвался, и ей пришлось прочистить горло. — Должны найти.
— Слишком красивое место для обители зла, — заметил Нед.
Но Елизавете это место красивым не казалось. Им был виден холм, увенчанный невысоким гребнем, на котором, кроме замка, нескольких отдельно стоящих башен и построек, размещался поросший травой
