Я поднял мальчишку на ноги, ухватив его за ворот туники. Однако ему все равно приходилось задирать голову, чтобы смотреть мне в глаза. Где? Кто его убил — турки? Как звали твоего господина?
Он отер лицо рукавом туники, отчего оно стало еще грязнее. Я поддерживал его за плечо, чувствуя, что в его дрожащих ногах нет силы.
— Дрого из Мельфи, — заикаясь, ответил мальчик. — Он служил в отряде господина Боэмунда. Я нашел его… — Высвободившись из моей хватки, он вновь рухнул на колени и указал рукой в сторону насыпи. — Я нашел его там. Мертвого.
Я взглянул на Сигурда, затем посмотрел в темнеющее небо. Какая-то часть моего сознания твердила мне, что погибших сегодня и без того хватает, что рыдающий слуга и убитый норманнский рыцарь — не моя забота, тем более что в этот поздний час по округе могут рыскать турецкие разъезды. И все же я не мог отмахнуться от этого несчастного мальчишки, горюющего по своему хозяину.
— Будет лучше, если нас сопроводят твои люди, — сказал я Сигурду.
— Лучше для кого? — язвительно спросил он. — Для моих людей куда лучше засветло вернуться в лагерь. С наступлением ночи здесь появится уйма турок, тафуров и волков.
— Водись здесь волки, их давно бы уже съели. Что касается остальных… — Я повернулся к мальчику. — Идти далеко?
Он покачал головой:
— Нет, мой господин, совсем недалеко.
— Тогда веди нас, да побыстрее!
Мы нашли узкую тропку, ведущую на насыпь, и поспешили вслед за мальчиком, двинувшимся в направлении дальних холмов, возвышавшихся на другой стороне Антиохийской равнины. Красноватая глинистая почва раскисла от непрестанных дождей, колючая трава колола мне ноги. Мы поднялись на невысокий гребень и увидели перед собой похожую на небольшой естественный амфитеатр округлую впадину, имевшую в поперечнике не более пятидесяти шагов. Вероятно, это был заброшенный карьер, в пользу чего говорили рубцы и рытвины на отвесных стенах ямы и мягкая, рыхлая почва на ее дне. В самом ее центре лежало чье-то тело.
Я сбежал вниз и склонился над телом, в то время как варяги на всякий случай рассредоточились вокруг ямы. У меня за спиной раздавалось недовольное сопение Сигурда.
— Ты здесь его и нашел? — спросил я у мальчишки, который опустился на колени напротив меня.
По его щекам текли обильные слезы, но он показался мне скорее напуганным, чем опечаленным.
— Да, — пробормотал он. — Здесь…
— Но откуда ты знал, что он будет здесь?
Мальчик поднял на меня полные ужаса глаза.
— Он ушел из лагеря много часов назад. Господин Вильгельм, брат господина Боэмунда, велел мне найти его. Сначала я обыскал весь лагерь, а потом стал искать здесь. И нашел.
— Но с чего ты взял, что он придет сюда? — повторил я свой вопрос.
Ни один здравомыслящий человек не отважился бы предпринять столь опасную прогулку, ведь от дороги нас отделяло никак не меньше полумили.
Мальчик закрыл глаза и тесно переплел пальцы.
— Он часто бывал здесь. Я видел его в этом месте не раз и не два.
— И зачем же он сюда приходил?
Мои вопросы были вполне естественными при данных обстоятельствах, однако их бесцеремонность явно встревожила мальчика. Он молча дрожал, не в силах отвечать мне.
— Он лежал в таком же положении?
Утвердительный кивок.
Я пристально посмотрел на лежавшее передо мною тело. Судя по тому, что Дрого — а мальчик назвал его именно так — служил под началом Боэмунда, он входил в отряд сицилийских норманнов. Он лежал в траве лицом вниз, молчаливый и спокойный, как и сгущавшиеся вокруг нас сумерки, и в первый момент мне показалось, что он умер от какой-то болезни, так как я не видел никаких следов насилия. На нем не оказалось даже доспехов, его единственным одеянием была видавшая виды, давно не стираная туника.
Острый запах крови лишил меня наивных надежд. Я взял Дрого за плечо и перевернул его на спину. Тяжелое тело послушно распласталось по земле, и из моих уст вырвался непроизвольный крик. Конечно же, норманн Дрого умер не своей смертью: он умер потому, что ему перерубили горло тяжелым клинком. Под телом натекла целая лужа крови. Человек, нанесший удар, обладал недюжинной силой, поскольку едва не отрубил Дрого голову. После того как я перевернул труп на спину, из шеи вновь начала струйками бить кровь. Она залила черную бороду норманна, пропитала его шерстяную тунику, брызнула на лицо с широко раскрытыми остановившимися глазами. Несколько капель попало даже на лоб убитого.
Я отметил все это и еще сотни других проявлений этого кошмара, но мысль, внезапно пришедшая мне в голову, заставила забыть об остальном.
— Кровь продолжает идти, а значит, это произошло всего несколько минут назад. — Я вскочил на ноги. — Если это работа турок, то они могут находиться где-то поблизости.
Мальчишка, все еще стоявший на коленях, с опаской огляделся по сторонам.
— Нужно найти их, — пробормотал он, покусывая побелевшие костяшки пальцев. — Мы должны отомстить им за моего господина!
— Нет, мы должны вернуться в лагерь, — отрезал я. С той поры, как мы покинули Константинополь, я видел множество людей, умерших такой же страшной смертью, и мне совсем не хотелось пополнять их число. С востока уже наползала ночь, на каменистые стены ложбины легли зловещие тени.
— Но мы захватим его тело с собой, — добавил я.
Не стоило забывать о том, что наступал час ночных стервятников, которые могли разделаться с трупом, превратив его в нечто еще более ужасное.
Похоже, Сигурд разделял мои мысли. Во всяком случае, он не стал возражать против того, чтобы варяги образовали из рукоятей своих топоров некое подобие носилок и положили на них мертвое тело. К тому времени, когда мы достигли наших рубежей, на мир опустилась тьма. На каждом шагу нас окликали тревожными голосами дозорные. Византийский лагерь, располагавшийся возле северо-восточных стен рядом со станом сицилийских норманнов, находился примерно в миле от нас. Мы шли мимо нескончаемых палаток, шатров, импровизированных загонов, кузниц и оружейных мастерских, залитых неверным светом бесчисленных лагерных костров. Воины с осунувшимися лицами и распухшими от голода телами жаждали пищи, денег или сострадания; изможденные женщины бродили в поисках старых или новых любовников; дети устраивали жестокие потасовки. Божье воинство готовилось ко сну.
Из соображений безопасности я избрал путь, шедший по периметру норманнского лагеря. Многие норманны в прошлом участвовали в войнах против Византии, и появление греков, несущих тело убитого норманна, могло быть воспринято ими как провокация.
Мальчишка, шедший позади нас, дернул меня за рукав.
— А мне куда теперь идти?
Я заглянул в его несчастные глаза.
— Отправляйся в палатку своего господина. Его сопровождали какие-нибудь родственники?
Мальчишка покачал головой и, шмыгнув носом, ответил:
— Был брат, но он умер еще в марте.
— А друзья или другие уроженцы Мельфи?
— Три рыцаря, которые делят с нами палатку.
— Передай им, что тело твоего господина находится у нас. Они могут забрать его и похоронить.
Если, конечно, на этой земле найдется место еще для одной могилы.
После скудного ужина я направился по лабиринту полотнищ и веревок к центральной площади нашего стана. Посреди нее в гордом одиночестве стоял большой шатер. Его размеры и превосходное качество полотна, из которого он был сшит, говорили о высоком положении его владельца, но еще красноречивее об этом свидетельствовало пустое пространство вокруг, создававшее иллюзию уединенности. У освещенного светом факелов входа стояли два угрюмых фракийских печенега. Они без лишних слов пропустили меня в шатер.
Внутреннее убранство шатра поражало роскошью. Свисавшие сверху красные и золотистые шелковые
