отсиживаются по щелям!
Конь епископа Адемара нервно переступал с ноги на ногу.
— Но разве это решение — сжечь город, чтобы Кербога не смог взять его?
— Этих паразитов нужно было выкурить из щелей! Меня нельзя обвинить в том, что ветер разнес огонь по всему городу.
— Тебя можно обвинить очень во многом. Ты принес нам погибель!
Я никогда не видел епископа в таком бешенстве. Капли пота и слезы текли по его перепачканному сажей лицу. Ссутулившись в седле, он обличал Боэмунда, подобно древнему пророку.
— Не раздражай меня, священник! Я — единственный, кто может спасти вас.
— Посмотри вокруг! — Адемар развел руки, указывая на мятущиеся толпы. — Взгляни в эти лица! Они перепуганы настолько, что готовы бежать из города! Их не удержат ни каменные стены, ни запоры! Наша армия будет разбита, и повинен в этом будешь только ты!
— Вот уже три дня я меряюсь силами с Кербогой. Я не ел, не спал и даже не справлял нужду все это время! Адемар, ты — пастырь этих жалких червей. Если вы с отшельником не заставите их принять участие в битве, я сделаю это сам! Мне нужны мужчины, вовсе не обязательно благородные, искусные или сильные. Главное, чтобы они готовы были выйти на бой с противником и спасти нас от полного уничтожения. Если ты не можешь собрать свое войско, отправляйся на гору сам и останови Кербогу собственным копьем! Вот только хватит ли у тебя смелости?
Боэмунд пришпорил коня и направил его сквозь толпу к дальнему концу площади, где к нему присоединился еще один конный рыцарь.
Адемар посмотрел вниз.
— Деметрий?
— Да, владыка. — После страшных часов, проведенных мною в подземелье, даже знакомые лица казались чужими. — Неужели это дело рук Боэмунда?
Епископ мрачно кивнул:
— По его мнению, слишком многие паломники увиливают от участия в битве. Он использовал огонь, чтобы выкурить их, но, боюсь, этим он попросту открыл город Кербоге.
Кербога уже прорвал оборону?
— Не знаю. Последнее, что я слышал, — мы все еще оказываем ему сопротивление.
В царившей вокруг суматохе я не услышал звука шагов. Неожиданно между мной и епископом появилась темная фигура, схватила коня за уздечку и уставилась на Адемара молящим взглядом. Человек покачивался из стороны в сторону и бешено размахивал свободной рукой. Я ясно увидел в отсветах огня его лицо. Кривой нос, изъеденное язвами лицо. Петр Варфоломей.
— Владыка! — вскричал Петр. — Что успел наболтать тебе этот лжец?
Не удостоив жалкого паломника ответом, Адемар молча шлепнул его мечом по спине. Петр Варфоломей взвыл и отступил назад, не выпуская уздечки из рук.
— Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать! — прохрипел он. — Владыка, Господь послал мне удивительное видение! Выслушай меня, прежде чем этот грек настроит тебя против меня!
Земля вздрогнула у нас под ногами — это обвалилась стоявшая по другую сторону площади колоннада. Рухнув наземь, мощные колонны разбились вдребезги. Поднялась туча из пепла и искр. Сквозь нее я увидел в алькове задней стены старинную статую, бесстрастно взиравшую на разрушения. Несколько смельчаков и оставшиеся на той стороне участники оцепления схватили ведра и принялись заливать пламя водой. Статуя исчезла в облаках пара.
Я посмотрел на епископа. Петр Варфоломей так и стоял возле его коня, держась рукой за уздечку и продолжая свои бессвязные речи. Вероятно, он опасался того, что я поведаю епископу о его ереси, и спешил оговорить меня первым. Но в этот час, когда весь город был охвачен пожарами и мятежами, я испытывал одно-единственное желание — как можно быстрее найти своих друзей. Не прощаясь с Адемаром и даже не посмотрев в его сторону, я вновь вернулся в толпу. Нечего было и пытаться следовать собственным путем: властному движению людского потока не смог бы противостоять ни один человек. Поэтому я уподобился утопленнику и позволил толпе понести себя с горы туда, где находились река и стены.
Мы достигли стен достаточно быстро, поскольку дорога была широкой, а толпа непреклонной. Стоявшие возле моста норманнские рыцари размахивали копьями, отгоняя от запертых ворот тех, кто пытался к ним приблизиться. Впрочем, это не имело особого смысла. Крестьяне и рыцари лезли по лестницам на верх стены. Там, где толпа была особенно плотной, виднелись приставленные к стене лестницы, прогибавшиеся под весом взбиравшихся по ним людей. Вспомнив штурмовую лестницу, по которой я поднимался на антиохийскую стену в ту памятную ночь, я предпочел обычные каменные ступени. При виде множества людей, толпившихся на стенах, казалось невероятным, что там найдется место еще для кого-нибудь, и все же мы продолжали подниматься вверх. Город остался внизу; с того места, где лестница делала поворот, я увидел крыши и купола Антиохии, уходившие к подножию горы. Даже в моем растерзанном состоянии я испытал потрясение, ибо мне открылись истинные аппетиты огня, охватившего уже полгорода. Над пламенем поднимался густой дым, возносивший к небу истошные крики людей и рев животных. Кербоге оставалось следить за нашей погибелью из крепости на вершине, после чего он мог спуститься с горы победителем и собрать прах нашего воинства в знак триумфа.
Ослепнув от пламени и оглохнув от немыслимого шума, я забрался на укрепление. Ширина антиохийских стен была такова, что по ним в спокойное время могли свободно идти плечом к плечу сразу четыре человека, и все это пространство между башнями было заполнено людьми. Толпа продолжала двигаться вперед, к зубцам укреплений, откуда на тонувшую в темноте внешнюю сторону стены были сброшены веревки. Здесь были и тросы, использовавшиеся нами при постройке осадных машин, и наспех связанные друг с другом поводья, туники и разодранные на полосы палатки. Расталкивая друг друга, паломники перебирались через укрепления и съезжали вниз, торопясь покинуть городские пределы. На стене была такая давка, что многие падали вниз, прежде чем им удавалось ухватиться за веревку.
Подобная перспектива меня нисколько не прельщала. Заметив, что справа от меня людей заметно меньше, я стал отчаянно пробиваться в этом направлении. Чем дальше я удалялся от ворот, тем легче мне было двигаться. На расстоянии нескольких сотен шагов стена почти совсем опустела: я прошел насквозь несколько сторожевых башен, не встретив ни души. Именно поэтому я насторожился, услышав из-за очередной двери чьи-то голоса.
Я больше не верил тому, что в этом городе у меня есть какие-то иные союзники, кроме варягов, от лагеря которых меня отделяло изрядное расстояние. Я замедлил шаг и тихонько подошел к двери караульного помещения.
— Отплывай сразу, как только окажешься в гавани, — послышалось изнутри. — Медлить нельзя! В самом скором времени Кербога может нанести удар по Святому Симеону, чтобы отрезать нас от моря. Ты должен поспеть туда до этого.
Ответа второго человека я не расслышал, ибо меня объял ледяной страх. Мне были прекрасно известны властность и бесцеремонность обладателя первого голоса. Он предал город огню, желая наказать малодушных и слабых, поскольку ему не хватало людей. А теперь, похоже, отсылал часть своих последователей в какое-то неведомое мне место. Что еще затеял Боэмунд?
— Прикажешь владельцу судна плыть в Таре. Денег у тебя на это хватит? — Из-за двери послышался звон монет. — Вот и прекрасно. Пройдешь Киликийскими воротами и займешься поисками греческого императора Алексея в Анатолии. Мне докладывали, что его силы находятся сейчас возле озер в окрестностях Филомелия, хотя с той поры они могли и переместиться. Впрочем, отыскать его будет несложно.
— Они сочтут меня трусом, — послышался голос второго человека, который тоже показался мне знакомым, хотя я не мог припомнить имени его владельца.
— Скажешь, что у тебя не было иного выхода. Мол, оставил Антиохию только для того, чтобы Господь сохранил тебя и твой меч, дабы разить исмаилитов. Скажешь, что в момент твоего бегства Кербога стоял у самых ворот города и что наше войско обречено. Убеди грека в том, что спешить нам на выручку не стоит. Самое лучшее для него — вернуться в свой дворец.
— Понятно, — задумчиво произнес собеседник Боэмунда. — Убедить его в этом будет несложно,
