Бен очень аккуратно, стараясь не шуметь, опустил вес. Раздался только слабый стук. Голоса слышались из открытого окна. Кузены, видимо, вышли на веранду, окружавшую дом со всех сторон.
— Наверное. Ты видела этот его тренажер? — спросил Заим. — Какая потеря времени! Сначала занимался компьютерами, теперь тяжести вот таскает. Он смог бы, наверное, научиться входить в Мечту, если бы не растрачивал понапрасну время на всякие бестолковые занятия. Папа говорит, что он просто не прилагал к этому должных усилий.
— Я где-то читала, что тяжелой атлетикой занимаются только те, у кого маленький член. Таким образом они надеются компенсировать свой недостаток, — заявила его сестра.
— Совершенно верно. И лучшее тому доказательство — то, что меня никогда не привлекала тяжелая атлетика.
Тресс фыркнула.
— Он всегда был жутко противным.
У Бена от обиды задрожали губы. С его кузенами всегда одно и то же. В раннем детстве они обзывали его «коротышкой» и «бледной молью». Когда же подросли, и стало ясно, что Бен не ощущает Мечту и никогда, судя по всему, не сможет войти в этот мир, ему придумали новые прозвища — «крикун» и «мутант». Тресс имела привычку щипать его под столом, от чего на руках и ногах мальчика оставались огромные синяки. Займу нравилось ломать игрушки Бена, а потом сваливать все на него самого, за что ему страшно влетало от Сил и Хазида. Жизнь у тети с дядей во время маминых «поисковых поездок», как она сама их называла, сделалась для мальчика настоящим кошмаром. Учеба и компьютеры были для него сначала формой спасения, а потом это вошло в привычку. И когда Ара разрешила сыну во время своих отлучек оставаться одному дома, он вздохнул с невероятным облегчением.
Тресс и Заим все еще обсуждали его и маму, хотя, как вскоре понял мальчик, вполне отдавали себе отчет, что он прекрасно их слышит. Бен думал, что будет, если он сейчас высунет голову в окошко и крикнет им что-нибудь оскорбительное. Что-нибудь едкое и остроумное, чтобы оба они вмиг заткнулись.
Что-нибудь такое, чего от него никто не ожидает.
Мальчик уставился в окно. Все было бы ничего, если бы у него были настоящие друзья, ну хотя бы один друг. Но друзей у него не было. В школе для не-Немых родственников членов ордена Детей Ирфан Бен завоевал прочную репутацию одиночки. Тресс и Заим научили его, что дружелюбные увертюры часто являются всего лишь вступлением для грубых шуточек и издевательств, а сам он никогда не умел завязывать знакомства. Быть одному, во всяком случае, гораздо лучше, чем становиться потенциальной мишенью для насмешек.
Бенджамин Раймар в на редкость мрачном настроении снова вернулся к своим занятиям, и грохот металла вскоре заглушил голоса за окном.
Кенди бродил по переходам, заполненным веселящейся толпой — людьми, чед- балаарцами, инопланетянами других рас. Хотя солнце давно село, все вокруг было ярко освещено. С каждого карниза, с каждого балкона свешивались, разгоняя темноту приглушенным золотистым светом, гирлянды бумажных фонариков. На балконах и на лестницах сидели группы барабанщиков, отбивающие четкие ритмы, выкрикивая слова одобрения после особенно удачных пассажей. Почти все участники праздника в одной руке держали чашу, а в другой — свечу. Свеча олицетворяла собой костер, вокруг которого собрались чед-балаарцы и люди во время церемонии, объединившей две расы; тогда как чаша являла собой символ сосуда, из которого вкушали особый напиток все участники знаменательной церемонии. В тот день наркотики, подмешанные в напиток, и ритмичный бой барабанов чед-балаарцев сделали свое дело, и первые люди открыли для себя мир Мечты, что в конечном итоге привело к созданию ордена Детей Ирфан.
«Ирфан, должно быть, была весьма одарена от природы, — мрачно размышлял Кенди, — если ей с первого раза удалось попасть в Мечту».
Его настроение явно не соответствовало царящему вокруг веселью. Люди смеялись, пели, танцевали. Торговцы на улицах, то есть на подвесных переходах, продавали восковые свечи, глиняные чаши, горячую еду и напитки, безделушки и дешевые игрушки. Повсюду звучала музыка. Интересно, подумал мальчик, как бы отреагировали собравшиеся, если бы услышали звуки трубы австралийских аборигенов. Кенди знал, что внизу, на широких платформах, устраивались игры и состязания, но идти туда у него не было никакого желания.
Ничего такого страшного он не сотворил. Просто он углядел под деревьями мирно пасущееся стадо динозавров, огромных, с длинными хвостами и массивными шеями. Ну и что с того, что он спустился вниз, ведь он только хотел получше их рассмотреть! Потом не удержался, конечно, взобрался одному из них, тому, что поменьше, на спину. Так ведь животное его даже не заметило! Он просто хотел доказать себе, что не боится, что способен на это. А матушка Ара закатила настоящую истерику. И вот теперь, несмотря на праздник, Кенди добавили еще «нарядов вне очереди». Он с утра пораньше должен будет заняться уборкой территории. Разве станешь после такой несправедливости веселиться и беззаботно радоваться жизни?
Сквозь барабанную дробь и чей-то смех послышался знакомый голос. Мальчик повернул голову, и сердце у него бешено забилось, когда он увидел чуть впереди на одной из платформ знакомую фигуру. Питр. А Кенди и забыл, что пообещал себе объясниться с ним нынче вечером. Сегодня праздник, день новых начинаний и перемен. У мальчика вспотели ладони.
«Что-то ты уж больно испугался, — сказал он сам себе. — Как будто и не прокатился только что на спине динозавра».
С Питром стояли какие-то люди. Каждый держал в руках свечу и чашу. У Кенди не было ни того, ни другого, до нынешнего момента ему и в голову не приходило приобрести непременные атрибуты праздника Пробуждения. А в этот момент он вспомнил, как Дорна объясняла ему, что в этот день полагается угощать знакомых напитком из своей чаши. Мальчик оглянулся и заметил чед-балаарца, стоящего около столика, на котором были выставлены на продажу праздничные символы. Кенди поспешил к нему и схватил чашу, быстро ткнув пальцем в миникомп чед-балаарца, занося стоимость чаши на свой общий студенческий счет. Тот налил в чашу пурпурную, слабоалкогольную, судя по запаху, жидкость. Мальчик поблагодарил торговца, тот протрещал ему что-то в ответ — он не понял ни единого слова, но вежливо покивал головой и бросился прочь. Отпив небольшой глоток из чаши, Кенди убедился, что напиток и в самом деле содержал алкоголь. Он подхватил оставленную кем-то на перилах балкона свечу и, изо всех сил стараясь не показать своего волнения, направился к Питру Хеддису. Сейчас все решится. Так или иначе, но он узнает правду. Мальчику вспомнилась старая молитва, которой его научили хранители традиций реальных людей.
«Во имя моих глубочайших чаяний и во имя глубочайших чаяний всего живого и сущего, — подумал он про себя, — пусть сегодня Питр скажет, что он тоже неравнодушен ко мне».
Несмотря на легкое вино, во рту у мальчика пересохло. Он подошел к юноше.
— Привет, Питр. Выпей из моей чаши.
Хеддис стоял спиной к Кенди, опираясь локтями на ограду платформы. Услышав голос мальчика, он с улыбкой оглянулся. Обернулись и его спутники — Кенди не знал никого из этих людей. А где же Триш, вдруг подумал он.
— Привет, Кенди, — радостно отозвался юноша. — Счастливого праздника. Я как раз думал, что, может быть, встречу тебя сегодня.
— Правда? — Кенди поднял свою чашу. — Я очень рад, что вижу тебя. И я думал, что, может быть… — Он сделал паузу, чтобы прочистить горло, — может быть, у тебя найдется минута, чтобы поговорить со мной.
— Ну разумеется, — сказал Питр, и при виде его улыбки у мальчика зашлось сердце. — Однако я веду себя как последний невежа. Кенди, разреши представить тебе Холлу. — Он улыбнулся невысокой блондинке примерно одного с ним возраста, кареглазой, с хорошеньким круглым личиком. — Холла, познакомься, это Кенди Уивер.
Спутница Хеддиса протянула мальчику руку. Тот поставил чашу на ограду и машинально пожал ее ладонь, не ощутив при этом удара. Девушка не была Немой.
— Так это на тебя напал во время полета птеродактиль? — спросила она. — Питр мне рассказывал. Ты такой молодец, не испугался. Я бы, наверное, умерла со страху!
— Да, спасибо, — не совсем впопад ответил Кенди, размышляя, как бы поудобнее избавиться от Холды, чтобы спокойно поговорить с Питром наедине.
