Мои мысли были почти банальны, смешны и незначительны. Я чувствовал небольшую обиду на то, что критики и умники, а также Гриндельвальдский могильщик, который причислил нас, как и всех тех, кто пытается покорить Северную Стену, к своим клиентам, были правы. Тогда я вспомнил несчастный случай на Западной Стене Штурцхан в горах Тотен, годы назад.
Я пробовал пройти ту трудную стену зимой и упал на 45 метров. И в том случае, моя жизнь не пробежала у меня перед глазами, и у меня также не возникло чувство отчаяния из-за того, что я очень любил жизнь. Неужели все меняется, когда переступаешь эту черту? И теперь, я был все еще жив; мой рюкзак по-прежнему защищал мою голову; веревка все еще была продернута через карабин; и Фриц еще пока не упал.
Тогда новое, невероятное, и в этот раз потрясающее осознание пришло ко мне. Напор лавины прекратился. Снег и лед звенели далеко внизу. Даже яростный рев шторма казался теперь, когда лавина утихла, нежным шепотом.
И тут, вибрируя, через серый туман, раздались первые крики, подхваченные утесами, окружающими «Паук» и донесенные людям, едва способным осознать невероятную правду. Выкрикивались имена, и голоса отвечали: «Фриц! Хайни! Андерль! Вигерль!» Я осознал, что мы все живы. Они были все живы, и я тоже. Самое большое чудо Айгера произошло. «Белый Паук» не взял жертв.
Но было ли это действительно чудо? Гора была добра? Верно ли было сказать, что «Паук» пожалел жизни своих жертв?
Айгер. Фото Lawrie Brand
Альпинисты не сверхчеловеки, они — вполне прозаичные люди. Такие размышления могут быть объяснены только первым всплеском радости возвращения к жизни; они не имеют шанса на то, чтобы отрезвить наше мировоззрение. Чудо и милосердие не в моде у природы, тем более в горах, сегодня были результатом желания человека поступить правильно даже в моменты самой страшной опасности.
Разве можно сказать, что нам просто повезло? Известный человек однажды сказал: «В конечном счете, везет тому, кто борется до конца». Я не столь самонадеян, чтобы утверждать, что мы, альпинисты, всегда используем полностью все возможности. Но мне кажется, что одно из высказываний Альфреда Вегенера соответствует нашей ситуации на «Пауке» Айгера как нельзя лучше.
Он говорил: «Удача — последняя пуля в барабане». Наш револьвер был пуст…. Каспарек стоял на 20 метров выше меня на ледовом склоне. Когда он услышал приближение лавины, он моментально попытался забить ледовый крюк. У него не было времени, чтобы испугаться даже на долю секунды. Крюк был забит только на несколько сантиметров в лед, и весьма непрочно, когда пошла первая лавина. Несмотря на опасность, даже в то время, когда лавина с ревом неслась вниз, на него, он думал о недобитом крюке. Он должен был быть забит надежно, он не должен был вырваться под ударом несущихся каскадом масс снега и льда, и падающих камней; поэтому Каспарек держал его, прикрывая рукой.
Камни били его по руке, срывая кожу. Он испытывал ужасную боль, но его желание удержать крюк было больше. И в течение короткого перерыва между первой и второй лавиной, он всадил крюк в лед до кольца, и быстро вщелкнул в него самостраховку. И именно поэтому Фриц не сорвался… И только потом, когда напряженность момента прошла, я вспомнил, что я тоже пристегнулся самостраховкой к своему крюку для большей надежности в течение этого же перерыва.
Лавина застала Хекмайера и Фёрга врасплох, на скальном выступе, приблизительно на 20 метров ниже утеса, возвышающего над «Пауком». Благодаря форме выступа, лавина разделилась недалеко от них на два отдельных потока, но снег, и ледовая крошка, летящие вниз по каждому из них, были достаточно сильны, чтобы смести альпинистов со своего пути. Ни один из них не мог организовать себе самостраховку, забив крюк, не только потому, что не было времени, но и потому, что у них не было ни одного крюка.
Вся коллекция была тогда на мне: благодаря тому, что я был последним в связке, я нес приблизительно 9 килограмм железа, которое я выбил из скал и льда. У Хекмайера был только ледоруб, чтобы удержаться. Река льда захлестнула его по бедра и угрожала унести, как опавший лист; но он сумел выдержать яростное давление. В то же самое время он проявил себя как надежный напарник по связке и как выдающийся руководитель восхождения. Несмотря на его собственное печальное положение, Хекмайер нашел время, чтобы подумать о своей второй половинке, стоящей ниже его на открытой вершине склона.
Вцепившись в ледоруб одной рукой, как за якорь, второй он схватил Фёрга за воротник и крепко держал его. И таким образом они оба пережили налет лавин. Только теперь, когда опасность была позади, Фриц почувствовал острую боль в своей руке с содранной кожей. Только тогда он крикнул Хекмайеру и Фёргу. «Сбросьте мне веревку, я ранен».
Ушло много времени на то, чтобы связать веревки и бросить их вниз, к месту, где стоял Фриц. И даже тогда не хватило 10 метров, поэтому Каспареку пришлось пролезть это расстояние без страховки. Как же прав Вегенер! Удача — действительно результат последних запасов, последний патрон в обойме. Вот как Хекмайер описывал конец лавины и свою радость при обнаружении, что мы были все еще живы:
Мы все собрались вместе на верхней части «Паука». Наше чувство восторга при взгляде на лица товарищей было неописуемым. В качестве подтверждения нашей дружбы, мы решили снова связаться вчетвером одной веревкой и следовать так до самой вершины.
И нашим лидером должен быть Андерль. Лавины «Паука» не были в состоянии сорвать нас со Стены, но им удалось смести с нас последние, мелкие остатки наших скупых и эгоистичных амбиций. Единственным противовесом этой величественной стене была испытанная сила дружбы, стремления и понимание, что каждый из нас выкладывается по полной. Каждый из нас был ответственен за жизни других, и мы больше не хотели идти раздельно. Мы преисполнились искренней радостью. От нее возросла уверенность в том, что мы поднимемся по Стене на вершину и найдем дорогу назад в долину, где живут люди. В таком приподнятом настроении группа продолжила восхождение.
Наше восхождение ярко освещалось и привлекало интерес общественности, хотя мы тогда этого не знали, и не подогревали интерес к своему восхождению; но любопытно отметить, как события на Северной Стене преломлялись в глазах наблюдателей снизу.
На нас глядят в бинокли, трубы сотни глаз…
Вот как Ульрих Линк, известный Мюнхенский журналист, сообщал о своих наблюдениях в Кляйне Шайдигг:
