силой, которая заставляет его покорять сложнейшие вершины. Меня очень раздражают те писаки, которые характеризуют альпинистов, выходящих на предельно сложные маршруты, как психически ненормальных.
Я не могу представить себе более нормальных мужчин, чем мои три компаньона на Айгере. Да, положение, в котором мы оказались, было весьма не тривиальным; но реакция моих друзей в этот необычный момент была совершенно нормальна.
Фриц хотел сухих сигарет; Людвиг переобувался в удобные, мягкие тапочки для бивака; и Андреас, забивший в стену свои крючья, защищенный широкой спиной Людвига, спал спокойным сном.
Сон на Северной стене. Художник Horsley Freya
Мир и гармония той ночи под открытым небом позволили мне умчаться прочь в сумеречный мир между пробуждением и сном. Мое тело, почти лишенное духа, было в покое. Холод не докучал; он служил лишь напоминанием о том, что я висел на огромной стене горы, и находился в несколько стесненном положение, в заложниках у рюкзака, на нашем биваке.
Но это тоже меня не трогало. Здесь, как и в других местах в жизни, счастье рождалось из контраста. После пережитой схватки с лавинами несколькими часами раньше на «Пауке», ночевка на биваке казалась нам раем. Я проснулся от значительного снежного обвала над нашей палаткой.
Рассвет мерцал через небольшое окно; новое утро приближалось.
К сожалению, оно не было озарено великолепной игрой света восходящего солнца, ни ясным светло- голубым небом, в котором звезды затуманивались светом нового дня; его приближение было мглой, выходящей из серого тумана. Стянув наши спальники, мы попали в зиму.
Снегопад продолжался, и все острое или угловатое было оштукатурено свежим снегом. Выступ, на котором мы коротали ночь, тоже растворился в снегу. Наши друзья, несколькими метрами ниже, напоминали мраморные скульптуры, застывшие на постаментах. Мысль о том, что в этой абсолютно дикой природе, люди выжили, и даже планировали выбраться отсюда, в тот же день, из этой западни на вертикальной скале, отполированной льдом и покрытой снегом, казалась смехотворной.
Но мы были действительно живы; и мы не только планировали подняться отсюда вверх, мы были уверены, что сумеем сделать это. Мы слышали рев бури, завывающей на гребне над нами. Там, где стояли мы, ветра не было. Только лавины, сходящие вниз и проносящиеся вдаль мимо нас, рождали ветер.
Мы изучили их расписание и распланировали наши действия, сообразуясь с полученными знаниями. Было страшно даже подумать о том, в каком плачевном состоянии мы бы могли оказаться, будь мы там, на Стене, если бы нам все еще предстояло пройти ледовый склон «Паука». Те небольшие обвалы, которые летели на нас с гребня, были только началом больших лавин, которые, подпитавшись от многочисленных кулуаров выше, неслись сейчас по склонам «Паука».
Нам повезло добраться до той высоты, на которой мы сейчас находились. Но скоро мы поняли, что наша висячая ночевка будет казаться легким испытанием по сравнению с тем, с чем мы еще должны будем справиться сегодня. Мы были в хорошей форме. Боль в руке Каспарека, казалось, утихла.
Благодаря широкой спине Фёрга, Хекмайер шикарно выспался. Фёрг уже занял свой пост повара. Он сварил целую кастрюлю кофе, растопил шоколад в сгущенном молоке, и в целом приготовил прекрасный и сытный завтрак. Во время поглощения этого великолепия, мы провели военный совет. Погода изменилась, как мы и ожидали — в худшую сторону. Она была такой же плохой, как и всегда, когда люди оставались на Стене в течение нескольких дней подряд. У нас было достаточно пищи и топлива, чтобы отсидеться на биваке несколько дней.
Но чем это нам поможет? Даже если погода наладится завтра или через день или через три дня, состояние Стены сразу не улучшиться, скалы придут в норму только через несколько дней после непогоды. Неужели мы позволим изнурить себя, сидя и выжидая? «Лучше сорваться, чем замерзнуть». Это поговорка Мишеля Иннеркофлера, самого старого из известной династии гидов в Доломитах. Мы не думали о падении, и еще меньше об отступлении из-за того, что Стена облачилась в зимний наряд.
Мы решили идти дальше. Как только решение было принято, я уменьшил вес наших рюкзаков, сбросив вниз в пропасть ту часть снаряжения и провизии, которая казалась лишней. Среди всего прочего была целая буханка хлеба, которая исчезла с большой скоростью в тумане под нами.
Я вырос в суровых условиях и прежде никогда не выбрасывал ни кусочка хлеба; но теперь это действо казалось мне почти символическим — мы отрезали путь к отступлению. «Вперед» — был теперь единственный путь; возврата назад нет. Прошлое было забыто и только будущее имело значение; а будущее пролегало по засыпанной снегом, покрытой льдом стене к вершине.
Мне кажется, ни один человек не может собрать в кулак всю свою волю, все свое стремление, всю свою энергию для решающего отчаянного броска, пока он не убежден, что последний мост за ним сожжен и отступать некуда, возможно движение только вперед.
Мы шли дальше. Андерль поведет нас на вершину Стены; это станет звездным днем Хекмайера. Сегодня, когда я сижу, и пишу эти строки, я твердо убежден, что мы все выбрались бы со Стены благополучно, даже не будь впереди Хекмайера; Фриц смог бы пройти Стену даже в одиночку, несмотря на его раненную руку.
Но, без лидерства Андерля, мы никогда не сделали бы это так замечательно, и нам пришлось бы, вероятно, еще раз заночевать на Стене. Я думаю, это бы нас не погубило, мы все были достаточно подготовлены, сильны и бодры духом, чтобы пережить и не такое. Но станем ли мы хоть на йоту хуже, или корона упадет с нашей головы, если мы, с должным восхищением признаем, что один из нас был лучшим?
Мы снова связались вчетвером одной веревкой. Порядок был теперь такой: Хекмайер, Фёрг, я и Каспарек, который шел сегодня последним, чтобы не выбирать веревку своей поврежденной рукой. Хекмайер столкнулся с проблемами уже в самом начале.
Первое решение, которое нужно было принять, какой из двух маршрутов выбрать? Камин с нависающим льдом, который казался чертовски сложным, но защищенным от снежных обвалов; или вверх по крутому, ледовому кулуару левее камина, по которому, время от времени, спускались небольшие лавины? Он выбрал камин, и Фёрг страховал его через немедленно забитый крюк.
Но камин оказался настолько трудным, что даже навыки Хекмайера оказались бесполезны. Итак, ему пришлось возвратиться назад и попробовать подъем по кулуару, сначала изучив расписание лавин.
Подъем по кулуару
Снег продолжал идти, и теперь, когда наступил день, это был влажный тяжелый снег, тот самый, который легко скользит и прибавляет скорости лавинам. Но и без лавин кулуар был настолько труден, что даже Хекмайер в нем дважды сорвался, и только с третьей попытки, собрав все силы для атаки, он смог подняться на гребень скалы слева от кулуара.
Там он сбил снег и лед ударами ледоруба и вырубил удобную ступень для ног.
«Лезьте», сказал он. Фёрг полез вверх, а мы последовали за ним. Потом Хекмайер продолжил подниматься по маршруту, который требовал от нас полной отдачи сил. Он не мог позволить себе понапрасну тратить время, поскольку должен был успеть дойти до следующего безопасного места в перерыве между лавинами, прежде, чем случится новый снежный обвал. Правда, тут не было каких-то безопасных мест; ступень во льду, крюк для страховки, было лучшим, на что мы могли здесь надеяться.
Но чем выше мы поднимались, тем тоньше становился слой льда в кулуаре; настолько тонким, что уже нельзя было вырубить ступени, и лед перестал держать крюк. Стальные лезвия проходили сквозь лед, ударялись о скалу под ним и просто отскакивали.
