Эмили внимательно разглядывала вышивку на скатерти. Утешать его было бессмысленно. Прошла целая жизнь — с отчаянием, с невероятной надеждой, с одинокими ночами…
Молчание не делало их ближе. Каждый переживал свою боль.
Неожиданно Оноре подался вперед, впился глазами в лицо Эмили и порывисто спросил:
— Ей было хорошо с ним? С этим человеком?
— Да, — с вызовом ответила она, — он очень любил нас обеих. Поэтому-то я и не могу поверить, что он и мама обманывали меня всю жизнь. Она не могла так мне не доверять.
— Она никогда ни словом не обмолвилась обо мне? Даже имени не называла? — В голосе его прозвучала почти детская обида.
— Нет. — На этот раз Эмили постаралась быть мягче. — Мне кажется, что эту часть своей жизни она прятала глубоко внутри. Только гроздь плодов джак, сколько я себя помню, всегда висела у нас в гостиной.
Старик улыбнулся неожиданно светлой улыбкой.
— Она любила их так же, как маленькие дети любят мороженое. Жаль, что ты не можешь их попробовать — сейчас не сезон.
— А когда вы передали ей ключ?
— Я послал ей очередное письмо, вложил туда ключ и написал, что она может вернуться, когда захочет. И что она знает, какая дверь им открывается.
— Я наткнулась на него совершенно случайно, так получилось… — Эмили вовремя остановилась, подумав, что тетя Рейчел тут ни при чем. — Только по-настоящему вилла «Дезире» маме никогда не принадлежала, поэтому она и не стала говорить об этом мне.
— Зато тебе-то принадлежит по-настоящему. Документы оформлены по всем правилам.
— Нет-нет, — попыталась было протестовать она.
— Я тебя очень прошу, — тихо сказал Оноре, — принять от меня этот подарок. Ты можешь сделать с ним все, что хочешь. Это твое право. Хочешь — продай ее или подари.
— Но это слишком дорогой подарок. Я не могу…
— Ты моя дочь. Если бы ты мне только позволила, я отдал бы тебе все на свете. Почему бы нам не заявить о своем родстве открыто?
— О нет, пожалуйста! — взмолилась Эмили. — Я не готова. Дайте мне немного времени. Понимаете, я хочу все обдумать. — Она умоляюще посмотрела на Оноре. — Вы должны меня понять!
— Хорошо, я постараюсь понять, почему ты так не хочешь быть дочерью в общем-то неплохого человека. — Он попытался за шуткой скрыть разочарование. — Пойдем-ка прогуляемся.
Эмили с радостью согласилась. Ей было тяжело продолжать этот разговор. Перемена места могла привести и к перемене темы.
Они вышли из гостиной и спустились в сад. Оноре галантно придерживал Эмили под руку.
— Клод мог бы не говорить мне, что Люси больше нет, — сказал он. — Я знал это. Просто в один день моя жизнь стала пустой.
Эмили молчала.
— Тебе неприятно, что я говорю о Люси?
— Нет, почему мне должно быть неприятно. Мы… мы оба любили ее.
Оноре легко дотронулся до ее волос, как бы благодаря ее за понимание.
— Хочешь, я расскажу тебе, как впервые встретился с ней?
— Расскажите.
— Все началось с вывихнутой лодыжки.
— Вот как?
— Да, самым прозаическим образом. Это было в Порт-Луи. Я возвращался в свою резиденцию, когда на тротуаре увидел молодую женщину, которая держалась за ногу и морщилась от боли. То, что она туристка, я понял сразу. Лицо, одежда… И ей было больно. Я не мог пройти мимо. К тому же она была прехорошенькая. В больницу она ехать отказалась, и я предложил перевязать ногу у себя дома. Она почему-то согласилась. Я, конечно, не умел накладывать повязки и вызвал врача, который и помог ей.
— По-моему, очень романтическая история. Герой спасает возлюбленную от боли.
— А вот тут-то ты ошибаешься. Это была не Люси, а ее сестра Рейчел.
— Тетя Рейчел?
— Они в очередной раз из-за чего-то поссорились. Рейчел выскочила из гостиницы и споткнулась о бордюр.
— Узнаю тетушку…
— Она всегда искала повод поскандалить с Люси, а та все терпела. Я позвонил в «Норманди» и сообщил, что с их американской гостьей все в порядке… А потом пришла Люси, чтобы забрать ее. — Оноре неожиданно замолк, потом снова стал рассказывать, с трудом подбирая слова: — Я полюбил ее сразу, как только увидел. Мне показалось, что дом мой наполнился солнечным светом. Это звучит довольно высокопарно, но это было именно так. Я не знал, красивая она или нет, но понял, что это женщина моей жизни. Рядом с ней просто не оставалось пространства ни для кого больше.
Эмили молчала. Оноре абсолютно точно описал ее чувство к Клоду.
— Думаешь, я скрывал, что у меня семья? Я сказал, но это было неважно. Наши чувства были так сильны, что остановиться мы не могли. Через несколько дней мы стали любовниками. Она даже согласилась переехать в мой дом. Правда, вместе с сестрой.
— Значит, тетя Рейчел жила вместе с вами?
— Нет, — лицо его омрачилось, — через пару дней она переехала в отель.
Странно, что она с самого начала не возражала переехать в особняк Горгульи, подумала Эмили, вспомнив холодное лицо тетки.
— Но это уже совсем другая история, — вздохнул Оноре и замолчал.
Когда Эмили вернулась в свою комнату после прогулки, ей было о чем подумать. Она и теперь не изменила своего намерения покинуть виллу как можно скорее, но убедить себя, что сегодня ей было так же плохо, как вчера, она не могла. На самом деле, будь она не его дочерью, а невесткой, общество Оноре Горгульи могло бы доставить ей массу удовольствий. В нем чувствовалась неизбывная мужская притягательность, которая с годами отшлифовалась.
Как-то само собой получилось, что она стала звать его по имени. Месье Горгульи было бы претенциозно, папа — нелепо. Вариант имени устроил обоих, в этом была одновременно близость и отстраненность.
Может быть, придет время — и они смогут стать друзьями, но видеть в нем отца она не сможет никогда. Слишком большой была ее привязанность к человеку, который ее вырастил и с которым она со скорбью простилась. Надо отдать должное матери, их семья действительно была идеальной. Но даже если бы это было не так, любовь к Клоду и разлука с ним всегда стояла бы между ними.
Эмили с тоской думала, что ей надо уезжать отсюда и похоронить в душе все воспоминания о своей неудавшейся любви. Но это было не таким простым делом, как ей казалось. Оноре ни за что не хотел с ней расставаться и просто обезоруживал ее своей простотой и нежностью.
Как-то утром, спустившись к завтраку, Эмили увидела возле своей тарелки небольшой плоский футляр, внутри которого лежало жемчужное ожерелье. И когда она попробовала отказаться, он небрежно заметил, что это такой пустяк, о котором он не желает говорить. Оноре даже предложил Эмили быстренько слетать в Париж, чтобы обновить гардероб.
— Я самая обыкновенная американка из маленького городка в Новой Англии, — привела Эмили свой последний аргумент. — Мне не нужны платья от Диора. Я просто не смогу их никуда надеть.
Оноре стремился быть с ней как можно чаще. Сначала Эмили думала, что она единственный человек, с которым он может говорить о свой потерянной возлюбленной, но скоро их беседы приобрели другое направление. Он хотел знать о ней все: мечты, планы, привязанности. Он не сомневался, что Эмили его дочь, и просто старался наверстать упущенное. К тому же он понимал, что жить ему остается совсем немного и общение может быть очень коротким.
Когда наконец Эмили объявила, что ей пора возвращаться домой, он повел настоящую осаду,
