во главе длинного стола и прохаживаться позади сидящих. Никто не смел оборачиваться и смотреть на него — они определяли, где он находится, по мягкому скрипу егокожаных сапог или по запаху, исходившему от его трубки. В описываемый день обсуждали большое количество авиационных катастроф. Командующий Военно-Воздушными Силами Рычагов был очень молод. «Аварийность и будет большая, — выпалил он, — потому что вы заставляете нас летать на гробах». После этого долго царило молчание, и наконец Сталин тихо произнес: «Вы не должны были так сказать!» А через несколько дней Рычагова расстреляли.
Можно привести немало таких историй. По словам Хрущева, Сталин любил неожиданно посмотреть на кого-нибудь и сказать: «Что это у тебя глаза сегодня бегают? Почему ты не смотришь товарищу Сталину в глаза?» В такой момент жизнь этого человека висела на волоске.
Сталин внушал страх отчасти инстинктивно (он был по натуре человеком буйного нрава и иногда давал подчиненным затрещины), отчасти по расчету. «Людям, — говорил он Марии Сванидзе, — требуется царь». А царем, которого он копировал, был Иван Грозный. Подтверждение лежит в архиве, в личной библиотеке Сталина, это экземпляр пьесы «Иван Грозный», написанной А. Н. Толстым в 1942 году (Ф55803 Д350). Сталин не только выправил реплики Ивана, сделав их более краткими и лаконичными, чтобы они действительно больше походили на речь грозного царя, но и написал на титульном листе несколько раз: «Учитель».
Собственно, он критиковал своего кумира за одно — за то, что Иван Грозный был слишком слаб. Сталин сказал режиссеру Сергею Эйзенштейну: «Иван Грозный кого-нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом деле мешал. Нужно было быть еще решительнее» («Московские новости», ? 32, 1988).
Сам Сталин вовсе не отличался нерешительностью.
По подсчетам профессора И. А. Курганова, 66 миллионов человек погибли в СССР за период с 1917 по 1953 год: были расстреляны, замучены, замерзли, погибли от голода или от непосильного труда. Другие говорят, что только 45 миллионов. Кто знает?
Кстати, обе эти цифры не включают 30 миллионов. погибших, как теперь известно, во время Второй мировой войны.
Поставим эти потери в контекст: население Российской Федерации сегодня насчитывает приблизительно 150 миллионов человек. Если бы при коммунистах не было истребления людей и происходили нормальные, демографические изменения, тогда население России составило бы сейчас около 300 миллионов человек.
И несмотря на все это, Сталин — что является самым удивительным феноменом нашей эпохи — продолжает быть широко популярным среди населения этой полупустой страны. Памятники ему, правда, демонтированы, улицы переименованы. Но Нюрнбергского процесса, как в Германии, не было. Здесь не было суда, равносильного денацификации. И не было Комиссии Правды вроде той, что создана в Южной Африке.
А открытие архивов? «Встреча с прошлым»?! Послушайте, леди и джентльмены, давайте будем откровенны — мы же знаем причину. Мы знаем, что российское правительство испугано и получить сегодня доступ к архивам гораздо труднее, чем шесть или семь лет тому назад. Вам всем известны подтверждающие это факты, как и мне. Папки, касающиеся Берии, — под замком. Папки Политбюро — под замком. Папки, касающиеся Сталина, — я хочу сказать: настоящие папки, а не витрина, которую показывают здесь, — под замком.
Я вижу, одному-двум коллегам не слишком нравятся мои высказывания…
Хорошо, я подведу их к выводу, сделав следующее заключение: ныне не может быть никаких сомнений в том, что именно Сталин, а не Гитлер, является самой зловещей фигурой двадцатого столетия.
Я говорю так…
Я говорю так не только потому, что Сталин истребил больше людей, чем Гитлер, — хотя и Гитлер немало ликвидировал, — и даже не потому, что Сталин был большим психопатом, — хотя и Гитлер им был. Я говорю так, потому что Сталин — в противоположность Гитлеру — не заклеймен как злой гений. А также потому, что Сталин не был выскочкой, как Гитлер, появившийся ниоткуда. Сталин стоит в исторической цепи правителей, державшихся у власти с помощью страха. Эта традиция существовала до него, он улучшил ее, и она может возникнуть вновь. Его призрак, а не призрак Гитлера, должен тревожить нас.
Подумайте сами. Если вы остановите такси в Мюнхене, вы никогда не увидите в кабине портрет Гитлера, верно? Место, где родился Гитлер, не является объектом поклонения. На могилу Гитлера каждый день не кладут свежих цветов. На улицах Берлина вы не купите кассет с речами Гитлера. Ведущие германские политики не превозносят Гитлера как «великого патриота». Бывшая партия Гитлера не получила на последних выборах в Германии свыше сорока процентов голосов…
А все сказанное выше справедливо в отношении Сталина в сегодняшней России, поэтому слова Евтушенко из «Наследников Сталина» звучат сейчас особенно актуально:
«И я обращаюсь
К правительству нашему с просьбою: Удвоить, Утроить
У этой стены караул».
Непредсказуемого Келсо привезли в отделение московской милиции около трех часов утра. И оставили среди остального ночного улова: тут было с полдюжины проституток, сутенер-чеченец, двое бледных бельгийских банкиров, группа танцовщиков-транссексуалов из Туркмении и обычный полуночный сброд — психи, бродяги и окровавленные наркоманы. Высокие лепные потолки и притушенные люстры создавали впечатление, что все это происходит в пору Октябрьской революции.
Он сидел один на жесткой деревянной скамье, прислонясь головой к облупившейся штукатурке, и невидящими глазами смотрел перед собой. Значит, вот… вот как это выглядит. Можно провести полжизни, описывая это, описывая, как миллионы… как, скажем, маршала Тухачевского превратили в месиво в НКВД. Его признание в пятнах засохшей крови можно увидеть в архиве. Ты даже держал его в руках и на какой-то миг подумал, что представляешь себе, как, должно быть, все это происходило. А потом сталкиваешься с реальностью, и до тебя доходит, что ничего-то ты не понимал. Даже близко не представлял себе, как это было.
Через некоторое время появились двое милиционеров и подошли к фонтанчику с питьевой водой, что находился возле Келсо. Они говорили об узбекском бандите Чехере, которого расстреляли вечером из пулемета в гардеробе «Вавилона».
— Кто-нибудь занимается моим делом? — прервал их разговор Келсо. — Речь идет об убийстве.
— А-а, значит, об убийстве! — с издевкой закатил глаза один из них.
Другой расхохотался. Они бросили свои бумажные стаканчики в урну и пошли прочь.
— Подождите же! — крикнул Келсо.
В другом конце коридора завопила пожилая женщина с перевязанной рукой.
Келсо снова опустился на скамью.
Вскоре по лестнице устало спустился офицер могучего телосложения с горьковскими усами и представился: следователь Беленький, отдел убийств. Он держал в руке грязную бумажонку.
— Вы свидетель по делу об убийстве старика Рапазина?
— Рапавы, — поправил его Келсо.
— Верно. — Беленький, сощурясь, посмотрел на бумажку — пробежал глазами по верху, потом по низу. Возможно, из-за висячих, как у моржа, усов, а может, из-за слезящихся глаз он выглядел невероятно грустным. — О'кей, — со вздохом произнес он. — Запишем ваши показания.
Беленький повел Келсо по широкой лестнице на второй этаж, в комнату с облупленными зелеными стенами и неровным деревянным полом. Он жестом предложил Келсо сесть и положил перед ним стопку разлинованных бланков.
— У старика имелись бумаги Сталина, — начал Келсо, закурив сигарету. И быстро выдохнул дым. — Вы должны это знать. Они почти наверняка были спрятаны в его квартире. Поэтому…
Но Беленький не слушал его.
