следствием проклятия? Вот ключевой момент для создания всей этой истории. Жак де Моле проклял своих врагов, сгорая на костре! Кто сможет это оспорить? Доказательство тому — смерть короля и Папы. Не забывай, что мы погружены в Средневековье — эпоху, когда подобные вещи считались не только возможными, но и вероятными. В такой обстановке группа единомышленников, обладающих средствами и преследующих общую цель, могла быстро распространить слух о том, что обе смерти явились результатом проклятия, слетевшего с уст последнего магистра ордена. Еще раз прошу не забывать, что мы — в четырнадцатом веке. Такие заявления обладали тогда огромной силой. Их проще было принять, чем опровергнуть. Сам ход событий способствовал появлению легенды, неоспоримой и зловеще притягательной. Так вот она и стала частью истории!
Пьер в замешательстве почесал подбородок.
— Твои слова могут привести нас к опасным выводам.
— Продолжай!
Маргарет как будто бросала ему вызов.
— Немалая часть истории, особенно далеких эпох, может оказаться фальшивкой, выдумкой самих исследователей.
Маргарет остановилась перед величественным фасадом собора Парижской Богоматери. Эти камни говорили об истории. Много веков назад архитекторы, каменотесы, плотники, стекольщики, художники и их подмастерья трудились здесь из поколения в поколение, чтобы воплотить в реальность этот небывалый проект. Сменяли друг друга епископы и настоятели этого храма. Для одних он являлся святилищем, для других — памятником, но, как бы то ни было, оставался свидетелем былых времен. Теперь уже Маргарет пожала плечами.
— Это действительно опасный вывод. Так знай же, что ученые на протяжении многих веков трудились над созданием так называемой подлинной истории, которая не имеет ничего общего с реальностью. Так происходило по множеству причин. Например, потому, что история — это мощный политический инструмент, обслуживающий интересы тех, кто находится у власти.
— Так, значит, все это наглый фарс!
— Никоим образом. Такие категоричные утверждения типичны для большинства журналистов.
— Что ты имеешь в виду?
— Заголовки, Пьер. Заголовки! Чем скандальнее, тем лучше!
Пьер знал, что она права. Большинство его коллег были готовы пойти на что угодно ради броского заголовка. У него в памяти было немало случаев, когда правдивые новости журналисты калечили кричащими шапками — чем больше сенсация, тем больше читателей.
Маргарет вернулась к своей мысли:
— Мы знаем, что историю пишут победители, однако всегда находятся свидетельства, позволяющие докопаться до истины. Именно в этом и состоит наша задача по восстановлению прошлого. В большинстве случаев это непростой путь. Теперь вообрази, что бывает, когда за дело принимаются любители!
— Вроде меня.
Медиевистка, внимательно разглядывавшая ряды фигур, украшающих главные врата собора, обернулась к Пьеру.
— Не принимай это как личное оскорбление, однако ты должен признать, что во многом я права.
— Вижу, ты большой скептик.
— Не в этом дело. Просто я — не знаю почему — рассказала тебе о дискуссии, в которую вовлечены многие из нас, а это всегда полезно для науки.
— Как ты относишься к популяризации истории?
— Об этом тоже ведутся жаркие споры. Сторонники академического подхода воспринимают такие попытки в штыки. Многие придерживаются древнего принципа — история, как и алхимия, доступна только для посвященных.
— А ты как считаешь?
Маргарет посмотрела Пьеру в глаза.
— Сам подумай, почему это после твоего звонка я оказалась здесь, в Париже? Я яростная сторонница популяризации истории среди, так сказать, широкой публики, но тогда и только тогда, когда не искажается объективная истина.
— Ты меня сильно удивила. Теперь уж не знаю, показывать ли тебе микрофильмы.
Маргарет нахмурилась.
— Почему это?
Пьер чувствовал себя совсем уже неудобно из-за уловки, с помощью которой вовлек Маргарет в это дело. Он готов был рассказать ей о подлинном содержании папки с документами, но все же сдержался. Бланшар впервые задумался о том, хорошо ли он поступил.
— Боюсь, что документы, в которых вдет речь о «Красной змее», будут тебе не очень интересны. Ведь ты считаешь все это надувательством.
Маргарет посерьезнела, Пьер постарался скрыть свое напряжение.
— Разве я тебе не сказал? Извиняться было поздно.
— Не сказал. Ты звонил вчера вечером, упомянул о документах, имеющих отношение к Латинскому королевству, Балдуину и Готфриду Бульонскому. О «Красной змее» ты заговорил в связи с тем, что убийцы твоей подруги оставили на месте преступления пергамент с изображением змеи.
Маргарет хорошо помнила, что Пьер назвал содержимое папки разнородным.
— Что в этой папке, Пьер?
Они потихоньку подошли к углу собора, к улице Клуатр. Именно здесь Пьер вчера прощался с Мадлен. Он смотрел ей вслед и не подозревал о том, что больше никогда не увидит эту женщину. Ему захотелось побыстрее покинуть злополучное место.
— Лучше будет, если ты сама посмотришь. Поехали ко мне.
В этот самый момент раздались узнаваемые звуки — фрагмент симфонии Дворжака «Из Нового Света».
Пьер поднес телефон к уху.
— Слушаю. Да, это я. Прямо теперь? — Журналист сильно изумился. — Хорошо. Лучше через час.
Бланшар выключил мобильник. Он был явно озадачен.
— Что случилось?
— Звонил Годунов, полицейский комиссар, который расследует убийство Мадлен. Ему не терпится поговорить со мной.
— У тебя проблемы?
— Нет, хотя я всегда считал, что чем дальше от полиции, тем лучше. Годунов хочет встретиться со мной в комиссариате через час, так что времени у нас в обрез. Надо вернуться к машине и закинуть тебя домой.
— Лучше я поеду с тобой.
— Ты серьезно?
— Библиотекарь говорил, что полицейские заинтересовались теми бумагами.
У Маргарет возникло неприятное ощущение, что она ввязалась в куда более сложную историю, чем это казалось ей раньше. После неудачного разговора с Вожираром и звонка комиссара женщина начинала думать, что все это дело имеет минимальное отношение к исторической науке. Кроме того, ей совсем не понравилось замечание Пьера насчет папки с документами.
8
Иерусалим, октябрь 1126 года
