неловкость от того, что она отказывает ему, и страх, что никто другой больше не сделает ей предложение. Эвелин отдавала себе отчет в том, что мечты о Нате Бауме были и останутся только мечтами.
Эвелин прекрасно знала, что она не относится к той категории девушек, которые сводят мужчин с ума. Нет, наряды, балы, телефонные звонки, букеты и сборники стихов – все это предназначалось не для Эвелин. Она не принадлежала к той категории женщин, которые заключают и расторгают помолвки с такой же легкостью, как меняют перчатки, приобретают и возвращают обручальные кольца так, словно речь идет об игре в монополию.
Свернув на аллею, ведущую к ее корпусу, Эвелин подумала, что в это воскресенье, наверное, надо будет позвонить Эрни, договориться с ним о встрече, сходить наконец к Тиффани и выбрать кольца. Пора расставаться с мечтами и возвращаться на землю. Она уже стала обдумывать, что и как скажет Эрни. Ей нужно быть с ним веселой и приветливой. Главное – быть естественной.
Подойдя к дому, Эвелин поставила на землю чемодан. Двойная дубовая дверь была очень тяжелая, и она всегда открывала ее обеими руками. В тот момент, когда девушка нажала изо всех сил на массивную стальную щеколду, кто-то взял ее за руку, и она с удивлением обернулась.
– Я думаю, что, перед тем как у нас появятся дети, было бы неплохо немного познакомиться.
Да, это был Нат Баум. Он придержал тяжелую дверь, с тем чтобы Эвелин могла пройти, и занес ее чемодан в коридор.
– Я весь окоченел, ожидая тебя, – сказал Нат.
Эвелин посмотрела на его легкую куртку, и ей стало неловко от того, что она была одета в теплую бобровую шубку, которую получила в подарок от родителей по случаю окончания школы.
– Она, – Нат показал жестом в сторону комнаты воспитательницы, – ни за что бы меня не впустила. Она сказала, что мужчинам запрещено заходить в комнаты без надлежащего приглашения. Ты меня приглашаешь?
Эвелин кивнула. Она была так растеряна, что не нашлась, что ответить.
– Ты бы могла со мной пообедать? – очень серьезно спросил Нат.
– Спасибо, – ответила Эвелин. – С удовольствием. – Последовала пауза, и затем она спросила: – Я только занесу наверх свои вещи, хорошо?
– Конечно.
Ей нужно было время, чтобы все обдумать. Когда она была уже наверху, Нат крикнул ей:
– Захвати шарф!
Шарф? Зачем бы он мог ей понадобиться?
Машина Ната Баума, томатно-красный «гудзон» с откидным верхом, была последней новинкой в Америке. Эвелин стало любопытно, как он достал такой автомобиль – ведь списки очередников у продавцов машин были бесконечными. Ее отец почти год назад заказал новый «олдсмобиль» и все еще ждал, когда его поставят. Автомобильная промышленность еще не набрала полных оборотов, и всякий, у кого была новая модель, был человеком со связями.
– Давай опустим верх, – предложил Нат.
– Но ведь на улице декабрь, – ответила Эвелин. Она никогда не слышала, чтобы в середине зимы кто-то ездил с опущенным верхом.
– Вот как? Но ведь светит солнце, и мы вместе.
И не дожидаясь ответа, Нат Баум разогнул скобы, крепящие брезент к козырьку машины, и верх автомобиля опустился. Теперь Эвелин уже находила его предложение заманчивым и романтичным. Как только Нат завел мотор, Эвелин обвязала шарфом шею. Так вот зачем он был нужен. Они направились в маленький итальянский ресторанчик, находящийся в противоположной части города. Внутри их встретил полумрак, свечи, воткнутые в бутылки из-под кьянти, красные в клеточку скатерти и опилки на полу. Звучали непривычные итальянские песни. К ним подошел официант в поношенном, но безукоризненно чистом пиджаке.
– Что бы вы хотели?
Эвелин колебалась. Она еще никогда не была в ресторане, где бы не давали меню.
– Спагетти. – Она была не в состоянии вспомнить какое-либо другое итальянское блюдо.
– Спагетти? Ты действительно хочешь спагетти? – спросил Нат.
– Это единственное блюдо, которое я могла вспомнить, – призналась Эвелин.
– Почему бы мне не заказать что-нибудь для нас обоих?
– Я не против.
Он повернулся к официанту и заказал лобстер «фра дьявола», язык под маслом и чесноком и бутылку кьянти. В основном это была непривычная для Эвелин еда, но она все попробовала и нашла, что все очень вкусно.
– Ты участвовал в сражениях? – спросила она.
– Ну уж нет, – ответил Нат Баум. – Это занятие для сосунков. Я устраивал джазовые представления для негритянских частей. У меня был свой офис, секретарша. Я не собирался подставлять свою голову под пули.
Эвелин поразилась его цинизму. Она представляла его штурмующим крепость Анджио или же терпящим лишения в жарких песках Аламойна. Ей было трудно представить его сидящим в конторе и перебирающим бумажки.
– Стрелять из пушки – это не единственный способ одерживать победы, – сказал Нат, поймав недоуменное выражение ее лица.
– Я никогда об этом не думала, – сказала Эвелин.
– Ты знаешь, – сказал Нат, меняя направление своих философских размышлений о войне, – многие даже представления не имеют, на что способны негры. Я устраивал джазовые концерты. в Лондоне, Париже, Неаполе, на Алеутах… Ты любишь джазовую музыку?
– Нет, – ответила Эвелин, – я никогда еще ее не слышала. – Его доброта и выпитое красное вино придали ей смелости для того, чтобы сказать правду.
– Ничего, мы что-нибудь придумаем, – произнес Нат.
Его полная уверенность в том, что они еще встретятся, заставила ее сердце биться еще сильнее. Она едва справлялась с волнением. Ей стало страшно, что он это заметит, но Нат продолжал говорить как ни в чем не бывало.
Эвелин слушала рассуждения Ната о джазе, едва поспевая за его мыслями. Они допили первую бутылку кьянти, и Нат заказал вторую. Он говорил о книгах, которых Эвелин не читала, и ссылался на людей, чьих имен Эвелин никогда не слышала. Он вводил ее в живой, волнующий мир, о существовании которого она никогда не подозревала. Она спрашивала себя, как же его отблагодарить за все это.
Между тем обед кончился, вино было выпито, и они вернулись в Бриарклифф. Над головой сияли звезды. Холодный ветер дул ей в лицо. Эвелин была влюблена.
Нат подвез ее к большим железным воротам.
Когда они прощались, не было сказано ни единого слова об их следующей встрече, но она-таки узнала на деле, что такое французский поцелуй.
3
Нат Баум приезжал в Бриарклифф в последующие три недели еще шесть раз. Он учился, пользуясь льготами от Комитета по правам ветеранов, в Колумбии, где проживал на Монингсайд-драйв в четырехкомнатной квартире вместе с другими пятью ветеранами. Хотя Нат официально был записан на бухгалтерские курсы, он скоро понял, что обучение экономике сводится к штудированию скучного учебника, и переключился на изучение психологии, социологии и философии. Если уж дядюшка Сэм намерен платить за него, то лучше заниматься, чувствуя к этому интерес, чем помирать от тоски. Нат признался Эвелин, что не знает еще, как будет зарабатывать на жизнь после окончания учебы.
Он повел Эвелин на выступление Армстронга, затем на группу Джо Мунея. Потом они танцевали в ночном клубе под названием «Занзибар», где он дал ей свой экземпляр книги «Чужой плод» и убедил ее сменить прическу «паж» на «конский хвост». Позже он отдал ей свой старый свитер, который был ей велик и который она носила с короткой узкой юбкой, коротенькими носочками и туфлями с кожаными нашивками. Он подарил Эвелин пластинку «В глубь сердца блюза», уверив ее в том, что это настоящая музыка, и посмеялся над ее привязанностью к старой незамысловатой песенке «Брюки-клеш».
