отчаянно сверкали. На его левой руке горела рунная метка
— Снимите ее! — завопил Сахарок, протянув руку.
Мать улыбнулась.
— Это не так-то просто.
— Но я больше не я! — завывал Воин поневоле.
— Ну конечно ты — это ты, — ласково сказала Мэдди. — Ты понесешь его обличье, но навсегда останешься собой. А я всегда буду Мэдди Смит, равно как и Моди, дочерью Тора. Подумай об этом, Сахарок. Ты совершил прекрасный поступок. Вы все совершили.
Она взглянула на Этель, Дориана, Толстуху Лиззи, весьма странно смотревшуюся в обличье Золотоволосой Сиф, а потом на Локи, который стоял один, спиной к остальным.
Мэдди подошла к нему, но он не посмотрел на девочку. Он наблюдал за рекой Сон с ее островами, водоворотами, утесами и скалами. Из глаз его вновь исчез даже намек на смех, осталась лишь печаль, которой Мэдди не понимала.
— Выше нос, ты спасен, — заговорила она.
Локи упрямо не смотрел на нее. За рекой уже возрождалась Черная крепость Нижнего мира, часть за частью, башенка за невозможной башенкой.
— Интересно, кто еще спасся, — произнес Локи, не отводя глаз от Черной крепости.
— Возможно, кто-то из асов.
— Возможно.
Мэдди подумала, что особой уверенности в его голосе нет.
— Или Бальдр. Как по-твоему?
— Бальдр мертв. — С этими словами Локи взглянул на девочку, в глазах его застыли злость и печаль. — Бальдр умер, чтобы спасти меня. Или, скорее, умер, чтобы слово Хель не было нарушено; слово, которое удерживает равновесие между Порядком и Хаосом. — Локи на мгновение замолчал. — Самодовольный мерзавец.
Мэдди невольно улыбнулась.
— Что ж, надеюсь, благодарности он не ждет. Я по этой части не большой мастак. Что до Генерала… — Локи снова замолчал, его взгляд переместился на место, где упал Один. — Если он считает, что я ему что-то должен…
Снова молчание, во время которого Локи вглядывался в никуда.
— Все нормально, — сказала Мэдди. — Я тоже по нему скучаю.
И, рука в руке, они подошли к берегу Сна, где уже собирались похороны.
Должен быть корабль, думала Мэдди, длинный серый корабль, который можно поджечь и оттолкнуть от берега. Но им пришлось обойтись плоским куском плавучего мусора, каким-то обломком павшей крепости. Они уложили тело Одина на импровизированную ладью, с его оружием и шляпой, а затем все вместе, потерянные дети Порядка и Хаоса, замерли, наблюдая, как Локи встал у кормы ладьи и поджег ее живым огнем.
Никто не говорил, пока река принимала останки Одина Одноглазого в огонь и темноту. Никто не осмелился озвучить надежду, что он мог как-то ускользнуть в Сон — хотя если бы он умер в Хель, подумала Мэдди, то Хель, несомненно, заявила бы на него права, как и на всех остальных, и не осталось бы тела для сожжения.
Но Хель сидела в своей крепости, и никакие крики и никакие просьбы не убедили ее вновь показаться.
Так что все глубоко погрузились в раздумья: оборванные, уцелевшие асы и бледные, избитые и скорбящие ваны.
«Неужели это все? — думала Мэдди. — Генерал мертв, равновесие восстановлено, Орден стерт с лица земли, а мы — прошлогодние боги — стоим, точно нищие, на берегу Сна, ожидая… ожидая чего?»
Она подняла взгляд, злясь на подступающие слезы. И увидела…
Боги, в полном обличье, все двенадцать, стояли как колонны цвета и света, герои и героини Древнего века. И пока Мэдди смотрела, слезы струились по ее лицу — лицу Мэдди Смит, которая никогда не плакала; и в этот миг горя и сомнений она ощутила внезапный и неожиданный прилив радости.
Мэдди всегда была одиноким ребенком, играла одна, держалась в стороне, ее боялись и ненавидели даже собственные земляки, даже отец и сестра. Все годы, проведенные в Мэлбри, ее сторону принимал только Одноглазый, и то всего на несколько дней в году. Она никогда не надеялась, что все переменится, и верила, что умрет в одиночестве, позабытая и заброшенная, без друзей, без детей, без отца.
Но эти люди у реки…
Мэдди смотрела, как ваны один за другим шагают вперед, чтобы отдать дань памяти. Страж, Жнец, Владыка Моря, Целительница, Поэт, Охотница, богиня Желаний. Медленно они шли друг за другом и отдавали честь маленькой ладье, которую принимала река, и бросали в Сон руны удачи и защиты.
Следом шли асы. Все прошли мимо: Громовержец, Мать, Королева Урожая, Воин, Обманщик…
«Вот моя семья», — подумала Мэдди. Это ее отец и бабушка, ее союзники и друзья. Они разделяют ее горе, они связаны с ней, как она с ними. И Мэдди поняла — внезапно и несомненно, — что все, что их ждет, хорошую погоду или ненастье, они встретят вместе.
«Ничего не закончилось, — думала Мэдди. — Эта битва кипела не в первый и не в последний раз. Кто знает, какой новый облик примет враг? Кто знает, как закончится следующее сражение?»
Она чувствовала, что хочет быть частью этой семьи, является ее частью, рада она этому или нет, — все равно как листья и корни Мирового древа играют свою роль в равновесии Порядка и Хаоса. Все связано: горе и радость, исцеление и потеря, начало и конец, и все времена года друг с другом.
Ордена больше нет, по крайней мере пока. Но будут другие враги, другие угрозы равновесию. Надо построить крепость — Асгард, равно как и завести друзей, найти брата, открыть и рассказать целый мир историй.
Одноглазый бы поддержал ее — Одноглазый, который собирал истории, точно перочинные ножи, бабочек или камни. Ведь сказитель никогда не умрет, он будет жить в своих сказаниях до тех пор, пока их есть кому слушать.
Орден понимал это и потому запретил истории и книги. Первое, что Мэдди намеревалась сделать, так это отменить тот закон и освободить всех людей в Мэлбри и за ее пределами, вырвать их из спячки и погрузить в сон…
Ведь Мэдди знала, что там, где люди спят, боги всегда неподалеку. И она улыбнулась, вспомнив, что сказал Одноглазый в те дни, когда подобные вещи казались такими же далекими и недостижимыми, как сам Асгард.
«Все, что может присниться, — истинно».
У реки Сон, как и у Мирового древа, много ветвей, много путей. В Подземном мире она сливается со Строндом и проникает в Надземный мир. Она мчится под холмом Красной Лошади и журчит в лесу Медвежат, струйка за струйкой просачивается под горы, бежит по долинам, через болота, до самого Края Света, где впадает в Единственное море, из которого все вышло и в которое все когда-нибудь вернется.
«Ищи меня в снах», — сказал Одноглазый.
И Мэдди улыбалась, глядя, как пылающая лодка спускается по реке и исчезает из виду.
Руны нового алфавита
