поняла. По его цветам девочка прочитала, как он шел за ней, как шпионил за ней и Одноглазым, как собирался бежать в деревню с украденными сведениями и все испортить, как портил всегда.
Теперь ярость Мэдди нашла выход. Почти не думая, с горящей руной на ладони, она швырнула свою злобу и голос в Адама, точно камни, которые он так часто кидал в нее.
Это вышло невольно. Ее крик пронесся над холмом, и в тот же самый миг со вспышкой света и оглушительным треском стоячий камень раскололся надвое и гранитные крошки разлетелись по вершине холма.
За половинками сломанного камня лежал сжавшийся Адам Скаттергуд, лицо его побелело как мел, а по переду отличных саржевых штанов расползлось мокрое пятно.
Мэдди беспомощно засмеялась. Она ничего не могла поделать. Атака напугала ее едва ли не больше, чем Адама, и все же смех накатил и не проходил. Мальчик таращился на нее сперва со страхом, затем с благоговейным ужасом и наконец (как только понял, что не получил ни царапины) с черной и горькой ненавистью.
— Ты пожалеешь, ведьма, — запинаясь, проговорил он, нетвердо вставая на ноги. — Я всем расскажу, что ты замышляешь. Я всем расскажу, что ты пыталась меня убить.
Но Мэдди продолжала неудержимо хохотать. Из глаз ее текли слезы, живот болел, но все равно смеяться было так приятно, что она не могла остановиться, почти не могла дышать. Она смеялась так, что едва не задохнулась. Лицо Адама делалось все мрачнее, пока он, вырвавшись из каменного кольца, удирал вниз по холму Красной Лошади к дороге на Мэлбри. Ни Мэдди, ни Одноглазый не пытались остановить его.
Мэдди подошла к сломанному камню. Смех прекратился так же быстро, как и возник, она ощущала лишь усталость и легкую тошноту. Гранитная глыба была три фута в высоту и почти столько же в ширину, и все же она раскололась надвое. Девочка коснулась разлома: он был неровным и грубым, внутри его повсюду сверкали крупицы слюды.
— Итак, ты умеешь метать мысли-стрелы, — подытожил Одноглазый, который шел за ней. — Отличная работа, Мэдди. Если потренироваться, это может стать полезным умением.
— Я ничего не метала, — беспомощно сказала Мэдди. — Я всего лишь бросила… свой голос. Это не была руна — просто чепуха, бессмысленный крик, как сегодня в погребе.
Одноглазый улыбнулся.
— Смысл, — произнес он, — принадлежит Порядку. Язык Хаоса бессмыслен по определению.
— Язык Хаоса? — переспросила Мэдди. — Но я его не знаю. Я о нем никогда не слышала…
— Нет, знаешь, — возразил Одноглазый. — Он у тебя в крови.
Мэдди глянула с холма на далекую фигурку Адама Скаттергуда, которая становилась все меньше и меньше по мере удаления. Время от времени Адам пронзительно вопил, давая выход ярости.
Девочку начало трясти.
— Я могла убить его!
— В другой раз, может быть.
— Ты не понял? Я могла его убить!
Одноглазому, похоже, было все равно.
— Что ж, разве не этого ты хотела?
— Нет!
Он улыбнулся, но промолчал.
— Я серьезно, Одноглазый. Просто так вышло.
Одноглазый пожал плечами и снова зажег трубку.
— Милая моя, такие вещи просто так не выходят.
— Не понимаю.
— О нет, понимаешь.
И Мэдди почувствовала, что действительно понимает, не зря она была дочкой кузнеца. Та штука, которую она кинула в Адама, — мысль-стрела — не с потолка взялась, она была выкована. Она была тяжелой, как стрела самострела, и Мэдди швырнула ее в Адама с силой и решимостью затаенной злости, копившейся годами.
И вновь ее уколол мгновенный страх при мысли о том, что могло бы случиться, если бы камень не принял удар на себя. Вместе со страхом явилось еще более ужасное озарение: она может (и будет) делать это опять.
Одноглазый, наверное, прочел ее мысли.
— Помнишь, чему я учил тебя? — ласково сказал он. — Огонь горит, такова его природа. Хочешь — пользуйся им, хочешь — нет, но помни: мысль-стрела — это тебе не мушкетон, [5] сама по себе не пальнет. — Он улыбнулся. — Что до мальчика — ничего страшного не случилось. Жаль, конечно, что он все слышал. Теперь у нас меньше времени. Но это ничего не меняет.
— Погоди минутку, — попросила Мэдди, заглядывая в открытый тоннель. — Ты что, хочешь лезть туда прямо сейчас? После того, что случилось?
— Разве у нас есть выбор после того, что случилось? — поинтересовался Одноглазый.
Мэдди поразмыслила над этими словами. Адам уже обо всем доложил (если, конечно, не задержался штаны переодеть), несомненно украсив рассказ таким количеством баек о демонах, какое только смогло изобрести его ограниченное воображение.
Джед Смит все узнает, и Мэтт Ло, и епископ, не забывайте также о Нате Парсоне, который ждал подобного кризиса со времени своего легендарного паломничества в Край Света и который с радостью возьмется за расследование столь серьезного нарушения. Что бы еще ни случилось, происшествие войдет в анналы истории Мэлбри наряду с самыми важными событиями, и Адама Скаттергуда будут помнить много лет после того, как его кости обратятся в прах.
Солнце поднялось высоко, долина была золотой и зеленой в его бледных лучах. Над крышами домов взвился дымок, и издалека до Мэдди донесся запах горящей стерни, наполнив ее глаза внезапными слезами. Она вспомнила о кузнице, о крохотном домике, примостившемся рядом, о запахе раскаленного металла и дыма, о полукруге бархатцев у передней двери.
Она думала о том, что это был ее мир. Теперь, покидая его, Мэдди поняла, как много он для нее значил. Если она исчезнет сейчас, то молчаливо признает свою вину, и ничто уже никогда не будет таким, как прежде.
— Оно того стоит, Одноглазый? — спросила девочка. — Это сокровище, Шепчущий, чем бы оно ни было?
Одноглазый кивнул.
— Оно того стоит, — подтвердил он.
— Больше, чем золото? — уточнила Мэдди.
— Намного больше, чем золото.
Мэдди снова бросила взгляд через долину. Конечно, она могла остаться и защищаться. По крайней мере, ее ждет справедливое разбирательство. В долине никого не вешали с тех пор, как десять лет назад Черная Нелл — свиноматка с рунной меткой на прогнутой спине — сожрала своих поросят. Но Одноглазый — чужак из племени разбойников и попрошаек, и наверняка его ждет скорый и несправедливый суд. У нее нет выбора. Кроме того, раз уж холм распахнут у ее ног и манит спрятанными сокровищами, как можно повернуть прочь?
Проход был узким, с неровными стенами, и вел вниз, внутрь холма. Мэдди шагнула вперед, чуть сутулясь, и осторожно пощупала земляной потолок. К ее облегчению, он оказался сухим и твердым. Из глубины тоннеля пахло погребом. Мэдди сделала еще шаг, но Одноглазый остался на месте, наблюдая за ней, и не спешил двигаться следом.
— Ну? — поторопила Мэдди. — Ты идешь или как?
Мгновение он молчал. Потом медленно покачал головой.
— Я не могу, Мэдди, — сказал Одноглазый. — Он узнает меня в тот же миг, как я ступлю в Подземный мир, и сразу же поймет, зачем я пришел.
— Кто — он? — не поняла Мэдди.
— Хотел бы я тебе рассказать, — продолжал Одноглазый. — Но времени мало, и нельзя тратить его
