— Меня поджидал Нанли, желая знать, «как ты сделала это — ты бесенок или сатана?» и так далее. Он не то чтобы вел себя очень агрессивно, просто считал меня мошенницей. Но Нанли явно решил, что я крупная мошенница, и злился, что ты ему звонил. Он заявил обо всем этом, не сдерживаясь в выражениях.
— Он тебя ранил?
— Нет, схватил за руку, вот и все. Помнишь того парня постарше в группе Нанли, о котором мы гадали, что он там делает? Он тоже оказался в холле, ожидал моего возвращения. Он остановил Нанли, а тужащий отеля отправил профессора восвояси, а потом парень из его группы рассказал мне кое-что интересное. Вот только после всего этого у меня началась дьявольская головная боль, поэтому я приняла лекарство и рухнула.
— Как нога?
Одна проблема часто влечет за собой другую. Мы посетили, наверное, с десяток докторов, и все они сказали, что мои проблемы чисто психологического свойства, — вне зависимости от того, говорили мы им, что я умею находить трупы, или не говорили.
— Последствия удара молнии закончатся после того, как вы покинете больницу, — сказал мне один в особенности напыщенный засранец. — Достоверно не задокументировано никаких долгосрочных побочных эффектов.
К сожалению, мои проблемы с медицинскими работниками были обычными для людей, выживших после удара молнии. Очень немногие доктора знали, что с нами делать. У некоторых из нас последствия были еще тяжелее, чем у меня: люди, например, не могли вернуться к работе и пытались получить пособие по нетрудоспособности или по инвалидности.
По крайней мере, у меня не звенело в ушах, чем страдали многие, выжившие после удара молнии, и я не потеряла способность распознавать вкус — еще одна обычная проблема.
— Нога немного дрожит, — призналась я, чувствуя слабость в мускулах, когда попыталась поднять ноги.
Поднялась только левая нога. Правая просто задрожала от усилия. Толливер начал массировать ее, как часто делал в мои плохие дни.
— Итак, поведай мне, что интересного рассказал тебе человек из группы профессора.
— Он частный детектив, — начала я, и на секунду руки Толливера замерли.
— Плохо, — сказал он. — Хотя все зависит от того, каковы его цели.
Я попыталась припомнить все, что рассказал Рик Голдман, и брат слушал меня очень внимательно.
— Не думаю, что это имеет к нам непосредственное отношение, — сказал Толливер. — Он, может, и не верит, что у тебя есть настоящий талант, но с каких пор это стало важным? Многие люди не верят. Ты просто еще не понадобилась ему. А что касается совета попечителей, или как он там называется, колледж тебе уже заплатил. И сумма вообще-то небольшая. Мы взялись за это дело скорее ради хороших отзывов, чем ради денег.
— Итак, ты думаешь, что Голдман нам не навредит?
— Нет, а зачем ему это делать?
— Он не выглядел очень сердитым или расстроенным, — признала я. — Но он может решить, что мы обманывали колледж.
— И что тогда он предпримет? Не он подписывает чеки. Нас наняли, чтобы сделать работу, и мы ее сделали.
После этого я слегка успокоилась насчет Рика Голдмана и решила больше не думать о Клайде Нанли, хотя и знала: Толливер затаил зло на профессора за то, что тот обошелся со мной так грубо. Может, мы не должны больше встречаться с Нанли?
Чтобы изменить тему разговора, я спросила брата, как прошла его прогулка по Бил-стрит.
Пока его длинные пальцы работали над мышцами моей ноги, Толливер рассказывал мне о Бил-стрит, о своей беседе с барменом о знаменитостях, которые приходили в этот бар, чтобы послушать блюз. К тому времени я почти расслабилась и смеялась, когда раздался стук в дверь. Толливер удивленно посмотрел на меня, я пожала плечами. Я никого и ничего не ожидала.
Это оказался коридорный с корзиной цветов.
— Это для вас, мисс Коннелли, — сказал он.
Кому не нравится получать цветы?
— Поставьте их на стол, пожалуйста, — попросила я, посмотрела на Толливера и увидела, что он понял намек.
Брат вытащил бумажник, кивнул мне и протянул коридорному чаевые.
Цветы оказались львиным зевом. Не думаю, что мне когда-нибудь присылали львиный зев. Вообще-то не думаю, что мне вообще раньше дарили цветы, если не считать пары букетиков в школе.
Так я и сказала Толливеру. Он вытащил из пластикового зубца корзинки маленький конверт и с бесстрастным лицом протянул мне.
Надпись на карточке гласила: «Вы подарили нам покой». Подпись — «Диана и Джоэл Моргенштерны».
— Они очень красивые, — сказала я, легонько тронув цветок.
— Со стороны Дианы мило подумать о цветах, — сказал Толливер.
— Нет, то была затея Джоэла.
— Откуда ты знаешь?
— В характере этого мужчины думать о цветах, — уверенно ответила я. — А в характере этой женщины — не думать о них.
Брат решил, что я говорю чепуху.
— Нет, вправду, Толливер, поверь мне на слово. Джоэл такой человек, который думает о женщинах.
— Я тоже думаю о женщинах. Я все время думаю о них.
— Нет, я не о том. — Я попыталась уложить свои мысли в слова: — Он не просто думает о том, что хочет трахаться с женщинами, когда на них смотрит. Нет, он не голубой, — торопливо добавила я, так как Толливер недоверчиво посмотрел на меня. — Я говорю: он думает о том, что любят женщины.
Я недостаточно полно выразила свою мысль, но яснее выразиться не могла.
— Ему нравится доставлять женщинам удовольствие, — сказала я.
Но и это было не совсем верным.
Зазвонил телефон, и Толливер ответил на звонок.
— Да, — сказал он. — Здравствуйте, Диана. Харпер только что получила цветы. Да, они ей очень понравились. Вам не стоило так утруждаться… О, это он? Что ж, тогда поблагодарите его.
Брат скорчил мне гримасу, а я ухмыльнулась. Он еще несколько минут слушал, что говорит Диана.
— Завтра? О нет, спасибо, мы будем чувствовать себя как незваные… — У Толливера был непритворно смущенный вид. — Для вас это слишком большие хлопоты, — сказал он осторожно-терпеливым тоном. Послушал еще и нерешительно произнес: — Тогда хорошо. Мы там будем. — Он повесил трубку и снова скорчил гримасу. — Моргенштерны хотят, чтобы завтра мы пришли к ним отобедать. Множество людей приносят им еду в знак утешения, они не могут все это съесть. Кроме того, они чувствуют себя виноватыми, что мы застряли из-за них в Мемфисе. Там будут и другие люди, — заверил брат, увидев выражение моего лица. — Мы не окажемся в центре внимания.
Ладно. В придачу к цветам это будет уже слишком. Есть такая вещь, как чрезмерная благодарность. В конце концов, я нашла Табиту случайно. И мы получим вознаграждение. Так сказал Джоэл. Ты должен был спросить меня, прежде чем давать согласие. Мне совершенно не хочется туда идти.
— Но ты же видишь — нам не отвертеться.
— Да, вижу, — бросила я, стараясь не говорить негодующим тоном.
Я считала, что мой брат хочет снова повидаться с Фелисией Харт.
Толливер кивнул, тем самым закрыв тему, я сомневалась, что закончила плакаться, но он был прав. Не было смысла продолжать эту дискуссию.
