Звук льющейся воды будто оживил ее.
– От меня пахнет, – прошептала она, оглядывая себя сверху вниз. На меня она не смотрела.
– Ты сама в душе помыться можешь? – спросила я, надеясь как-то ее встряхнуть.
С пустым обвисшим лицом она смотрела на себя, понимая, что покрыта свернувшейся выблеванной кровью. Она осторожно коснулась крови Пальцем, потом палец облизнула. У меня желудок свело спазмом.
Айви стала плакать.
– Три года, – говорила она с тихим придыханием, и слезы лились по овальному лицу. Айви попыталась стереть их рукой с подбородка – и остался жирный кровавый мазок. – Три года!
Наклонив голову, она взялась за боковую молнию штанов, и я бросилась к двери.
– Я тебе какао сделаю, – сказала я, чувствуя себя полностью неадекватно. Задержалась в нерешительности у двери. – Сможешь сама тут несколько минут пробыть?
– Ага, – выдохнула она, и я тихо закрыла за собой дверь.
Ощущая какую-то нереальную легкость, я вышла в кухню, щелкнула выключателем, обхватила себя руками за плечи, слушая пустоту этого помещения. Импровизированный письменный стол Айви с его серебристой техникой, чуть пахнущей озоном, странно смотрелся рядом с моими блестящими медными котлами, фарфоровыми ложками и пучками трав на крючьях. Кухня была полна нами обеими, тщательно разделенными в пространстве, но в пределах одних стен. Мне хотелось орать, звать кого-нибудь, скандалить, беситься, просить помощи. Но мне кто угодно скажет, чтобы бросила ее и уносила ноги.
Трясущимися пальцами я достала молоко и какао и принялась готовить напиток для Айви.
Наверняка это Пискари. Только у Пискари хватило бы сил и смелости, чтобы ее изнасиловать. А это изнасилование и было – она требовала, чтобы он остановился, он взял ее против ее воли. Изнасилование и есть.
Звякнул таймер микроволновки, и я затянула пояс халата потуже. У меня похолодели щеки, когда я увидела кровь на халате, на своих тапках, – часть уже почернела и свернулась, но была и свежая красная – из шеи Айви. Свернувшаяся дымилась – это была кровь вампира-нежити. Не удивительно, что Айви вырвало – она должна была огнем жечь изнутри.
Игнорируя мерзкую вонь горящей крови, я быстро сделала какао для Айви и отнесла к ней в комнату – вода в душе все еще шумела.
Ночник возле кровати заливал бело-розовую комнату мягким светом – спальня Айви так же мало напоминала логово вампира, как и ее ванная. Кожаные шторы, закрывающие от утреннего света, были спрятаны за белыми занавесками. Всю стену занимали фотографии в металлических рамках – она, ее мать, отец, сестра. Как иконостас.
Среди них много было зернистых фотографий перед рождественской елкой – халаты, улыбки, растрепанные со сна волосы. Каникулы: американские горки, загорелые облупленные носы и широкополые шляпы. Рассвет на пляже, отец обнимает за плечи Айви и ее сестру, защищая от холода. Более новые фотографии, более резкие и в живых цветах, но мне больше нравились старые. Улыбки стали механическими, у отца усталый вид. И ощущается дистанция между Айви и матерью. На самых последних фотографиях матери вообще не было.
Отвернувшись, я стянула с постели покрывало, открыв атласные черные простыни, пахнущие древесной золой. На ночном столике лежала книга о глубокой медитации и способах достижения измененных состояний сознания. Я разозлилась еще сильнее: Айви так старалась, и вот кто-то снова ее отбрасывает на первую клетку. Зачем? Зачем это все?
Оставив чашку рядом с книгой, я пошла к себе избавиться от окровавленного халата. Быстрыми от адреналина движениями я кое-как расчесала волосы и натянула джинсы с черным топом – самое теплое из чистых вещей, потому что зимнее еще из кладовки не доставала. Бросив халат и дымящиеся тапки мерзкой кучей на полу, я босиком прошла через всю церковь и взяла ночную рубашку с крючка на двери ванной Айви.
– Айви? – позвала я, неуверенно постучавшись в дверь собственной ванной, но услышала только шум воды. Ответа не было.
Больше я стучать не стала и толкнула дверь. Ванную заволакивал густой туман, от которого у меня легкие будто потяжелели.
– Айви? – позвала я снова, уже беспокоясь. – Ты как тут?
Она сидела на полу душевой кабинки, свернувшись клубком длинных рук и ног, вода стекала со склоненной головы, и тонкой струйкой с шеи в сток сбегала кровь. Внизу, на дне кабинки чуть более светлого оттенка краснота стекала из другого источника – с ног. Я уставилась, не в силах отвести глаза – внутреннюю поверхность бедер покрывали глубокие царапины. Может быть, изнасилование произошло и в традиционном смысле.
На секунду мне стало нехорошо. Волосы Айви прилипли к – коже, сама кожа побелела, неуклюже торчали руки и ноги, пара ножных браслетов чернела на белых щиколотках, как кандалы. Ее трясло, хотя вода была обжигающая, глаза она закрыла, и лицо дергалось от воспоминаний, которые теперь будут преследовать ее до самой смерти и вечность после. Кто сказал, что вампиризм обладает шармом? Вранье это. Иллюзия, прикрывающая уродливую реальность.
– Айви?
Глаза ее распахнулись, я отпрянула.
– Я больше не хочу думать, – сказала она тихо. И не мигала, хотя вода лилась по лицу. – Если я тебя убью, можно будет не думать.
Я попыталась проглотить слюну.
– Мне уйти? – шепнула я, хотя знала, что она меня не слышит.
