Как ни крути – помрешь

– Ты помешан на этом «кому что надо знать», да? – спросила я и услышала, как он что-то говорит кому- то, только что вошедшему. – Что именно ты мне хочешь сказать?

Второй человек, которого я не видела, вышел.

– Ничего, – кратко ответил Квен. Ну да, так я и поверила.

У платья была шелковая подкладка, и я подавила стон зависти, когда оно облекло меня. Поглядела вниз, на подол, решила, что длина будет как раз подходящая, когда я надену сапоги. Но тут же нахмурилась. Мои сапоги сюда не впишутся. Придется надеяться, что у Элласбет восьмой размер обуви и что раздавать пинки я сегодня смогу и на каблуках. Бюстье доставило мне малость хлопот, и я в конце концов бросила попытки застегнуть молнию до самого последнего дюйма.

Оглядев себя в последний раз, я заткнула амулет для цвета лица за пояс, а пейнтбольный пистолет прицепила в кобуре к бедру, и вышла из-за ширмы.

– Застегнешь меня, милый? – спросила я весело и заработала – редкую, как я думаю, – улыбку от Квена.

Он кивнул, и я повернулась к нему спиной. ^:

– Спасибо, – сказала я, когда он застегнул молнию.

Он повернулся к креслу у стола, наклонился и поднял букет, которого там не было, когда я уходила за ширму. Букетом служила черная орхидея в золотой с зеленым ленте. Квен выпрямился, вынул из букета булавку и замялся, глядя на узкую бретельку. Я поняла его дилемму, но совершенно не собиралась ему помогать.

Покрытое шрамами лицо Квена скривилось, он сжал губы, глядя на мое платье.

– Прошу прощения, – произнес он, протягивая руки. Я замерла, зная, что он бы ни за что до меня не дотронулся, если бы не крайняя необходимость. Ткани, чтобы прикрепить букет, было достаточно, но Квену пришлось бы вложить пальцы между булавкой и мной. Я выдохнула, чтобы ослабить ткань и дать ему чуть больше простору.

– Спасибо, – сказал он тихо.

Руки его были холодны, и я подавила дрожь. Пытаясь не шевелиться, устремила взгляд в потолок. Все- таки я слегка улыбалась, и улыбка эта стала шире, когда он, закрепив букет, с облегчением вздохнул и сделал шаг назад.

– Что-то смешное вспомнили, Морган? – мрачно спросил он. Я опустила голову, глядя на него сквозь разлетевшуюся челку.

– На самом деле нет. Ты мне просто отца напомнил.

У Квена вид стал сразу и недоверчивый, и вопросительный. Я покачала головой, схватила наплечную сумку со стола и села за туалетный столик у ширмы.

– У нас был большой бал по случаю окончания седьмого класса, и у меня было платье без бретелек, – сказала я, вынимая свою косметику. – Папа не хотел, чтобы мой кавалер прицеплял мне цветок, и потому сделал это сам. – У меня стало расплываться перед глазами, я положила ногу на ногу. – А на моем выпускном его уже не было.

Квен остался стоять – я не могла не заметить, что встал он так, чтобы видеть и меня, и дверь.

– Твой отец был настоящий мужчина. Сегодня он бы тобой гордился.

У меня перехватило дыхание – до боли, сразу. Я медленно заставила себя выдохнуть, а руки продолжали свою работу над лицом. Меня не удивило, что Квен его знал – они одного возраста, – но все равно мне стало больно.

– Ты его знал? – спросила я.

Во взгляде, которым он посмотрел на меня из зеркала, ничего нельзя было прочесть.

– Он умер достойно.

Умер достойно? Бог ты мой, да что это с ними со всеми?! Я повернулась, разозлясь, лицом к нему:

– Он умер в занюханной больнице, в палате с грязью по углам, – сказала я сдавленным голосом. – А ему полагалось жить, черт бы все побрал. – Я говорила ровным голосом, но сама знала, что это ненадолго. – Ему полагалось быть со мной, когда я получила первую свою работу и через три дня вылетела за пощечину сыну босса, который меня щупал. Ему полагалось быть со мной, когда я окончила школу, а потом колледж. Ему полагалось быть со мной и запугивать моих кавалеров, чтобы вели себя прилично и не высаживали меня из машины, предоставляя добираться домой пешком за то, что я не дала. А его не было. Не было. Он погиб, делая что-то вместе с отцом Трента, и ни у кого тут духу не хватает сказать мне, что же это было за великое дело, ради которого надо было так изуродовать мне жизнь.

Сердце у меня стучало, а я смотрела на спокойное, изрытое оспой лицо Квена.

– Тебе долгое время пришлось быть собственным хранителем и защитником.

– Ага.

Крепко сжав губы, я обернулась обратно к зеркалу, покачивая ногой.

– Что нас не убивает…

– То делает очень больно, – ответила я его отражению. – . Чертовски больно. – Синяк под глазом запульсировал от повышенного давления, и я подняла руку его потрогать. – Я достаточно сильна, – сказала я едко, – и мне незачем быть сильнее. Пискари – гад, и если он выйдет из своей тюрьмы, умрет дважды.

Я подумала о Стриж, надеясь, что она окажется настолько же плохим адвокатом, насколько она хороший друг Айви.

– Пискари? – спросил Квен, чуть переступив, но не сойдя с места.