здоровью. Если только злодеи не были очень заботливы.
Он замер, молчал и глядел на меня.
— Я, эммм, поговорила сегодня кое-с кем, — сказала я, желая услышать это от него. — Он сказал…
— Кто? — проскрежетал Кизли, и мое лицо утратило выражение. Он был напуган. Почти в ужасе.
— Трент, — ответила я, и мой пульс ускорился, когда я двинулась вперед. — Трент Каламак. Он вел себя так, будто знал это очень давно.
Мои плечи были напряжены, и собачий лай поблизости меня нервировал.
Мужчина долго и глубоко выдохнул, и его страх сменился облегчением настолько сильным, что я могла его ощутить.
— Он знал, — сказал старик, качая головой и тряся жесткими седыми кудряшками. — Мне нужно сесть. — Он повернулся к дому. Строение нуждалось в новой обшивке, или, в худшем случае, покраске. — Ты не хочешь на минутку присесть?
Я подумала о Кери, потом о Маршале. Потом об этой горгулье, которой Дженкс прожужжал мне все уши.
— Пожалуй.
Кизли медленно проковылял к прогибающимся ступенькам крыльца, прислонив грабли у перил прежде, чем опустился с тяжелым вздохом. Перила украшали корзинка томатов-черри, предназначенных для раздачи тем, кто придет на Хэллоуин требовать угощения (традиция в США, аналогичная колядованию на Рождество), и пара тыкв, ожидающих острого ножа. Я осторожно присела рядом, и мои колени прижались к груди.
Он искоса на меня посмотрел.
— Ты умеешь заставить сердце старого мужчины биться быстрее, Рэйчел. Айви и Дженкс знают?
— Дженкс, — ответила я виновато, и он поднял руку, чтобы сказать мне, что все в порядке.
— Я верю, что он будет держать язык за зубами, — сказал он. — Трент дал мне способ инсценировать мою смерть. На самом деле, все, что он мне дал — это синтезированная ткань с моей ДНК, которую мне нужно было растереть на своем крыльце, но он знал.
Дал ему ткань с его ДНК? Интересная мысль.
— Значит, ты действительно… — мои слова оборвались, когда его узловатая от ревматизма рука предостерегающе опустилась мне на коленку. На улице пятеро воробьев дрались за обнаруженного мотылька, и до меня доносились звуки их ссоры. Я слышала в молчании Кизли его просьбу даже не произносить это. — Но все случилось более десяти лет назад, — наконец протестующее произнесла я.
Его глаза следили за воробьями, когда один из них вырвал насекомое, и остальные помчались за ним по улице.
— Это неважно, — сказал мужчина. — Из-за обвинений в убийстве дело снова будет открыто.
Я проследила за его взглядом на церквушку, которую делили мы с Айви.
— Так вот почему ты поселился через дорогу от церкви? — спросила я, вспоминая этот день. Кизли спас мне жизнь, сняв с меня заклятие возгорания с отсроченным исполнением, которое кто-то нацепил на меня в автобусе. — Ты подумал, что если я смогу выжить, когда ОВ объявило контракт на мою смерть, то, возможно, ты тоже сможешь найти выход?
Он улыбнулся, показывая мне желтоватые зубы, и похлопал меня по коленке.
— Да, мэ’эм. Подумал. Но потом я увидел, как ты это сделала. — Кизли покачал головой. — Я слишком стар, чтобы сражаться с драконами. Я останусь Кизли, если ты не возражаешь.
Я думала об этом. Холоду было плевать на солнце, светящее на нас. Стать анонимом — это не то, чего я бы хотела.
— Ты переехал сюда в тот же день, что и я? Ты действительно не знал, когда Айви арендовала эту церковь.
— Нет, — он смотрел на колокольню, шпиль которой терялся в верхушках деревьев. — Но когда я в течение первой недели понаблюдал за ее поведением поближе, то понял, что она живет здесь не меньше трех месяцев.
Я покачала головой… Я многое узнала сегодня. И среди этого не было ничего утешающего.
— А ты хороший лжец, — сказала я, и Кизли рассмеялся.
— Был, — сказал он.
Врешь, подумала я, и затем мои мысли переключились на Трента.
— Ааа… Кери уже встала? Я должна с нею поговорить.
Кизли перевел взгляд на меня. В его усталых глазах читалось облегчение. Я узнала его секрет и освободила от необходимости мне врать. Но, думаю, больше всего он был благодарен за то, что я не стала думать о нем хуже.
— Думаю, она еще спит, — сказал он, улыбкой показывая, что был бы рад, если бы мы по-прежнему остались с ним друзьями. — Она в последнее время сильно устает.
Еще бы. Могу поспорить. Улыбнувшись ему, я встала и одернула свои джинсы. Я долго размышляла о том, что Айви переехала в церковь раньше меня, изобразив фальшивый переезд со мной в один и тот же день, только чтобы уменьшить подозрения. Теперь, когда я знала правду, я могла оспорить это. Возможно. В этом не было необходимости — я понимала ее причины, и этого было достаточно. Иногда стоит позволить врать живым вампирам.
Я протянула руку, чтобы помочь мужчине встать.
— Скажешь Кери, что я заходила? — спросила я, держа его за руку до тех пор, пока не убедилась, что он твердо стоит на ногах.
Крыльцо за нами скрипнуло, и я повернула голову. Кери стояла за закрытой сетчатой дверью (Рама с натянутой на нее сеткой для защиты от насекомых, навешивается в проеме входной двери. Характерная принадлежность большинства американских домов). Она была в вязаном платье и была похожа на молодую жену из шестидесятых. Целый букет эмоций вспыхнул во мне, когда я увидела ее несчастную, виноватую позу. Она не выглядела беременной. Она выглядела расстроенной.
— Тебя разбудил Дженкс? — сказала я вместо приветствия, не зная, что еще сказать.
Она покачала головой — «нет», и скрестила руки на груди. Ее длинные, полупрозрачные волосы были уложены в сложную косу, которая требовала помощи как минимум двух пикси. Даже сквозь сетку было видно, что ее щеки были бледными, зеленые глаза расширены, узкий подбородок вызывающе вздернут.
Несмотря на внешнюю изящность и утонченность, ее разум был мощным и стойким, закаленным тысячелетним служением фамилиаром демона. Эльфы живут не дольше, чем ведьмы, но ее жизнь застыла в тот момент, когда Ал забрал ее. На мой взгляд, ей было где-то около тридцати пяти. Она была босиком, как обычно, и ее пурпурное платье имело черную и золотую отделку. Это были те цвета, в которые ее одевал Ал, а это, как известно, были не бальные платья.
— Заходи, — сказала она тихо и исчезла в темноте дома.
Я глянула на Кизли. Он был очень проницателен, и должен был заметить и мою напряженность, и стыд, который она скрывала за своим вызовом. Не думаю, что она ему уже сказала — что объясняло замеченное мною чувство вины.
Сетчатая дверь скрипнула, и теперь, когда я знала прошлое Кизли, я была уверена, что недостаток правды был явлением международным. Запах красного дерева ударил меня, когда я пошла на звук ее стихающих шагов по коридору с низким потолком, минуя гостиную, кухню и все прочее по пути в заднюю часть дома, в низкую жилую комнату, пристроенную в какой-то момент.
Старый дом заглушал внешние звуки, и я встала посреди задней гостиной. Я была уверена, что она шла сюда. Мой взгляд отмечал изменения, которые она внесла, когда переехала сюда: астры, красиво расставленные в вазе Mason-jar (бренд знаменит стеклянными фирменными банками с закручивающимися крышками и простыми по форме вазами), живые цветы стояли на полках и бодро кустились в кадушках у занавешенных окон, кусочки ленточек украшали зеркала, напоминая странствующим духам не пересекать их, пожелтевшие салфетки, купленные на уличной распродаже, украшали обитые подлокотники дивана, а блеклые подушки и полосы ткани скрывали старую мягкую мебель. Все это вместе производило впечатление чистоты, уюта и спокойствия.