— Мы с Монти любили ее. И я все еще люблю, — сказал колдун. — Он хотел жениться на ней, но не решался, зная, что она хочет детей, а он никогда не сможет дать их ей. Он чувствовал себя неполноценным, особенно когда я постоянно напоминал ему об этом, — признался Таката и опустил глаза, мучимый старыми угрызениями совести. — И когда она не поехала со мной в Калифорнию, он сделал ей предложение, поняв, что она решила оставить ребенка. — Я видела, как подергивается его лицо при этом воспоминании. — И она сказала да, — продолжал он тихо. — Это было больнее, чем я ожидал — что она осталась с ним и устроилась в ОВ, вместо того, чтобы отправиться со мной, купить дом и растить детей. Сейчас я понимаю, что был дураком, но тогда я считал, что поступаю правильно.
Когда мечты забываются ради славы, лишь потом приходит осознание того, что ты сделал. Вот сукин сын.
Он взглянул на меня.
— Монти и твоя мама были бы счастливы. Я уехал в Калифорнию с группой. Я думал, мой ребенок вырастет в любящей семье. Я решил, что сжег все мосты. Возможно, я бы никогда не вернулся, если бы все было хорошо, но мне пришлось.
Я собрала пальцем крошки и съехала их. Все это было каким-то ночным кошмаром.
— Популярность моя росла, — сказал Таката со вздохом. — Я не представлял, какую большую ошибку я совершил. Даже когда твоя мама приехала на одно из моих выступлений. Она сказала, что она хочет еще одного ребенка, и я, как последний дурак, согласился.
Он смотрел на свои длинные руки, помешивая суп ложкой.
— Это было ошибкой, — сказал тихо. — Робби был случайностью, которую твой отец украл у меня, но тебя я ему подарил. И увидев на его радостную улыбку, когда он взял тебя на руки, я понял, насколько жалкой и ничтожной была моя жизнь.
— Твоя жизнь не жалкая, — сказала я, не знаю почему. — Твоя музыка повлияла на тысячи людей.
Он улыбнулся горько.
— И чего же я добился? Только честно, чего? — Он размахивал руками. — Большой дом? Крутой автобус для туров? Все это вещи. Я вижу теперь, какой могла бы быть моя жизнь, и все это я упустил. Такой, как была у твоей мамы и Монти.
Он говорил все громче, и я посмотрела мимо него в коридор, боясь, что он ее разбудит.
— Посмотри на себя, — сказал он, привлекая мое внимание. — Ты и Робби. Ты — это реальность, на которую они могут показать пальцем и сказать: «я научил ее всему. Я поддерживал ее, пока она не смогла все делать сама. Я сделал что-то настоящее».
Расстроенный, он уронил руки на стол и уставился в пустоту.
— У меня был шанс стать частью твоей жизни, и я отдал это Монти.
Все еще глядя в окно, я отодвинула свою тарелку.
— Мне жаль.
Таката взглянул на меня исподлобья.
— Твой отец всегда говорил, что я эгоистичная скотина. Он был прав.
Я положила ложку на восьмерку. Не по часовой стрелке, не против. Просто так.
— Ты отдал себя, — сказала я мягко. — Только посторонним, боясь, что, если откроешься людям, которых любишь, они могут отвергнуть тебя. — Я прислушалась к тишине. — Хотя еще не поздно, — сказала я. — Тебе только за пятьдесят. Еще сто лет впереди.
— Я не могу, — сказал он, его взгляд просил понимания. — Алиса, наконец, решила заняться научными исследованиями, и я не попрошу ее бросить все это и попытаться создать семью. — Вздох шевельнул его худые плечи. — Будет слишком тяжело.
Я посмотрела на него, он держал кружку с кофе в руках, но не пил его.
— Трудно, если она скажет нет, или трудно, если она скажет да?
Его губы приоткрылись. Казалось, он хотел сказать что-то, но боялся. Пожав плечами, он сделал глоток и посмотрел в окно. Я подумала о нашей жизни с Айви и Дженксом. Дженкс взбесится, что я забыла его у Трента.
— Все стоящее достается нелегко, — прошептала я.
Таката глубоко, медленно вздохнул.
— Я думал, я тут буду философствовать как старый-мудрый-старикан, а не ты.
Он печально улыбнулся, когда я посмотрела на него. Я не могла разбираться в этом прямо сейчас. Возможно, позже, когда я пойму, что все это значит. Отодвинув стул, я встала.
— Спасибо за обед. Мне надо домой забрать вещи. Ты будешь здесь, когда я вернусь?
Глаза Такаты широко раскрылись.
— Что ты делаешь?
Я поставила тарелку в раковину и стряхнула крошки с салфетки, прежде чем убрать ее.
— Мне нужно приготовить чары, и я не хочу оставлять маму одну, так что, пока она не проснется, я собираюсь работать здесь. Я должна съездить в церковь за всем необходимым. Ты подождешь, пока я вернусь? — Можешь сделать это для меня, подумала я горько.
— Мм, — он запнулся, взгляд был пустой, я застала его врасплох, — я собирался остаться, пока она не проснется, так что тебе не обязательно возвращаться. Но, возможно, я могу помочь тебе. Я не умею готовить чары, но я могу порезать травы.
— Не!. — Это было немного резко, и увидев, как он расстроился, я мягко добавила. — Я лучше буду делать чары одна, если ты не против. Мне жаль, Таката.
Я не смотрела на него, боясь, что он догадается, почему я хочу готовить чары одна. Черт побери, я не знала, как торговаться с демоном, но я знала, как сделать проклятие. Хотя Таката, видимо, был раздражен не этим.
— Ты могла бы называть меня настоящим именем? — спросил он, удивив меня. — Это, конечно, глупо, но слышать, как ты зовешь меня Таката — просто невыносимо.
Я остановилась у двери.
— А как тебя зовут?
— Дональд.
Я почти забыла свои проблемы.
— Дональд? — Переспросила я, и он покраснел.
Он стоял и неловко теребил футболку.
— Рэйчел, ты же не собираешься сделать какую-нибудь глупость?
Я перестала рассматривать свои ботинки, когда вспомнила, что мои остались у Трента.
— С твоей точки зрения, очень может быть. — Ал мучил мою маму из-за меня. На ее теле не было меток, но раны были там, в ее голове, и она приняла их ради меня.
— Подожди.
Он положил руку мне на плечо, но когда я на него уставилась, убрал ее.
— Я не твой отец, — сказал он, глядя на укусы на моей шее. — Я и не пытаюсь им быть. Но я наблюдал за тобой всю твою жизнь, и порой ты делала очень глупые вещи.
Снова появилось чувство, что меня предали. Я ему ничего не была должна, я его никогда не видела. И это было чертовски трудно, взрослеть и быть сильной не только для себя, но и ради мамы.
— Ты меня вообще не знаешь, — сказала я, начиная злиться.
Его брови нахмурились, он провел по ним рукой.
— Я знаю, что ты сделаешь все для своих друзей и любимых, игнорируя тот факт, что ты тоже уязвима. Не надо, — попросил он. — Не взваливай все на себя.
Я разозлилась, но попыталась взять себя в руки.
— Я этого не планировала, — сказала я резко. — У меня есть возможности и есть друзья. — Рука поднялась, и я указала вглубь дома. — Мою мать пытали почти тринадцать часов, и все из-за меня. Я этого так не оставлю! — Мой голос становился громче, но я не обращала внимания. — Она мучилась, потому что этот мерзавец прикинулся моим отцом. Она мучилась, зная, что если она выпустит его из этого круга, он придет за мной. Я могу остановить его, и я это сделаю!
— Говори тише, — сказал Таката, и я замолчала. Стиснув зубы, я смотрела ему в лицо.
