А почему бы и нет?
Я поставила кружку и открыла ящик. Поверх носков Ника и белых трусов лежал мой пейнтбольный пистолет.
— Ух ты! — воскликнула я и протянула к нему руку, но успела сжать пальцы до того, как они его коснулись. — Это же мой пейнтбольный пистолет, — сказала я, чувствуя, как горят щеки.
Очевидно, он вытащил его у Вивьен в кофейне Джуниора, но почему же он мне его не вернул?
Пирс отклонился от плиты, чтобы посмотреть на меня.
— Проверяет? Хочет знать, можно ли доверять тебе?
Либо так, либо хочет себе пистолет оставить.
— Похоже, я провалила экзамен. — Взвесив пистолет на руке, я засунула его за ремень на пояснице, где он выдавался неудобным бугром. Под пистолетом лежала кучка корешков от билетов, квитанций и рукописных заметок на салфетках. Я пригляделась, заметила дневной пропуск для бегунов — в зоопарк, в часы, когда он не работает. Шевельнула еще несколько бумажек, не видя в них никакой системы. Кроме того, что все это было из тех мест, где я часто бываю. — Он за мной следил, — сказала я, сообразив. — Не в последнее время, — заметила я, посмотрев на даты, — но следил.
Открылась духовка, стукнула по столу тарелка.
— Пойди поешь, пока горячее, — сказал он.
Судя по голосу, он злился, но разбираться предоставил мне.
Стиснув зубы, я вытащила эти кусочки моей жизни, валяющиеся среди его носков, и бросила на комод. Пистолет я беру, так пусть знает, что и это все я видела.
Со стуком задвинув ящик, я решительным шагом прошла к столу, села, шумно выдохнула, чтобы разрядить напряжение. С пистолетом было неудобно, я его положила на стол, как бы смешно ни выглядел он рядом с домашним уютом тарелок и блинов.
— Насчет этого не волнуйся, — сказала я, кладя салфетку на колено. Избегая его взгляда, полила сиропом темно-коричневые, почти подгоревшие блинчики. Они с трудом резались вилкой, но стоило мне их попробовать на вкус… — Ухты, здорово! — сказала я, ощутив на языке иную текстуру. — Это тебе не полуфабрикат.
Пирс улыбнулся, садясь напротив меня.
— Нет. Все составные части были здесь. У Ника в хозяйстве не только яйца и пиво, хотя он, похоже, не знает, что с этим делать. Мне случалось устраивать пир с меньшим запасом еды, чем на этом леднике… то есть в холодильнике, — поправил он себя, нахмурившись.
Он увидел, что я гляжу на участок кожи у него на шее, и улыбнулся сильнее, почти бесовски, отчего я почему-то покраснела. Я его видала голым в снегу на Фаунтейн-сквер, и почему сейчас меня так привлекал этот клочок голой кожи, я сама не понимала. Боже мой! Нет, я этого не сделаю. Пирс как кандидат не рассматривается. Точка. Не будет этого. Корабль взорвать, а экипаж высадить на остров Целомудрия.
Придвинув тарелку поближе, я стала поглощать блинчик, и стук вилки сливался со стуком четырех настенных часов. Я посмотрела на ближайшие, как Золушка, гадая, дернут ли меня через континент, когда солнце уйдет за горизонт Западного побережья. Правда, Ник здесь — разве что помчался в Сан-Франциско самолетом, — но имя вызова Ала знают многие. Карманы у совета глубокие. Не говоря уже о целом острове, набитом заклинателями демонов. Помотай у них перед мордой морковкой выхода из Алькатраса, и кто- нибудь да вызовется.
Я стала жевать медленнее, оперлась локтем на стол, с тревогой посмотрела на Пирса поверх повисшей в воздухе вилки. Проблемы не было бы, умей я прыгать по линиям.
— Насколько это трудно — перемещаться по линиям? — спросила я у Пирса, и он вздохнул. — Слушай, дай мне отдохнуть? Я устала, что меня все время дергают.
— Мне нравится приходить тебе на выручку, — ответил он. — Ты такая независимая, как молодая кобылица. Мужчине приятно знать, что он нужен — при случае. Нет. Ал запретил тебя учить.
— А я думала, ты делаешь, что хочешь? — спросила я с невинным видом, и он тихо засмеялся, понимая, что я его подначиваю.
Склонив голову набок, я положила вилку и откинулась назад, держа в руке чашку — молчаливое заявление, что не буду больше есть его блинчиков, пока он со мной не поговорит. Посмотрела на часы над плитой, потом снова на него. Тритон говорила, что учиться нужно долго, и, очевидно, без горгульи не обойтись.
— Бис говорил, что ты его использовал, чтобы слышать линии, — закинула я удочку.
Пирс перестал улыбаться, оглядел меня из-под упавших на глаза локонов.
— Из-за тебя мне сильно достанется от Ала, — буркнул он, опуская глаза.
— А мне из-за тебя от него уже достается. Научи меня, — потребовала я.
— Не могу, — сказал он, отрываясь от чашки. — Научить тебя слушать линии может только горгулья, и сейчас этого ученья никто не знает.
Слушать? Любопытно.
— Биса ты за день научил.
Он даже глаз не поднял, засовывая в рот блинчик.
— Бис — горгулья. Если бы ты мысленно видела линии, тоже бы задень научилась.
Чувствуя, что меня приперли к стене, я поиграла вилкой:
— Ладно. Попрошу Биса, как его увижу.
Пирс сразу напрягся в тревоге:
— У него умения не хватит тебя учить. Он дитя!
— Очень мило, что ты это заметил. Вроде бы тебя это не волновало, когда ты меня нашел с его помощью.
Пирс поморщился и отложил вилку:
— Рэйчел, я умею прыгать по линиям, — ответил он с намеком на раздражение в голосе. — Со мной Бису ничего не грозило. Меня учила очень старая горгулья перед самым концом своей жизни. Думаю, потому и научила, что знала: зиму ей не пережить. И можешь лезть на любую колокольню — демоны перебили всех свободноживущих горгулий, которые хранили знание о перемещениях по линии, еще когда эльфы мигрировали в реальность.
— Удобно, — сказала я.
— Это факт. Горгулья, которая учила меня, выжила по единственной причине: они решили, что она слишком молода, чтобы знать.
Он начинал сердиться, и я отрезала себе кусок блина. Слишком уж вкусные они были, чтобы их бойкотировать.
— Мог бы попытаться меня научить, — сказала я, повышая голос.
Пирс посмотрел вверх, потом вниз, усмехнулся.
— Допускаю, что ты схватываешь, как стальной капкан, но это не книжное учение. Учиться надо на практике, попадая туда и обратно. Чтобы это делать, нужна горгулья. И опытная.
Я в раздражении уставилась на него, ожидая продолжения. Пирс еще три раза отрезал вилкой кусок блина, каждый раз чуть больше предыдущего. Я начала постукивать ногой.
С шумом Пирс отодвинул тарелку:
— Год нужен занятий теорией линий, чтобы хоть надеяться…
— Тогда дай мне основы, — перебила я. — Что-то, что прожевать. Ал против этого не возразит — ты же ничему меня не учишь. Просто разговоры.
Медленно вздохнув, Пирс взял в руки чашку с кофе, согревая пальцы и собираясь с мыслями.
— Слыхал я, что разумно было бы представлять время как поток, а нас — как пену в нем, уносимую течением, — сказал он наконец, и некое предвкушение заставило меня выпрямиться на стуле.
— Дошло, — ответила я, закладывая в рот кусок блина. — Следующую гениальную идею?
Пирс приподнял брови:
— А теперь ты ведешь себя недоброжелательно, — обвинил он меня, а когда я улыбнулась и пожала плечами, он доел блин со своей тарелки. — Говорят, что начало безвременью было положено, когда поток времени перерезало приличным возмущением, от которого заплеснуло берега. — Он запнулся, потом, будто
