оставшихся от тех времен, когда мир делился на четыре квадранта: Север, Юг, Восток и Запад, и туманный центр, который был не Там, а должен был быть Здесь. А где был ее собственный Мид, ее центр, та точка, где все кусочки ее жизни встречались и пересекались в одном бесконечно малом, но бесконечно могущественном месте?
Всю поездку сюда Нора упорно старалась не думать о Кормаке, но чувствовала, что ее решимость слабеет. Чуть больше года назад она проделала почти то же самое путешествие на запад, туда, где их жизни связала преждевременная смерть красивой рыжеволосой девушки, чью голову они достали из болота. Она не ожидала встретить человека, подобного Кормаку Магуайру. Она вообще никого не искала, а просто приехала туда как в убежище, чтобы укрыться от чрезмерности чувств. Это случилось не сразу, постепенно обволакивая ее. Да, она впитывала его тепло, будто погибала от холода, но чем были те мгновения интенсивного счастья: реальностью или лишь иллюзией? Казалось, весь год прошел как сон. С приходом весны Нора поняла, что сновидения не вечны; то, что она знала, кололо и терзало ее, с каждым днем становясь все острее. Она не могла дождаться, когда же снова увидит Кормака, но ее нетерпеливое предвкушение умеряла растущая тревога.
Нечего было и думать о том, чтобы здесь жить. В Ирландию Нора приехала ненадолго, передохнуть после долгой борьбы за справедливость, которая должна была настичь виновника ужасной смерти Трионы. Иногда Норе снилось лицо Трионы в синяках и ранах, и она просыпалась в слезах, не находя себе места. Кошмар не уходил, тревожа ее даже после пробуждения, оставляя на многие дни тяжесть в ее душе и теле. Еще хуже были сны, где Триона возвращалась, живая и здоровая, словно никогда и не исчезала. Нора знала, что эти сны лгут, даже пока они ей снились, и все равно при пробуждении испытывала новый приступ горя и боли.
Два дня назад она подошла к телефону и услышала в трубке дрожащий голос матери:
— Он опять женится, — незачем было спрашивать, о ком говорила мать; Нора знала, что речь о Питере Хэллетте — муже и убийце Трионы.
От воспоминаний о том разговоре Нору вдруг замутило. Боясь, что ее сейчас стошнит, она резко затормозила и вышла из машины, оставив дверцу открытой, а мотор включенным. Она прошлась по дороге в том направлении, откуда только что приехала. Если дышать помедленнее, то, может, ее перестанет тошнить. Она резко села на обочину и опустила голову между колен, ощущая, как пульс стучит в висках.
Постепенно ровный шум ветра начал ее успокаивать, и она почувствовала, как тошнота утихает. Неожиданно сзади ударил порыв ветра, и Нора подняла голову. Бриз закружил вокруг нее, подняв в воздух пригоршню торфяной пыли. Крошечный вихрь протанцевал по болоту, закручиваясь на восток к низкому утреннему солнцу, и, наконец, рассеялся — просто дыхание ветра на мгновение обрело плоть и стало видно глазу.
Нора посидела еще немного, слушая странную музыку ветра, свистевшего в кустах дрока вдоль дороги, глядя, как машут крошечные белые флаги болотного хлопка, будто передавая сигналами зашифрованное послание. Над головой у нее плясали кусочки растительного мусора, подхваченные восходящими потоками. В странно сухом воздухе был какой-то новый минеральный привкус, который девушка не могла распознать. Вставая, чтобы вернуться к машине. Нора неожиданно поняла, что это было: на нее неслась огромная быстро передвигавшаяся стена коричневой торфяной пыли, и она была уже в тридцати ярдах. На мгновение Нора застыла на месте, ошеломленная зрелищем бури такой величины, а затем очертя голову бросилась к машине, но уже было слишком поздно. Пылевое облако проглотило ее вместе с дорогой и просторами болота, залепив ей глаза и забив ноздри и горло жгучим торфом. Нора сразу же потеряла способность оценивать расстояние и дальше побежала вслепую, пока правым коленом сильно не ударилась о задний бампер машины. От неожиданной боли у нее перехватило дыхание. Не рискнув разжать губы, чтобы вскрикнуть, она дохромала до стороны водителя и залезла в машину, закрыв дверцу от пыли, попытавшейся последовать за ней внутрь. Посреди шторма она отчаянно пыталась задерживать дыхание, так что теперь жадно вздохнула и сразу же разразилась приступом кашля. Дверь в машину была закрыта, и пыль не могла проникнуть в герметически закрытые окна, но некоторое количество торфа все- таки влетело в открытую дверцу, и теперь висевшие в воздухе крошечные частички начали оседать, покрывая сиденья и приборную доску тонким слоем темно-коричневой органической пыли.
Мир снаружи исчез, и Нора ухватилась за руль, чувствуя себя как гусеница в коконе, отданная на волю стихии. При такой плохой видимости ехать через болото было слишком опасно. Она могла только ждать и слушать, как ветер свистит под машиной и вокруг радиоантенны, яростно атакуя все живое и неживое, что посмело не склониться перед ним. Нора потерла ноющее колено; завтра на нем наверняка будет великолепный синяк.
Внезапно прямо перед машиной появилась фигура. Общие ее очертания напоминали человеческие, но лицо было странным и ужасным: огромные выпученные глаза и плоское черное рыло. На одно невероятное мгновение они с насекомоподобным чудовищем уставились друг на друга, потом сзади налетел еще один сильный порыв ветра, и монстр исчез. Секундой позже в стекло громко стукнули у самого уха девушки, и она было перепугалась, пока наконец не сообразила, что ужасный мутант был всего лишь рабочим Борд на Мона в старомодном противогазе. Нора видела, что он пытался что-то сказать, но маска и ветер заглушали его голос. Он указал пальцем в перчатке на нее, потом на себя, потом вперед. Он явно хотел, чтобы она последовала за ним. Ветер начал стихать, и Нора сумела различить где-то в десяти ярдах перед своей машиной задний конец трактора. Она с ужасом поняла, что если бы просто завела машину и поехала, то могла бы задавить своего спасителя. Сквозь гонимые ветром облака торфа она смотрела, как рабочий забирается в кабину и разворачивает трактор. Когда он поехал вперед, она последовала за ним.
Невозможно было сказать, сколько они проехали; странный темный туман искажал время и расстояние. Постепенно торфяное облако начало таять, стал виден остальной мир, и они снова выехали на чистый воздух. На глазах у Норы коричневая стена отступила на восток, но она продолжала держаться вплотную за громоздким трактором, пока они не достигли знака Борд на Мона при въезде в Лугнаброн.
Въехав на территорию мастерской, водитель остановился у ряда ангароподобных металлических сараев и вылез из кабины. У входа в большую открытую дверь мастерской, где несколько человек в заляпанных смазкой синих спецовках трудились с ацетиленовыми горелками над огромным землеройным черпаком, Нора нагнала его.
— Извините, — сказала она, касаясь его руки на случай, если он ее не слышал. Другие рабочие подняли головы, их горелки все еще сверкали. Водитель трактора повернулся к ней, и только тогда снял противогаз. Лицо у него было молодое, с резкими чертами и ярко-голубыми глазами.
— Извините… Я просто хотела сказать спасибо. — Она протянула ему руку. — Я Нора Гейвин.
Мужчина глянул на нее, а потом отвел взгляд; Норе оставалось только гадать, что ему не понравилось: ее красные глаза, грязное лицо, очевидный американский акцент или все это вместе. Он коротко пожал ее руку.
— Чарли Брейзил, — наконец сказал он, произнеся свою фамилию по-ирландски, с ударением на первом слоге. Он густо покраснел, а затем взглянул на других рабочих, прекративших работу при приближении Норы.
— Ну… спасибо, Чарли. Я очень благодарна вам за помощь. — Она чувствовала, что рабочие смотрят на них, и понимала, что бедный Чарли Брейзил хотел только одного — избавиться от нее побыстрее. — Боюсь, мне придется попросить вас еще об одном одолжении. Не могли бы вы показать мне, как пройти к офису управляющего?
— Вон там, — сказал он, указывая на одноэтажное отделанное каменной крошкой здание ярдах в пятидесяти от них.
— Ага, — сказала Нора, — еще раз спасибо.
Направляясь к офису управляющего, она услышала, как сзади кто-то насмешливо поинтересовался:
— Чем это ты леди так помог, Чарли?
Раздался нестройный хор смешков, и низкий голос Чарли Брейзила пробурчал:
— А идите-ка вы все куда подальше.
