Он поднял браслет и опустил его в карман, чувствуя грызущую вину. Он сказал себе, что не будет скрывать его существование, если это окажется важным. Но он уже нарушил правила по отношению к возможным уликам. Он вытащил браслет из кармана и пристально смотрел на него несколько минут, вертя его в пальцах. Пора вернуть его Броне.
Он думал о всех тех вещах вроде этого браслета, которые имели какое-то отношение к делу, но никогда не попадут в его отчет. Слишком много было связей, слишком много историй, которые не требовались в дело, хотя и были его неотъемлемой частью. Вещи, подобные коробке трофеев в квартире Урсулы Даунз — судя по всему, она таскала их у десятков мужчин. Каждый предмет был снабжен этикеткой и подписан именем и датой, а иногда было даже три или четыре даты на протяжении одной недели. Какую патологическую потребность, какую нехватку пыталась восполнить Урсула Даунз?
Рейчел Бриско действительно была дочерью Томаса Пауэра, как догадался Магуайр. После того как ее родители развелись, девушка уехала с матерью в Англию, где они приняли девичью фамилию матери. Все это подтвердила им Сара Бриско, которая приехала более недели назад за телом своей дочери. Ее не заинтересовало то, что они нашли в квартире Рейчел в Дублине: записные книжки, полные мелких тесных записей, дотошно документирующих ее наблюдения за Урсулой Даунз за недели и месяцы до раскопок.
Их было почти невозможно прочитать, эти записи все более расстроенного сознания, но что Уард из этого понял, — это то, что Рейчел Бриско не была убийцей, несмотря на то, что сказал Десмонд Куилл — если только не считать суицид убийством себя. Потому что таков был план девушки: найти Урсулу Даунз, как-то приблизиться к ней и, наконец, перерезать себе вены перед женщиной, которая отравила ее существование.
Его собственная кровь холодела, когда он читал эти слова, написанные, наверное, в тот самый момент, когда эта мысль обрела форму в голове Рейчел Бриско. Это была долгая и трудная ночь, но он заставил себя продолжить чтение, переживая через эти записи мучительное существование молодой женщины, которая действительно желала умереть, думая о еще одних страданиях, которые он был не в силах облегчить.
Он посмотрел на Луга, который как раз приканчивал последние остатки подливки в миске, слегка толкая ее по полу.
— Молодец, старина. Голод отличная приправа, правда? Наверное, скоро ты созреешь для прогулки.
При слове «прогулка», еще одном из их вечерних ритуалов, Луг поднял голову, и Уард взял поводок и прикрепил его к ошейнику пса. Обычно они ходили с дороги мимо хоккейного поля к перекрестку, потом вверх по холму мимо развалин замка и обратно домой по узкой дороге вдоль Серебряной реки. В такие вечера, когда долгий вечерний свет стелился по холмам, они оба предвкушали прогулку. Но когда Уард открыл переднюю дверь, он обнаружил стоящую на пороге Кэтрин Фрайел.
— Привет. Лайам, — сказала она, быстро опомнившись. — Я надеюсь, вы не возражаете против того, что я вот так к вам заскочила. Морин Бреннан сказала мне, где вас найти. — Она протянула ему конверт. — Я хотела, чтобы вы получили мой отчет как можно скорее, и…
Луг высунул нос из двери и уткнулся им в ее свободную руку, желая, чтобы его почесали, и Кэтрин наклонилась, чтобы погладить мягкие уши и посмотреть ему прямо в морду. Уард признался себе, что слегка выбит из колеи. Почему доктор Фрайел приехала сюда лишь для того, чтобы передать отчет, который в любом случае был бы у него утром? Пес пододвинулся поближе, радуясь неожиданному вниманию, и попытался лизнуть гостью, но она его удержала.
— Он ужасно ласковый. Как его зовут?
— Луг.
— Прекрасное имя. Бог солнца, победитель тьмы, — она быстро подняла глаза, будто собираясь по выражению лица Уарда определить, соответствовал ли Луг своему имени. — Мой сын последние полтора года настойчиво просит завести собаку. Я сказала ему, что не знаю. С этой новой работой меня так часто не бывает дома. Но для него, наверное, это еще один веский аргумент завести собаку. Я все еще надеюсь, что он выбросит из головы эту мысль, однако он очень настойчив.
— Как зовут вашего сына?
— Джонни… Джон, в честь отца. Я все забываю, что теперь он хочет, чтобы его называли Джон.
— Сколько ему?
— Исполнится десять в октябре. Его сестры в школе, и он очень много времени проводит сам по себе. Наверное, ему будет полезно иметь товарища.
— А что говорит его отец?
На лице Кэтрин появилось откровенное изумление, и она слегка отвернулась, перед тем как ответить.
— Я потеряла мужа три года назад.
— Простите, Кэтрин… я не знал. Я не хотел делать предположения… — Уард опустил глаза. — Не больно-то я хороший детектив, верно?
Кэтрин встретила его взгляд лукавой улыбкой, и в груди у него что-то тревожно сжалось.
— Ерунда. Вы прекрасный детектив. Вам со многим пришлось справляться за последние несколько дней, — неожиданно она наклонилась, чтобы напоследок еще раз почесать Луга за ухом — очевидный знак прощания. — Мне на самом деле уже пора.
Уард почувствовал, как шанс ускользает от него. Через несколько секунд он, возможно, исчезнет навсегда, а Лайам не мог этого допустить. Сам того не ожидая, он сказал:
— Я восхитительно провел время за ужином в тот вечер.
— Я тоже, Лайам.
Уард вспоминал, как он сдерживался в течение ужина, как он старался смирить свои эмоции, чтобы надежда не захватила его. Теперь, столкнувшись с первой настоящей возможностью, он чувствовал себя почти парализованным.
Они оба стояли неподвижно в открытых дверях, пока Кэтрин наконец опять не заговорила.
— После смерти мужа я некоторое время пыталась жить в обратном направлении. Но обнаружила, что это не срабатывает. Единственное направление, в котором я могу жить, это вперед. Это пугает, но это единственный вариант, который я вижу, — она прислонилась к Уарду и коротко коснулась своими губами его губ в знак прощания, но не стала отодвигать лицо, так что он почувствовал тепло ее кожи. На мгновение Лайам был не в силах дышать и думать. Но когда она начала отстраняться, он левой рукой взял ее за предплечье.
— Кэтрин, возможно, я сумел бы убедить вас остаться еще на один вечер, поужинать со мной опять? — и что-то в ее глазах зажгло сухой трут его души, и Уард почувствовал, как медленное пламя, давно засыпанное землей и считавшееся мертвым, неожиданно затрепетало, оживая в его груди.
— Сумели бы, — сказала Кэтрин. — Обязательно сумели бы.
Глава 4
Чарли Брейзил пробирался через обуглившиеся остатки дома, в котором вырос, ища остатки знакомого, частички его прежней жизни, которые можно было бы спасти. Но разрушение было полным; повсюду он видел только опаленную обивку, обугленные обломки стульев и шкафов, разбитое стекло и раскрошенный бетон. Пожарная бригада сказала, что это был газовый взрыв. Его мать точно знала, что делала. Она сама выпустила овец, чтобы удержать его подальше от дома и чтобы он не пострадал. Тогда он не понял, но теперь увидел, что она хотела, чтобы он жил. Об отце он не хотел думать.
Где была сейчас его мать? Он пытался представить, как она держится сама по себе, отбрасывает тень, которая двигалась где-то по земле, он знал, что никогда больше ее не увидит. Он сам не мог определить точно, что чувствовал. Может, потом придут гнев и беспокойство. Но пока он испытывал только облегчение от того, что ее не было в доме. Он хотел, чтобы она тоже жила. Чарли поковырял носком
