Вечером в павильоне будет выступать квартет.
Синтия Ривз оглянулась на нее, когда была уже на краю лужайки. Она помедлила с минуту, посмотрела Гретхен в глаза, потом отвернулась и заспешила за остальными.
По дороге домой Гретхен бросало то в жар, то в холод. Несмотря на сумерки, все еще стояла стоградусная жара. Далеко отстоящие друг от друга уличные фонари светились в ночном небе золотыми кругами. А в душе Гретхен застыл холод. Друзей больше не осталось. С тех пор, как она написала статью о Фей Татум, друзей у нее нет. Забудут ли люди — и Вилма, и ее отец, и Томми, и другие, — забудут ли они со временем? Может быть. Но Гретхен знала, что она-то не забудет. Конечно, если перестать работать в «Газетт» и заявить, что написала статью только потому, что ей так велел мистер Деннис, они снова могли бы стать друзьями.
— Лучше умереть. — Это она произнесла вслух. Она не бросит работу. Она еще напишет свои лучшие статьи. Несмотря ни на что. И тут она ощутила гордость, которая пересилила чувство потери и одиночества. Она написала хорошую статью. Мистер Деннис отправил ее по телеграфу. В других городах, где она никогда не побывает, люди, — которых она никогда не узнает! — прочтут ее статью и на минуту представят Фей Татум, и она станет частью их. Фей будет жить, дышать и двигаться в их сознании благодаря Гретхен.
Она дошла до Арчер-стрит. Своей улицы. Улицы, где выросла, где все было знакомо. Прежде, возвращаясь на Арчер, она чувствовала тихую умиротворенность. А сейчас… Гретхен остановилась и посмотрела на дом Татумов. В доме никого не было. Ни проблеска света. В серебряном лунном сиянии казалось, что дом сжался и осел, словно тело, которое покинула душа. Неудивительно, что Барб не осталась здесь на ночь. Да и мыслимо ли ей сюда вернуться?
Дом Крейнов тоже стоял во мраке, но он накинул темноту, как хорошо одетая женщина набрасывает мягкую шаль, гордо и уверенно.
Из гостиной их дома струился свет. Гретхен медленно подошла к ступеням. Заметит ли бабушка, что она раньше обычного? Она помедлила у двери, услышала бабушкин голос:
— … я так за тебя рада, жаль, что Гретхен нет…
Гретхен бросилась в гостиную.
Бабушка говорила по телефону. Голубые глаза, наполненные слезами, расширились при виде Гретхен. На губах появилась радостная улыбка.
— Лоррейн, Лоррейн, вот она. Наша Гретхен пришла как раз вовремя, чтобы поговорить с тобой. Это дар Господень. — Она протянула трубку.
Гретхен едва разбирала слова, мамин голос терялся в треске на линии и гуле шумов, голосах, свистках и грохоте поезда.
— …очень мало времени… садимся на поезд в Альбукерке… едем в Калифорнию… Сэм и я… У него закончился отпуск… Гретхен, мы поженились вчера вечером…
Гретхен со всей силы сжала трубку.
— Поженились? — Губы ее напряглись.
— Малышка, я так его люблю. И тебя люблю. Я позвоню, когда мы доберемся… Малышка, мне надо идти…
Гретхен не сводила глаз с колеблющегося рисунка на обоях. Лунный свет струился сквозь качаемые ветром ветки вяза, темные тени которых непрерывно двигались. Они будут утолщаться, утончаться, изгибаться, сливаться воедино, даже если утихнет ветер и луна поднимется выше.
Калифорния… Она видела фильмы и прочла множество журналов о кино. В ее воображении вставали черно-белые картины. Пальмы, высокие и стройные. Апельсиновые рощи. Голливуд. Следы кинозвезд на цементной плите. Океан. А на этом фоне четко вырисовывались сплетенные в янтарном свете тела ее матери и Сэма Хойта под плавучей платформой.
Гретхен вытерла слезы краем простыни.
Перо на шляпе миссис Тейлор — длинное синее перо (возможно, страусиное) рискованно склонилось к трубке мистера Денниса в тот момент, когда редактор отдела социальной хроники изобразила поклон.
— Ваше величество, — провозгласила она, бросая стопку писчей бумаги на стол, — я ваша недостойная и бесправная рабыня! Я привыкла безропотно сносить оскорбления и унижения, и я жертвую собой во благо доброго имени «Газетт».
Мистер Деннис вынул трубку изо рта и осторожно поинтересовался:
— В чем проблема, Джуэл?
Миниатюрная миссис Тейлор присела на край стола главного редактора. Перо на ее шляпе склонилось под силой воздуха от вентилятора на потолке.
— На самом деле не такая уж я безропотная. Вчера за кофе в церкви я молола языком до посинения, — она похлопала себя по розовым щекам. — Я заявила, — голос ее взмыл вверх и упал мелодичным фальцетом, — я громко настаивала, клялась памятью покойного отца, — Господи, упокой душу старого мерзавца! — что «Газетт» не потворствует неверным женам…
Гретхен встала из-за стола и медленно подошла к мистеру Деннису и миссис Тейлор.
Ральф Кули сцепил руки.
— Все, кто одобряет адюльтер, становитесь в очередь за своей алой буквой.
Миссис Тейлор взглянула на Гретхен и быстро отвела глаза.
— …что «Газетт» стоит за святость семьи, что «Газетт»…
Мистер Деннис поднял руку.
— Я понял, Джуэл. Кто-нибудь к тебе прислушался?
Редактор отдела социальной хроники медленно покачала головой, и перо уныло повисло. Она взяла Гретхен за руку.
— Гретхен, ты написала прекрасную статью. Об этом я им тоже сказала. Но очень может быть, что нам обеим придется надеть паранджу. — Миссис Тейлор отпустила ее руку и встала. — Ну, я пошла обратно, в окопы.
Гретхен осталась у стола редактора.
Мистер Деннис вопросительно и понимающе посмотрел на нее.
— Ты чувствуешь всеобщее осуждение?
Ей пришлось сказать правду.
— Да, есть немного.
Он с минуту помолчал, потом подвинул коробку с табаком и тщательно стал набивать трубку.
— Ты жалеешь, что написала о Фей? — спросил он без выражения.
— Нет. — Ее статью отправили по телеграфу.
Он покосился на нее и медленно улыбнулся.
— Тогда ты будешь в порядке.
Возвращаясь к своей печатной машинке, Гретхен остановилась у стола редактора отдела социальной хроники.
— Спасибо, миссис Тейлор.
У миссис Тейлор было лицо дрезденской фарфоровой куклы с живыми проницательными глазами. Она сморщила носик.
— Не позволяй этим негодяям одолеть тебя. Ни сейчас, никогда.
Гретхен села на свой жесткий стул, погладила клавиши печатной машинки и начала печатать заметку о Билли Форрестере, который хочет стать ветеринаром. Она уже почти закончила, когда миссис Тейлор швырнула телефонную трубку, всплеснула руками и воскликнула:
— Вот уж воистину, быстрая женитьба — долгое раскаяние.
Ральф Кули облокотился на печатную машинку.
— Что, соцхроника напала на горяченькое?
Гретхен нахмурилась. Именно так поступила ее мать — торопливо вышла замуж. Убежала в Калифорнию с мужчиной, которого знает неделю, и едет сейчас на поезде где-то очень далеко. Без нее было тоскливо даже когда она жила ближе, в Талсе, а теперь Гретхен и вовсе не знала, где ее мать. Она будто исчезла.
