подолгу ожидают места. Но ваш случай особый: вас рекомендовал мой старинный приятель, и мы сумеем решить эту проблему.
У него был приятный голос и изысканные, несколько даже театральные, манеры, кроме того, он словно бы давал всем любоваться своими руками. «Пациентка» будет получать особую еду: диетолог составит специальное меню, чтобы она набрала вес, за физическими упражнениями будет следить персональный инструктор. Ее лечащий врач – доктор Рулен, она специалистка именно по травмам такого рода, какие перенесла мадам. Навещать ее разрешается дважды в неделю, с пяти до семи вечера. Итак, лечением займется доктор Рулен, кроме этого предполагаются сеансы групповой терапии – их проводит лично он. Если со стороны «пациентки» не последует возражений, курс лечения может включать и гипноз – тоже под его контролем. И еще, – он сделал паузу, подчеркивая, что сейчас последует чрезвычайно важное разъяснение, – если «пациентка» на каком-то этапе лечения почувствует «разочарование», курс можно будет сразу же прервать.
– Правда, ничего подобного за всю историю заведения ни разу не случалось, – добавил он, поцокав языком. – Но такая возможность предусмотрена, ежели к тому возникнет повод.
Во время предварительной беседы они с профессором Бурришоном пришли к единому мнению: что «пациентка» должна пробыть в клинике – для первого раза – не меньше месяца. И только потом станет ясно, необходимо ли продлить этот срок, или она сможет продолжать лечение дома.
Он ответил на наши с Эленой вопросы. Скверная девчонка сидела, не открывая рта, просто слушала подробности про работу клиники и персонал, словно ее это не касалось. После шутки в адрес Лакана и причудливых комбинаций из структурализма и Фрейда, которых, подчеркнул он с улыбкой, дабы успокоить нас, «мы не предлагаем в нашем меню», директор позвал сестру, и она отвела скверную девчонку в кабинет доктора Рулен. Та ожидала ее, чтобы побеседовать, а потом показать заведение.
Когда они ушли, Элена осторожно подступила к деликатной теме: сколько будет стоить месяц пребывания в клинике? И поспешила объяснить, что у мадам нет страховки, нет собственных средств, поэтому оплату лечения возьмет на себя ее друг, здесь присутствующий.
– Сто тысяч франков – приблизительно, конечно, не считая лекарств, на которые уйдет – хотя заранее сказать затруднительно – еще процентов двадцать от этой суммы или, в худшем случае, тридцать. – Он немного помолчал, потом кашлянул и добавил: – И это специальная цена – с учетом того, что у мадам есть рекомендация от профессора Бурришона.
Он взглянул на часы, встал и сказал, что, если условия нас устраивают, надо зайти в администрацию и оформить бумаги.
Минут через сорок появилась скверная девчонка. Она была довольна и беседой с доктором Рулен – та показалась ей очень толковой и любезной, – и осмотром клиники. Комната, которую ей предстоит занять, маленькая, удобная, уютная, окна выходят в парк. Все прочие помещения – столовая, спортивный зал, бассейн с подогревом, небольшой зал, где проводятся беседы и показывают кино, документальное и художественное, – очень современные. Без лишних слов мы отправились в администрацию. Я подписал документ, согласно которому обязался оплатить все расходы, и в качестве первого взноса оставил чек на десять тысяч франков. Скверная девчонка протянула администратору, тощей даме с собранными в пучок волосами и испытующим взглядом, заграничный паспорт, и та сказала, что ее больше устроило бы удостоверение личности. Мы с Эленой тревожно переглянулись.
– Беда в том, что у меня пока его нет, – откликнулась скверная девчонка самым невозмутимым тоном. – Знаете, я много лет жила за границей и только недавно вернулась во Францию. Конечно, следовало озаботиться получением новых документов. И я непременно займусь этим в самое ближайшее время.
Администраторша записала данные в тетрадь и вернула паспорт скверной девчонке.
– В клинику вас примут завтра. Пожалуйста, приезжайте не позднее полудня.
Мы решили воспользоваться замечательной погодой – было холодновато, но на чистейшем небе сияло солнце – и долго гуляли по лесу, слушая, как шуршат под ногами осенние листья. Пообедали мы в маленьком бистро на краю леса. Камин ярко пылал, и от жара лица посетителей раскраснелись. Элене нужно было ехать на работу, поэтому мы расстались с ней у первой же станции метро, почти на границе Парижа. Весь путь до Военной школы скверная девчонка промолчала, держась за мою руку. Иногда я чувствовал, как она вздрагивает. Не успели мы войти в квартиру, как она велела мне сесть в кресло в гостиной и плюхнулась ко мне на колени. Нос и уши у нее были ледяными, а вся она так дрожала, что не могла вымолвить ни слова, даже зубы стучали.
– В этой клинике тебе помогут, – сказал я, гладя ей плечи и шею, согревая своим дыханием замерзшие маленькие ушки. – Там о тебе будут заботиться, откормят, избавят от приступов страха. Ты опять станешь красивой – тем же чертенком, каким была всегда. А если тебе не понравится, вернешься сюда, сразу же. Когда захочешь. Это ведь не тюрьма, а место для отдыха.
Она прижалась ко мне и молчала, но дрожь еще долго сотрясала все ее тело. Потом она наконец успокоилась, и я приготовил нам по чашке чая с лимоном. И мы разговаривали, пока она складывала вещи в чемодан, собираясь в клинику. Я протянул ей конверт с тысячью франков – пусть возьмет с собой.
– Это не подарок, это кредит, – пошутил я. – Вернешь, когда разбогатеешь. Но учти, проценты будут высокими.
– Скажи, во сколько все это тебе обойдется? – спросила она, глядя в сторону.
– Дешевле, чем я полагал. Каких-то сто тысяч франков. Что значат для меня сто тысяч, если я снова смогу увидеть тебя красивой? У меня тут свой корыстный расчет, чилийка.
Она долго молчала, сердито бросая вещи в чемодан.
– Неужели я стала такой уродкой? – вдруг спросила она.
– Совсем ужасной, – ответил я. – Прости, конечно, но ты теперь не женщина, а чучело огородное.
– Врешь, – сказала она и, повернувшись, швырнула босоножку, которая попала мне в грудь. – Не такая уж я, надо полагать, страшная, если вчера у тебя всю ночь твой птенчик стоял. И тебе просто невтерпеж было. Думал, я ничего не заметила?
Она расхохоталась, и с этого мига настроение у нее улучшилось. Закончив сборы, она снова села ко мне на колени, чтобы я обнял ее и легонько помассировал спину и плечи. Так она и заснула, и крепко спала, пока часов в шесть не пришел Илаль смотреть свою передачу. После памятного вечера, когда он преподнес родителям сюрприз, он порой разговаривал и с ними, и с нами, но очень недолго, потому что от усилий быстро утомлялся. И тогда опять пользовался грифельной доской, которую по-прежнему носил на шее вместе с мешочком, где лежала пара мелков. И на сей раз мы услышали его голос лишь в минуту прощания
