воды походил на него, и иногда мы с Клэр стояли у дороги, чтобы хоть одним глазком взглянуть на него. Мне же нравился Эд Бирнс – Куки из «Сансет-стрип, 77», я даже пыталась копировать прически героинь этого сериала. По субботам мы с Клэр ходили в местный супермаркет. Сначала мы шли в отдел косметики за розовой помадой, а потом подолгу мерили новые наряды. Когда я была с Клэр, время летело незаметно. В ее присутствии я преображалась, становилась счастливой, расслабленной,
Мы с Клэр были похожи во всем, кроме одного: я не умела общаться с людьми и заводить знакомства. Я не доверяла мужчинам, за исключением ее папы, и ни за что не осталась бы в комнате один на один с незнакомцем. Если Клэр встречала на улице кого-то из друзей семьи и останавливалась поболтать, я пряталась за ее спину и молча переминалась с ноги на ногу, с нетерпением ожидая, когда мы наконец пойдем дальше. Я не могла расслабиться, если рядом были мужчины. Вдруг кто-нибудь окажется новым дядей Биллом?
Мои отношения с матерью становились хуже и хуже. Я стала все чаще просить разрешения остаться у Клэр. Чаще всего мама разрешала – что угодно, лишь бы я не вертелась под ногами, – но иногда, мне назло, велела сидеть дома. Мне очень нравилось оставаться у подруги. Там было намного лучше, чем дома. В школе знали, что мы лучшие подруги, но никто не знал, насколько я нуждаюсь в Клэр. Только она по- настоящему понимала меня. Она была не просто подруга, Клэр была мне ближе, чем сестра.
Когда учебный год подходил к концу, случилась катастрофа. Родители Клэр собрались переезжать, и Клэр переходила в новую школу. Меня ожидало расставание с лучшей подругой. Я была так подавлена этой новостью, что не могла сказать ни слова.
– Но мы кое-что придумали, – сказала ее мама. – У твоих родителей полно забот с твоими братьями и сестрами. Я поговорю с твоей мамой, может, тебе разрешат жить у нас, чтобы вы с Клэр продолжали учиться вместе. А на выходные будешь возвращаться домой. Это будет как пансионат, только жить ты будешь с нами. Ты не против?
– Конечно нет! – ответила я, не раздумывая; во мне затеплилась надежда. – Пожалуйста, давайте так и сделаем!
– Может быть, и твои родители разрешат Клэр оставаться на выходные у вас, и вы все время будете вместе. Я прямо сейчас пойду к твоей маме, и мы все обсудим.
Я снова приуныла. На смену надежде пришло трезвое осознание действительности. Мама ни за что не согласится. Доставить мне радость? Да она скорей удавится. К тому же кто будет делать всю домашнюю работу? Нет, можно и не надеяться.
Но я не отчаивалась. Через некоторое время мать моей подруги вернулась. Вид у нее был не очень радостный, и я с нетерпением ждала, что она скажет.
– Я поговорила с твоей мамой, Кэсси, – сказала она тихо. – Я пыталась объяснить ей, как вы с Клэр близки и как эта дружба важна для вас обеих. К сожалению, она отказывается отпустить тебя.
Клэр заплакала, а я окаменела вне себя от горя. Как же я теперь буду без лучшей подруги?
– Вы по-прежнему сможете видеться в «Юношеской бригаде» по пятницам, и потом, может быть, мама будет отпускать тебя на выходные к нам, – сказала мама Клэр обнадеживающе. – Ничего не изменится, вы просто будете ходить в разные школы, вот и все. – Она обняла нас обеих. – Все будет хорошо. Вы привыкнете.
Но все было плохо. Следующий учебный год начался, а я никак не могла перестать скучать по Клэр. На каждой перемене и во время обеда я стояла у школьных ворот и плакала. Никто не мог утешить меня. Никто не понимал, почему я так нуждаюсь в подруге каждый день. Никто не мог представить, как невыносима была моя жизнь без нее. Я любила ее и знала, что она любит меня, и только с ней я не чувствовала себя изгоем. Жизнелюбие Клэр помогало мне не отчаиваться. Без нее я стала медленно угасать.
Я вновь и вновь просила маму отпустить меня жить к Клэр, но она упорно говорила «нет». Чем чаще я спрашивала, тем непреклонней она становилась.
Учителя начали беспокоиться: я перестала есть, почти не спала, отказывалась общаться с одноклассницами, забросила учебу. Пару раз они отводили меня в сторону и спрашивали, не могут ли чем-то помочь. Я сказала, что просто хочу жить с семьей Клэр и ходить в ту же школу, что и она. Тут учителя были бессильны. Только мать решала, где мне жить, и они не могли на нее надавить. К тому же им казалось, что это нормальная реакция девочки на расставание с лучшей подругой. Они понятия не имели, что для меня значила Клэр и какой ужасной была моя жизнь без нее.
Спустя несколько месяцев я свыклась с тем, что мы больше не вместе, и стала общаться с другими девочками. Моими подругами стали Венди, с которой мы вместе посещали школу для конфирмантов, и Морин, хохотушка, которая всегда была не прочь попроказничать. Однако дружба с ними не заменила мне Клэр. Я не чувствовала себя ни счастливой, ни любимой.
Тем временем я продолжала мечтать, что однажды появится та красивая пара – мои настоящие папа и мама – и заберет меня с собой. Иногда я вспоминала, как мать заявила отцу, что у него нет никаких прав на меня. Что она хотела этим сказать? Возможно, я и вправду им неродная дочь; может, мои мама и папа разыскивают меня. Я знала, что это всего лишь фантазия, но не могла от нее отказаться. Она помогала мне жить.
В январе пришли ужасные новости. Мама и дядя Билл помирились.
– Билл завтра придет к нам в гости, – сказала мать за ужином. – Он был в отпуске и ужасно по нам соскучился. Он обещал зайти, сразу как вернется.
Я замерла от страха, сердце бешено застучало в груди. Что же мне делать? Где мне укрыться? Кто мне поможет? Я не могла понять, почему Бог опять оставил меня. Он перестал слышать мои молитвы?
Остаток ужина мать счастливо болтала без умолку, я же не могла заставить себя есть, даже дышать не могла от страха. Снова этот ад. И абсолютно негде прятаться.
Глава десятая
Нa следующий день мать приказала мне идти домой сразу после школы. Я ничего не могла поделать. Дядя Билл обещал зайти на чай, и она хотела, чтобы вся семья была в сборе.
Когда я увидела его в дверях, увидела, как его глаза, сверкающие из-под нависающих черных кудрявых волос, смотрят поверх плеча мамы прямо на меня, мне стало дурно. Я хотела слиться с обоями, раствориться в воздухе, но дядя Билл неотвратимо приближался ко мне. Как же мне хотелось перенестись куда-нибудь далеко-далеко, подальше от него!
– Здравствуй, Кэсси, – сказал он. И, широко улыбнувшись, спросил: – Как у тебя дела?
Горло перехватило от страха.
– Спасибо, хорошо, – еле выдавила я.
– Что же ты стоишь, Билл, присаживайся. – Мама указала на стул. – Хочешь чего-нибудь выпить?
– А я, кстати, не с пустыми руками, – сказал Билл, и я обратила внимание на сумки в его руках. – Кто хочет подарочек?
– Я, я! – запрыгала Анна.
Билл вручил ей скакалки и игрушечный пистолетик, который выстреливал шарик на веревочке. Затем Билл подарил Тому разноцветный мяч и набор калиток для игры в крикет. Том был на седьмом небе. Меня затрясло. Неужели никто не видит, как мне страшно. Мне хотелось убежать, прежде чем Билл подойдет ко мне.
– А это тебе, Кэсси, – сказал он и протянул мне ленту для волос и маленькую сумочку, в которой лежали расческа и гребень. – Чтобы ты стала еще красивее.
Мне не было нужно ничего от этого ужасного человека, я вовсе не хотела, чтобы он считал меня красивой, и отказалась принять его подарок. Я просто не смогла себя пересилить. Мне показалось, он хочет подкупить меня, заплатить за «игры» со мной. В любом случае, я не хотела прикасаться ни к чему, что побывало у него в руках.
– Не будь такой грубой, – прикрикнула мать. – Возьми подарки. Билл старался тебе угодить.
Я протянула руку, не глядя на Билла, чтобы взять подарок, и он погладил меня по ладони. Я невольно вздрогнула. Этими руками он тискал меня, придавливал к сиденью машины и к дивану, причиняя мне сильную боль, эти пальцы он совал мне в трусики.
– А теперь скажи спасибо и поцелуй дядю Билла, – сказала мать. – Никакого воспитания! Ну же!
Меньше всего на свете мне хотелось целовать своего мучителя. Но мать настаивала.
