— Еще не знаю, — ответила она. — Но я бы поинтересовалась этими детективами, прежде чем что- нибудь им рассказывать.
Кельвин неуверенно молчал. Дебора ждала его реакции.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Поинтересуюсь.
— И... Кельвин?
— Да?
— Если они начнут говорить, что Ричарда убила я, не верьте.
Минут десять Дебора смотрела телевизор, потом быстро вымылась жесткой водой (уезжая из Атланты, она всегда скучала по тамошней воде) и уже собиралась ложиться спать, как зазвонил телефон.
— Мисс Миллер, — произнес знакомый голос с английским акцентом. — Боюсь, сегодня я напугал вас.
— Ничего, — ответила она. — Хотя подобный разговор следовало бы вести на равных.
— Что вы имеете в виду?
— Вы знаете мое имя, но я не знаю вашего.
Промедление было совсем незначительным, и ей показалось, что она услышала вздох.
— Отлично, — сказал он. — Я Маркус Фиц-Стивенс.
Возможно, он лгал, но ей было все равно. Главное, она заставила его выполнить свое требование.
— Давайте-ка начнем с самого начала, а?
Глава 27
По дороге в гостиницу Дебора вспоминала разговор с англичанином на Акрополе и чем больше думала, тем меньше понимала. Бессмыслица какая-то. Либо он талантливый актер и психолог, либо одни и те же факты они воспринимают абсолютно по-разному. Он обвинил ее в убийстве Ричарда, чтобы обелить себя? Или он действительно считает Дебору убийцей? А если он собирался ее убить, то зачем было беседовать с ней в общественном месте? Все вопросы вели к еще одному, еще более странному: неужто он и впрямь считает, будто маска у нее? Сдается, что да. Иначе с какой бы стати он вообразил, что Дебора а нем заинтересована?
Вот эти вопросы, а не только проснувшаяся злость, заставили ее не мчаться со всех ног на автовокзал или в аэропорт, а вернуться в гостиницу, куда — Дебора была уверена — англичанин будет ей звонить.
Теперь она сидела очень тихо, положив рядом на кровать блокнот с напечатанным вверху страницы названием гостиницы, с шариковой ручкой в руке и телефонной трубкой, зажатой между щекой и плечом.
— Ну ладно, Маркус, — сказала она. — Выкладывайте.
— Во-первых, простите, что я вас напугал, — начал он. — Во-вторых, я, наверное, был несправедлив к вам, предположив, что вы убили своего работодателя.
Высказанное таким суконным языком, это предположение звучало еще более абсурдно, но Дебора сумела не зацикливаться на форме.
— Действительно несправедливы, — осторожно ответила она.
— И боюсь, вы искренне полагаете, что я мог совершить... этот поступок.
— Верно. Сейчас вы мне скажете, что не совершали его.
— Безусловно.
Из трубки слышатся лишь ровный интеллигентный голос: ни треска, ни уличных шумов. Возможно, он сидит в таком же, как у нее, гостиничном номере...
— Когда вы первый раз позвонили мне в Атланте, вы спросили, забрали ли они тело, — сказала она. — Кто «они», и, если вы не знали, что Ричард мертв, почему спрашивали о его теле?
— Они — два греческих бизнесмена, с которыми, я полагаю, Ричард заключил сделку. Хотя что-то у них, похоже, сорвалось.
— А упоминание о теле?
На этот раз он молчал гораздо дольше, в сущности, так долго, что Дебора подумала, не разъединили ли их. Когда голос раздался снова, он будто возник из темноты, как полупрозрачное колечко дыма, словно Маркус на мгновение отвернулся от телефона. Она вспомнила запах возле своей квартиры и решила, что он раскуривает трубку. Странно было представить его таким, и голос вдруг показался более задумчивым, даже приятным.
Просто потому, что папа курил трубку.
— Вы не видели той коллекции Ричарда до его смерти, не так ли?
— Это имеет значение?
— Если да, то вы не знаете, что было взято.
— То есть вы уже не думаете, что взятое у меня, — заметила она.
— Давайте считать, что у нас своего рода рабочая гипотеза, — сказал Маркус. — Я допускаю, что вы невиновны в убийстве и ограблении, а вы допускаете, что в убийстве и ограблении невиновен я. На данный момент.
— На данный момент, — согласилась Дебора.
— Тогда я допускаю, что у вас нет того, что было изъято из этого замечательного маленького клада за книжным шкафом. Да, я видел это раньше, но не лично и не в ночь, когда произошло убийство.
— Продолжайте.
— Что, по-вашему, взято?
— Погребальная маска, — ответила Дебора. — Похожая на маску в Национальном археологическом музее. Ту, что, по словам Шлимана, принадлежала Агамемнону.
— По словам Шлимана, — повторил Маркус. — Вы не верите, что шахтные гробницы, раскопанные в Микенах, содержали останки человека, который вел греков против Трои?
— Нет.
— А Ричард верил, — сказал он.
— Ричард был... — Дебора поймала себя на улыбке и согнала ее, — мечтателем.
— Возможно, поэтому он и не показывал вам сокровища, которые собрал, сокровища, которые затмили бы всю вашу экспозицию.
Дебора возмутилась, хотя сумела ответить спокойно:
— Вы считаете, что маска в коллекции Ричарда была найдена в шахтных гробницах, которые Шлиман раскапывал в тысяча восемьсот девяностых годах?
— Вы знаете, какую телеграмму Шлиман отправил в афинскую газету в конце раскопок в Микенах? Он написал: «Я посмотрел в лицо Агамемнону».
— Я читала, что эта история апокрифическая, — парировала Дебора. — Позже он отрицал, что посылал телеграмму.
— Ну еще бы не отрицать! — Маркус был невозмутим. — Ведь упомянутая маска так и не добралась до его начальников в Афинах.
— Вы считаете, что маска в музее — подделка?
— Нет, она вполне настоящая. Просто это не та маска, о которой говорил Шлиман. Была еще одна. Найденная в самой богатой могиле, той, содержимое которой он сохранил втайне.
— Следовательно, у Ричарда была маска, которая, по мнению Шлимана, покрывала лицо самого Агамемнона? — осторожно переспросила Дебора. Такого не может быть, даже если исторический Агамемнон действительно существовал. Но она еще не услышала самое удивительное утверждение Маркуса.
— Не только маска, — сказал голос в телефоне. — Вы видели достаточно, чтобы оценить богатство коллекции, да?
— Да, — подтвердила Дебора. Она слушала затаив дыхание. Ее охватил благоговейный восторг.
