местного клуба предложил свои услуги. Он спросил, куда я иду, и я сказал, что в Форт-Майерс-Бич.
– Сегодня вы туда не попадете, – покачал он головой. – Трасса I-75 и «Тропа Тамайами» еще закрыты. Только что слышал по радио. – Он брызнул себе в рот освежителем дыхания и похлопал пальцами по рулю. – Попробуйте в обход, через Иммокали. Я высажу вас на бульваре Рзндалл, а там уж как повезет!
Он хмурился, глядя на дождь, и все спрашивал у меня, позади самое худшее или будет еще хуже. Я лишь пожал плечами.
Джин пропал без вести, скорее всего умер. Так сказать, продал свою жизнь за пятьдесят баксов. Я остался жив. При мне удостоверение личности, дешевый пистолет и около полумиллиона долларов в инвестиционных монетах. О господи! На меня навалилось чувство вины, будто я угодил в лужу крови, и моя опустошенная душа впитывает эту кровь, как кусок хлеба, который макают в вино.
– А дождь все льет и льет! – вздохнул менеджер. – Как по-вашему, сегодня перестанет?
Мне казалось, что дождь будет идти вечно.
Он высадил меня у круглосуточного магазина на бульваре Рэндалл и пожелал всего хорошего. Я купил пачку сигарет и спросил у продавца, что ему известно об Иммокали.
– Это своего рода гетто для иммигрантов. Туристы туда обычно не заглядывают.
То, что надо! Я сразу воспрянул духом.
У обочины притормозил ржавый пикап техпомощи.
– Тебе куда? – спросил водитель.
– В Иммокали.
– Садись, подвезу.
Я опустился на сиденье рядом с ним и мгновенно заснул.
Через час он растолкал меня и объявил:
– Приехали…
Спросонья я не сразу сообразил, где я. Ах да! Это же Иммокали… А где твои вещи? – всполошился внутренний голос.
Я опустил голову и увидел, что саквояж и моя драгоценная сумочка лежат у моих ног. Поблагодарив водителя, я вышел из машины на грязную мостовую.
Дождь лил как из ведра. Мне предоставлялась возможность пойти на все четыре стороны. Слева от меня располагался пустырь, заваленный мусором. Чуть поодаль виднелась заводская ограда, на которой был намалеван помидор размером с микроавтобус. Справа, за ограждением из колючей проволоки, плотными рядами стояли рефрижераторы. Впереди, по направлению к центру города спешила толпа людей в дешевых желтых дождевиках, напоминавшая мутный водный поток.
Я перешел дорогу и смешался с толпой.
Я шагал медленно – тридцать килограммов золота давали о себе знать.
Обгоняющие меня жилистые смуглые мужчины улыбались, а некоторые вежливо здоровались:
– Buenos dias, Senor!
Добрый день, сеньор, стало быть…
Они шагали быстро. На запястьях у них болтались жестяные коробки с едой. От дождя их черные волосы защищали широкополые сомбреро.
– Вы куда, ребята? – спросил я на ломаном испанском.
– На остановку у блинной, – ответил мрачного вида мужик с обвислыми усами. – Оттуда отходит автобус, понятно?
Я покачал головой, прибавив шагу.
– Автобус, который повезет нас на работу в поле, останавливается у блинной, – добавил он.
Вполне правдоподобно. Через каждые два шага я перекладывал саквояж из одной руки в другую, но облегчение быстро проходило, сменяясь новым приступом боли. Я остановился передохнуть под навесом лотка торговца фастфуда под названием «бурритос».
Холостяки, проходя мимо, брали со стойки завернутые в бумажные салфетки тортильи, кукурузные лепешки в виде рулетов с курицей и белым сыром в остром соусе, а женатые спешили мимо. Я был голоден, но у меня не было денег.
Торговец смерил меня подозрительным взглядом:
– Если ищешь работу, ты не вовремя. Сейчас не сезон. До сбора урожая еще два-три месяца. Эти парни – квалифицированные сельскохозяйственные рабочие, но в такую поганую погоду даже им работы не найти.
– Мне не нужна работа, – пояснил я. – Мне нужен ростовщик, ссужающий деньги под залог.
– Что у тебя в качестве залога?
– Монета.
– Покажи-ка!
– Ты что, ростовщик?
– Нет, не ростовщик. Терпеть не могу возиться с бумагами. Понимаешь?
Я вынул из кармана джинсов «Орла» и положил ему на ладонь.
Он повертел монету в пальцах и вернул мне.
– Даю за нее двадцать баксов.
– А я не возьму, – улыбнулся я. – Потому что монета из чистого золота и стоит почти четыреста долларов.
– Твое дело, – усмехнулся торговец. – Но цену товара всегда определяет спрос на него. Понял? И вот еще что: поосторожней с золотом на улицах Иммокали. Эти парни зарабатывают сущие гроши за то, что ползают в грязи и выращивают для Америки помидоры и огурцы. Последнюю неделю работы нет, и в городе полно голодных детишек и трейлеров, у которых протекает крыша. Понимаешь, что я имею в виду?
Я кивнул и перевел взгляд с торговца на его товар.
Стоимость «Орла» на бирже Мартина Брока стремительно приближалась к стоимости двух «бурритос» и чашки кофе.
– Сколько у тебя монет?
Я задумался, взвешивая все за и против. Я мог бы уйти, раздобыть справочник «Желтые страницы», найти адреса ростовщиков либо какого-нибудь ломбарда. С другой стороны, любого ростовщика наверняка насторожит мой потрепанный вид. Задержит меня под каким-либо предлогом, а сам вызовет полицию. И что тогда?
– Одиннадцать, – ответил я.
– И все такие же?
– Ну да!
– Хочешь их все продать?
– Ну да!
– Ясно, – кивнул владелец лотка фастфуда. – Сейчас я кое-кому позвоню.
Хорхе Луис был владельцем бара «Эль-Параисо».
В таком замызганном хлеву, как деловой центр Иммокали, бар смотрелся настоящей жемчужиной.
Владелец поджидал меня в черном «шевроле-блейзере» с затемненными стеклами.
Глаз у него был наметанный.
– Приятель! – окликнул он меня, когда я направился к дверям бара, таща за собой по замусоренному тротуару тяжеленную ношу. – Мне сказали, что у тебя одиннадцать монет, а не тысяча сто! – Он кивнул на саквояж «Малберри».
– Там книги. – Я покачал головой. – Монеты у меня в другом месте…
– Продолжим разговор в баре, – улыбнулся он.
Он отпер дверь и пропустил меня вперед. Я ожидал увидеть жалкую забегаловку с цементным полом, с дешевыми пластмассовыми столами и стульями, провонявшую блевотиной и мочой, где напиваются в хлам бездомные бродяги.
Действительность превзошла мои ожидания.
