патриотично напевает остающийся в тени Малыш. От долгого вынужденного молчания ему становится скучно. Он думает, что такое небольшое вмешательство не помешает делу.
— Однако давайте возвратимся к нашим испарившимся пяти тоннам, — продолжает Порта, серьезный, как судья перед вынесением смертного приговора красивой женщине.
— Пять тонн! — хочет выкрикнуть Брумме, но изо рта выходит лишь хриплый шепот. Мозг его работает, как вышедшая из-под контроля счетная машина. Он быстро приходит к выводу, что у него на складе большая недостача. У него мелькает мысль, что можно убить этих двух скотов, пропустить через новую мясорубку и кормить ими голодных солдат маленькими порциями, будто колбасным фаршем. Это будет идеальное убийство. Трупов никогда не найдут. Брумме оживляется от этой мысли и бросает взгляд искоса на громадную мясорубку, стоящую всего в метре.
Малыш смотрит в ту же сторону и с понимающей улыбкой садится на нее.
Нервозность Брумме заметно усиливается.
— Кто вы, собственно, господа? И откуда? — спрашивает он с мучительным любопытством и утирает пот со лба куском мяса.
— Обер-ефрейтор Порта, Берлин, Моабит, — представляется Порта с чрезмерной вежливостью. — И мой помощник обер-ефрейтор Вольфганг Кройцфельдт, Гамбург, Кёниг-аллее.
«Сбросил маску, проклятая свинья, — думает Брумме, нащупывая прикрепленную под столом дубинку. — Кёниг-аллее! Geheime Feldpolizei[63]! Берлин-Моабит: ревизорская служба генерал-интенданта. Опасная публика». И горько сожалеет, что не последовал первому утреннему намерению, не сказался больным и не остался в постели с бутылкой коньяка. Тогда Шталле остался бы за главного. А если какая обезьяна в военной форме и заслуживает отправки в Гермерсхайм, то это фельдфебель Шталле.
— Герр штабс-фельдфебель, сколько человек у вас работают рубщиками? — холодно спрашивает Порта.
— Сорок унтер-офицеров и рядовых, — рявкает, стараясь угодить, Брумме.
— И все хорошо обучены? — спрашивает, сощурясь, Порта.
— Лучшая команда в армии, — пылко заверяет его Брумме. — Все они прошли курсы мясников в Штеттине. Работают, как хорошо смазанные роботы.
— Вот типичный скверный пример! — удовлетворенно выкрикивает Порта. — Свора «моисеевых драгунов»[64], работающих, как роботы. Эти треклятые псевдосолдаты разрубают хорошее мясо там, где полегче. Пресвятая Казанская Богоматерь перекрестилась бы, глядя на работу этих бестолковых скрипачей. Роботы, черт возьми! Таких нужно беспощадно карать.
— Давить, как лягушек, танками, — раздается дружелюбный голос Малыша. — И давать пинка в задницу!
— Эти носящие галстук ублюдки поступили в службу снабжения, чтобы избежать передовой! — негодующе выкрикивает Порта и обвиняюще указывает кончиком разделочного ножа на Брумме. — Здесь нет выстрелов. Самая большая опасность — задохнуться под тяжестью туши. Но они ошибаются, эти растолстевшие игроки в кости. Они понимают в армии далеко не всё. Рубить мясо не шутка! Нужно иметь мозги под вшивыми париками! Любой дурачок из сумасшедшего дома сможет рубить так, чтобы кости и сухожилия разлетались во все стороны. Рубить нужно так, чтобы из паршивой свиньи получились превосходные ветчина и котлеты. Это искусство! Колбаса — это не просто колбаса, герр штабс- фельдфебель! Когда вы делаете кровяную колбасу, мешаете налево или направо?
— Прошу прошения? — стонет Брумме, выражая всем телом полное замешательство.
— Ни один немецкий идиот с малейшим проблеском разума не станет мешать налево. Это могут заставить себя делать только англичане, — убежденно кричит Порта. — Это снижает скорость вращения, и кровь сворачивается. На вас, герр штабс-фельдфебель, лежит ответственность за ваших роботов. Вы руководите работой. Прав я или нет?
— Правы, — мямлит Брумме; мозг его едва не бурлит от усилий понять, куда клонит этот загадочный обер-ефрейтор своими странными намеками.
— Не сомневаюсь, что когда мы вошли, вы читали «Майн кампф», — говорит Порта не допускающим возражения тоном.
— Конечно, — смущенно лжет Брумме и прячет под кусок жира интересную книжку «Таксистка». Фамилия автора Леви! За чтение подобных книг можно предстать перед комиссией по расовой чистоте, а эти ребята способны в мгновение ока превратить чистокровного эскимоса с текущей из ушей ворванью в крючконосого еврея, изнывающего от жажды в Синайской пустыне. Любой немец, у которого есть хоть какой-то умишко, держится от этой комиссии как можно дальше.
— Давайте посмотрим кое-кого из ваших людей за работой, — вежливо говорит Порта и направляется в разделочную секцию. — Я докажу вам, герр штабс-фельдфебель, что для руководства такой секцией требуется ум. Сколько безмозглых идиотов решают сменить профессию и покупают мясную лавку! Представьте себе, что сапожник, который в жизни не продавал ничего, кроме обуви, встанет за прилавок мясной лавки! Какой ветчины этот болван нам нарежет? Он может даже стать поставщиком вашего любимого ресторана, где вы и другие любители айсбайна[65] собираетесь каждый четверг. У вас будет странный вид, когда обнаружится, что ваш айсбайн представляет собой, благодаря вашему сапожнику-мяснику, рыло дикой польской свиньи. Но, может быть, вы добросердечный человек, стараетесь думать о людях самое лучшее, поэтому отведаете чуточку этой странной пародии на айсбайн, лежащей на вашей тарелке. Если вы не вышколенный прусский аристократ, то швырнете всю эту мерзость в рожу официанту и измажете горчицей толстую северо-немецкую Hausfrau[66], которой посчастливилось получить настоящий айсбайн. Представьте, сколько неприятностей может принести такая перемена профессии. Если в ресторане преобладает истинно немецкая культура, то меню по четвергам будет состоять только из айсбайна с кислой капустой, и вы будете не единственным разочарованным гостем. Одно из самых опасных существо на свете — разочарованный любитель айсбайна.
— Это что такое? — рычит Порта в притворной ярости, ударив кулаком по куску мяса с такой силой, что мясники Брумме испуганно подпрыгивают.
— Окорок, — подавленно отвечает Брумме. Это была часть, отложенная для оберштабсинтенданта, который всегда закрывал глаза при проверке.
— Хватит! Я слышал все! — возмущенно кричит Порта. — Меня тошнит! Любой торговец поймет, что это испорченный окорок. Герр штабс-фельдфебель, я вскоре буду вынужден напрямик заявить о существующих здесь неармейских условиях. Потребуй фюрер сочный кусок мяса, вы попадете в беду, если позволите одному из ваших «моисеевых драгун» отрезать этот кусок. Это будет оскорбление вождю Германии — который не питает симпатии к евреям.
— У меня на складе евреев нет, — угрюмо отвечает Брумме, изо всех сил стараясь скрыть ярость за безупречным военным поведением.
— Вы не можете быть уверены в этом, — холодно отвечает Порта. — Но, допустим, один из ваших подчиненных отрезает кусок мяса для фюрера, не зная, что Адольф не любит обрезков и сухожилий.
— Я думал, фюрер вегетарианец, — удивленно возражает Брумме.
— В нашем национал-социалистическом обществе каждый имеет право думать, что хочет, — поучает Порта, подняв палец. — Он должен только верить в фюрера. Но, может быть, вы захотите отказать главнокомандующему в праве на кусок мяса без сухожилий?
— Нет, упаси Бог! — испуганно выкрикивает Брумме. — Если б фюрер потребовал кусок мяса, я бы сам его отрезал, — гордо заявляет он и решительно берет разделочный нож. — Я бы резал вот так!
Нож мелькает, и на столе с поразительной быстротой оказывается замечательный кусок мяса.
Порта презрительно улыбается, достает из кармана маленькую лупу, испытующе ощупывает кровавое
