— Надеюсь, — говорит Менкель. — Когда стемнеет, сделаем попытку.
— Если б не забрали одежду моих сыновей, вы могли бы надеть ее, но эсэсовцы сказали, что она конфискована для блага государства.
Менкель сбивает со своей головы каску. Каска со стуком катится по полу. Кошка шипит и выгибает спину.
— Были в тюрьме? — спрашивает старуха, увидев его выбритую голову.
Оба кивают.
— Уходите из Берлина, — говорит она. — Еще лучше — вообще из Германии. Здесь вас скоро схватят.
— Она совершенно права, — негромко говорит Вислинг. — Мы должны раздобыть гражданскую одежду, даже если придется раздеть кого-то на улице.
Вскоре после полудня снова раздается сирена воздушной тревоги. Теперь прилетели американцы на своих «летающих крепостях». Неподалеку дождем падают бомбы. Грохочут взрывы. Старый дом содрогается. Их окутывает густая туча цементной пыли.
На минуту кажется, что дом обрушивается на них. Через несколько часов налет кончается, раздается сигнал отбоя.
По улице проходит рота солдат с пением:
Они слышат доносящиеся снаружи звуки, дверь в подвал открывается от сильного удара ногой.
— Есть здесь кто-нибудь? — раздается хриплый голос.
Они отчетливо видят в дверном проеме гражданского уполномоченного ПВО в синем комбинезоне и черной каске.
— Отвечайте, черт возьми! Есть здесь кто-нибудь?
Кошка издает громкое, протяжное мяуканье.
— Это что такое? — спрашивает другой уполномоченный, спустясь по лестнице на две ступеньки.
Кошка бежит с мяуканьем к ним. Потом садится и начинает вылизываться.
— Какая-то кошка, черт бы ее побрал, — говорит один из уполномоченных и со стуком закрывает дверь.
Вислинг считает, Менкелю лучше пойти к друзьям одному. Его друзья могут не жить по прежним адресам. Теперь в Берлине возможно все, что угодно. Их квартиры могла захватить партия. Будет неприятно, если дверь откроет какой-нибудь «золотой фазан»[84]. У них могли поселиться беженцы, оставив семье только одну комнату. Длинные колонны беженцев постоянно входят в город. Им нужно предоставить крышу над головой, и тех, у кого нет связей в партии, вскоре принимают жители в своих домах.
— Если через два часа не вернусь, — говорит Менкель, — считайте, что меня схватили, и уходите как можно быстрее.
С наступлением темноты Менкель уходит. Ловко прячется от вышедших на охоту патрулей, перебегая от подворотни к подворотне. Держит наготове автомат со взведенным затвором, твердо решив не сдаваться живым. Клянет эсэсовскую форму. Она может в десять раз осложнить его задачу.
Дом старый, аристократический, построенный в конце прошлого века. На двери прибиты бронзовые таблички с фамилиями жильцов. Здесь живут представители изысканного общества.
Менкель наблюдает за домом из подворотни напротив. Ему видна полуподвальная комната консьержки, где сидит пожилая женщина, похожая на бдительную крысу. Ее острый нос постоянно движется из стороны в сторону. Она из тех отвратительный людей, у которых словно бы есть глаза на затылке. Помощи от нее ждать нельзя. До тридцать третьего года она определенно была столь же «красной», как теперь «коричневая». И завтра, не колеблясь ни минуты, снова станет «красной». Она всегда на стороне правящего класса, готова на любую подлость, лишь бы ей это было выгодно. Таких вокруг тысячи и тысячи.
Когда женщина уходит на минуту в заднюю комнату, Менкель проскальзывает в дверь и поднимается по лестнице с ковровой дорожкой. На втором этаже негромко стучит в дверь. Он хотел было нажать кнопку звонка, но потом передумал. Звонок может быть соединен с тревожной сигнализацией в квартире консьержки.
Некоторое время спустя из-за двери раздается негромкий женский голос:
— Что вам нужно?
В Берлине теперь никто не открывает дверь, не узнав, кто за ней находится.
— Кто там? — спрашивает женщина.
— Альберт Менкель, — шепчет он, приблизив лицо к двери.
Воцаряется гнетущая тишина.
— Фрау Петерс, у меня сообщение от вашего мужа, — нетерпеливо шепчет, нервозно оглядываясь на лестницу, словно ожидая, что появится консьержка с крысиной физиономией. В этом случае у него лишь один выбор. Убить ее. Быстро и бесшумно, чтобы никто из жильцов дома ничего не заметил.
— Фрау Петерс, откройте! Это очень важно.
Дверь приоткрывается, но ее держат две цепочки.
В узкой щели появляется бледное женское лицо.
— Менкель! Я думала, вы давно убиты!
Потом видит эсэсовскую форму и цепенеет.
— Откройте, быстрее, я все объясню, — в отчаянии шепчет он.
— Нет, уходите, уходите! — чуть ли не кричит женщина, запинаясь. — Я не хочу ни во что вмешиваться!
— Вы должны впустить меня. На карту поставлена моя жизнь. Вы моя единственная надежда.
Женщина пытается закрыть дверь, но Менкель вставляет ступню между дверью и косяком. У него мелькает мысль высадить плечом дверь.
Женщина начинает плакать.
— Что вам здесь нужно? Вы навлечете на меня жуткие неприятности! Уберите ступню, иначе я подниму тревогу!
— Откройте! Всего на минуту! Обещаю, что немедленно уйду. Быстрее, впустите, пока никто не увидел меня!
Женщина в испуге таращится на него, потом открывает рот, словно собираясь закричать. Потом неожиданно кивает.
Менкель убирает ногу. Звякают цепочки, и дверь открывается лишь настолько, чтобы он мог войти. Женщина дрожащими руками снова запирает дверь на замок и цепочки. Смотрит на него со страхом в глазах. Видит мокрую от дождя каску, темно-серую эсэсовскую шинель, автомат с длинным рожком.
— Вы сказали, у вас есть сообщение от моего мужа? — недоверчиво спрашивает она, плотнее запахивая кимоно.
— Нет, я это сказал только для того, чтобы вы открыли дверь. Я не видел Курта с тех пор, как меня арестовали.
Он смотрит на картину Курта Петерса на противоположной стене, написанную незадолго до начала войны.
— Значит, вы давно его не видели, — шепчет она. — Прошло почти два года с тех пор, как пришло известие о вашей казни. Знаете, что ваша жена вскоре выходит замуж?
Менкель пожимает плечами. Какое теперь это имеет значение? Какое значение имеет Гертруда? Она его подвела. Дала против него показания, сказала то, что от нее хотели услышать. Ей, разумеется, угрожали. Они угрожают всем, даже детям. В подвалах на Принц-Альбрехтштрассе[85] люди быстро ломаются. У гестаповцев всегда есть способы привести свидетелей в
