чтобы не замерзли линзы.
Он осматривает поверхность утеса сверху донизу. Потом протягивает бинокль Легионеру.
— По-моему, там, далеко внизу, есть небольшой сделанный человеком пролом. Если я прав, мы сможем туда добраться!
Легионер несколько секунд смотрит в указанном направлении.
— Tu as raison[115], но спуститься туда будет очень трудно, и если мы совершим хоть одну ошибку, то окажемся в Белом море!
— Будь у нас присоски на руках и ногах и еще одна на члене, мы все равно не смогли бы преодолеть ту выпуклость, — говорит Порта, отползая в страхе назад.
— Черт возьми, — бурчит Малыш, тоже отползая от края. — Громадные камни, много снега и льда и масса холодной зеленой воды! Более чем достаточно, чтобы утопить всех солдат на всей этой мировой войне, которые пошли сражаться и умирать!
— Приготовиться! — хрипло приказывает Старик. — Это будет самый трудный спуск в нашей жизни!
Грегор готовит веревки. Никто из нас, кроме него, не занимался в альпинистской школе. С самодовольным видом он объясняет нам, как спускаться по ним.
Пререкаясь, мы делим между собой боеприпасы и делаем из них противовесы к оружию.
Старика едва не хватает удар, когда Порта предлагает бросить два легких миномета и тяжелые ящики с минами.
— Если вернемся к Рождеству, — торжественно говорит Грегор, укрываясь за сугробом, — хочу в подарок лампу дневного освещения!
— Подарю, — обещает Порта. — Я знаю магазин, где они продаются и как туда залезть после закрытия!
Грегор встает на краю обветренного утеса, надевает через голову веревочную петлю и затягивает под мышками. Подается вперед, ветер удерживает его в равновесии, будто стена. Его потрескавшиеся губы растягиваются в оптимистической улыбке. Упираясь ногами в поверхность утеса, он начинает скользить вниз. У вертикальной стены останавливается и бросает взгляд вверх. Потом словно бы исчезает в бездне. Через несколько секунд появляется снова. Он сумел встать на опасную выпуклость, с которой нужно качнуться внутрь полости.
— Мы могли бы получить работу в цирке с этим номером, — говорит, содрогаясь, Порта.
— Мировые войны — сущее дерьмо, — бурчит Малыш. — Чего только ни приходится делать! Неудивительно, что против них протестуют во всех свободных странах!
— Барселона, твоя очередь! — кричит Старик.
— Я пока что не могу, — протестует Барселона со страхом в голосе. — Хочу сперва посмотреть, не сломает ли кто шею!
— Не пойдешь сейчас, пойдешь последним! — ярится Старик. — Тогда некому будет держать веревку!
Но не успевает Барселона подойти к краю, Хайде уже спускается, за ним следует Легионер.
Барселона хочет спускаться немедленно. Угроза Старика напугала его.
Нам нужно спустить финского капитана. Он несколько раз сильно ударяется о поверхность утеса, но, к нашему удивлению, оказывается внизу все еще живым. Одна нога его повреждена от ступни до колена. Шансов выжить у него маловато.
Наступает моя очередь.
— Только сохраняй спокойствие, — говорит Старик, видя мой страх. — Все время сильно упирайся ногами. Нас здесь достаточно, чтобы удерживать веревку. Если не лишишься мужества, все будет хорошо!
Он поправляет ремень автомата, висящего у меня на груди, чтобы не перепутался с веревкой.
— Не могу, — протестую я, глядя в паническом страхе в ревущую бездну.
— Пошел, — толкает меня Старик, и я уже за краем утеса.
Далеко подо мной грохочет в своей полярной ярости Белое море. Я отчаянно ищу упора для ног, но сапоги лишь скребут по снегу. Ударяюсь о первый выступ, рожок автомата больно вдавливается в ребра.
Порта машет мне и встряхивает веревку.
Я изо всех сил держусь на узком выступе. Вокруг ревет и воет буря, словно яростное чудовище, пытающееся раздавить меня.
Три сильных рывка веревки — это сигнал мне продолжать спуск. Я осторожно сползаю через острый край. Этой части спуска сверху не видно.
Я сую носки сапог в снег и нахожу опору. Несколько раз жуткая полярная буря едва не сдувает меня с выступа и разбивает о поверхность утеса. У меня мелькает мысль выбросить сумки с боеприпасами, но я знаю, что сделают со мной остальные, если спущусь без них.
Наконец я достигаю узкой выпуклости. До низа чуть около ста метров. Осторожно ползу по снегу. Он скользкий, как стекло. Страх сжимает мне горло, когда я скольжу через край и медленно спускаюсь. По крайней мере, море сейчас не прямо подо мной. С облегчением чувствую руки, хватающие меня за сапоги и направляющие на безопасную землю.
— Молодчина, — хвалит меня Хайде, шутливо ударяя в живот.
Словно во сне я вижу, как веревка исчезает вверху.
Вскоре спускается следующий.
Последними остаются Малыш с Портой. Они стоят на самом краю и дурачатся. Порта указывает вниз.
— После вас! — говорит он Малышу.
— Пристрелю этих идиотов! — раздраженно кричит Старик.
Они спускаются вместе, будто сиамские близнецы, сильно отталкиваясь от поверхности утеса. Веревка над ними дрожит.
— Паяцы чертовы, — кричит в страхе Старик. — Шеи вам сломаю!
— Ты должен подать на них рапорт, — серьезно говорит Хайде.
— Заткни пасть, — яростно рычит Старик. — Я буду решать, на кого подавать рапорт, на кого — нет. Заруби это на носу!
— У тебя что-то болит? — спрашивает Порта Старика, когда спускается к нему. — Ты велел нам пошевеливаться, и разве мы не спустились вдвое быстрее всех остальных?
— Я отдам вас обоих под трибунал, — гневно кричит Старик. — Это уже слишком!
— Надо же, как ты способен злиться, — восторженно говорит Малыш. — Смотри, чтобы тебя не хватил удар!
— Проклинаю тот день, когда принял командование над вторым отделением! Вы — самое паршивое дерьмо во всей треклятой немецкой армии! — бушует Старик.
— Если б мы ушли от тебя, ты бы умер с горя, — льстиво улыбается Порта.
— По мне пусть весь этот треклятый мир катится к черту, и второе отделение вместе с ним! Хоть бы эта война кончилась!
Грегор смеется.
негромко напевает он.
Когда мы подходим к странного вида ложбине, ледяной воздух раскалывает залп.
Унтер-офицер Кер вертится волчком, шатаясь, делает несколько шагов и падает в снег. Пуля угодила
