кран.
— О Господи! — только и пробормотал Гарольд.
Опору окружили ремонтники. Они работали на том поле. Около могилы.
Пирс судорожно сглотнул. Если они найдут...
Гривс продолжал идти вперед, но Гарольд застыл на месте, не в силах оторвать взгляда от людей в синих робах, толпившихся вокруг опоры и пытавшихся устранить повреждение. Он смотрел на кран, на стоявший рядом с краном большой бело-голубой фургон. Его начала бить дрожь. Они найдут. Должны найти. Однако это место находится по меньшей мере в пятидесяти ярдах от основания опоры, принялся успокаивать себя Гарольд. Все-таки относительно далеко. Тем не менее убедить себя окончательно ему не удалось. Теперь его беспокоило, что дождь мог размыть верхний слой земли и открыть захороненные в ней тела. В полном смятении он поспешил присоединиться к Гривсу.
Большую часть дня Пирс думал об этих рабочих на поле, каждую секунду ожидая, что кто-нибудь из них явится в больницу и расскажет о могиле, которую они обнаружили. И тогда все узнают о тайне. Раскроется его преступление. Именно так они это назовут — преступление. Не разбираясь, они накажут его, даже не захотят слушать. Они не способны понять мотивов его поступка.
Единственное, что оставалось — это бросать украдкой взгляды на поле, чтобы определить, насколько продвинулась работа. Ждать, что вот-вот они наткнутся на могилу. Спазмы страха сжимали его желудок, и Гарольд не мог даже думать о еде. Весь обеденный перерыв он простоял под дождем, наблюдая за одетыми в синее ремонтниками, устранявшими повреждение опоры.
Наконец пятнадцать минут четвертого они уехали, и Пирс облегченно вздохнул.
Глава 17
Гарольд натянул на себя рубашку, вздрагивая от прикосновения к телу влажной ткани. Времени постирать одежду у него не было, и куртка заскорузла от засохшей глины. То же произошло и с брюками, от которых исходил тяжелый дух грязной одежды. Сверху он накинул пальто и сунул в карман фонарик, который еще днем захватил в больничной кладовой. Над головой болталась пятидесятиваттная лампочка, которую он так и не включал с тех пор, как возвратился в свою хибару более четырех часов назад. Стрелки его будильника показывали ноль часов двадцать шесть минут. Гарольд знал, что немного рискует, выходя из дома раньше обычного, но дело не терпело отлагательств, а если вдруг кто-нибудь заметит его, нетрудно будет выпутаться. Гарольда буквально трясло от страха, хотя он и понимал, что рабочие из электрической компании, чинившие поврежденную электролинию, не обнаружили могилу с эмбрионами, иначе бы он уже узнал об этом. Тем не менее его беспокоил теперь непрерывный дождь, который мог размыть верхний слой земли.
Гарольд как можно компактнее сложил одеяло, засунул его под пальто. Оно послужит дополнительным покровом для могилы. Он прикроет им восемь зародышей, а сверху досыплет еще земли, чтобы надежно спрятать захоронение от любопытных взглядов. Было холодно, но на лбу и под мышками у него выступил пот: Судорожно сглотнув, Гарольд еще раз все проверил и направился к выходу.
Выглянув за дверь и убедившись, что поблизости никого нет, Пирс выскользнул из дома и растворился в глубоких тенях ночи. Он подошел к невысокой ограде, шагнул через нее, поскользнулся и чуть не упал. Дождь прекратился, ночной воздух был полон свежести и аромата мокрой травы. С каждым выдохом изо рта Гарольда вырывались белые облачка пара. Почти половину пути он скользил по липкой грязи, но, добравшись наконец до дна ложбины, почувствовал удовлетворение. Гарольд направился к опоре и тут же увяз в глине, развороченной за день множеством ног и колесами самой разнообразной техники. Включив фонарик, он осветил землю под ногами, чтобы рассмотреть следы деятельности ремонтной бригады.
Вокруг было черным-черно, и он уже не выключал фонарика.
Над головой нависли тяжелые тучи, между которыми кое-где проглядывали звезды. Небо напоминало черное покрывало из мокрого бархата, на которое бросили горстку блесток.
Дул ветер, холодный и достаточно сильный, чтобы привести в движение облака.
Луч фонарика Гарольда скользил по земле, которую вспахал повалившийся кабель. Пирс и понятия не имел, сколько вольт несут провода у него над головой, но понимал, что ущерб авария нанесла заметный. Почерневшая трава и грязь простирались на тридцать, а может, и больше ярдов. На почве отпечатались следы гусениц, рядом валялась пустая пачка от сигарет. Он поддел ее носком ботинка и пошел дальше, учащенно дыша. Могила была уже совсем рядом.
Следы ног и гусениц в одном месте резко обрывались, и Гарольд понял, что к вырытой яме они не приближались. Он замедлил шаг и судорожно вздохнул, ощутив холодок в груди и сухость в горле. Хотел сглотнуть, но не смог. Ему казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Он направил луч света прямо перед собой и сделал шаг вперед.
Мелькнуло какое-то светлое пятно, и Гарольд задержал луч на этом предмете, все увереннее приближаясь к знакомому месту.
— О Господи, — прохрипел он, подойдя.
Из-под земли вылезла выпуклая голова эмбриона: почва вокруг была сильно размыта дождем. Случилось то, чего Гарольд так боялся. Он провел лучом фонарика по всей длине ямы и обнаружил еще несколько крошечных созданий, торчавших вертикально из полураскрытой могилы. Он озадаченно почесал голову. Даже если ремонтники и не подходили к этому месту так близко, как он, все равно они не могли не заметить эти тела. Трава вокруг сгорела — видимо, кабель дотянулся и сюда, — и ремонтники не могли пройти мимо могилы. Впрочем, важно лишь то, что его до сих пор ни в чем не уличили. Гарольд встал на колени и начал горстями набирать землю, чтобы забросать открывшееся захоронение.
Но, взглянув на эти ужасные последствия абортов, Гарольд остановился. Что-то шевельнулось в его сознании. Он отбросил влажную горсть земли и нахмурился. Было нечто странное в позе зародышей. Гарольд хоронил их, положив в один ряд, а теперь трое, а может и больше, лежали немного в стороне. Один даже растянулся поперек своих незадачливых собратьев. Конечно, проливной дождь мог размыть верхний слой почвы, но никак не был способен изменить положения эмбрионов.
Наткнулись ли на них люди из электрической компании? Донесли ли уже на него?.. Мысли лихорадочно сменялись в голове, сердце стучало еще сильнее. Пройдет день или два, прежде чем в больнице узнают, что все это дело его рук. Не сразу, но его найдут. Гарольда затрясло от холода и страха. Как с ним поступят?.. Сжав кулаки, он в замешательстве искал все новые объяснения. А существуют ли они, эти иные объяснения случившемуся? Возможно, могилу разрыли животные... Лиса? Барсук?.. Он взял фонарь и осветил ближайшего зародыша, чтобы поискать на нем следы повреждений, укусов. Но руки, ноги и тело оставались нетронутыми. Гарольд наклонился пониже, бросив робкий взгляд на его голову. Вспухшая, вся в красно-черных пятнах, она выглядела как огромная гнойная рана. Крошечный ротик был открыт и забит грязью. Трясущимися пальцами Гарольд выковырял оттуда глину. Тельце выглядело таким хрупким, но, что удивительно, не казалось окоченевшим, наоборот, было мягким и податливым. Гарольд приблизил фонарик и попробовал кожу зародыша на ощупь, испытав при этом отвращение от прикосновения к скользкой плоти. Он тяжело задышал, но непреодолимое любопытство оказалось сильнее страха. Он тыкал в тельце пальцами, касаясь даже подгнивающей пуповины. И только потом снова посмотрел на лицо. Из могилы исходил сильный запах разложения, который не способен был разогнать даже поднявшийся свежий ветерок, однако Пирс, казалось, не замечал его. Держа фонарь повыше, он обратил внимание на то, что некоторые эмбрионы разложились уже достаточно сильно.
С чувством, похожим на жалость, Гарольд довольно долго смотрел на трупики. Потом вытащил из-за пазухи одеяло и положил рядом. Он решил уложить всех зародышей в прежнем порядке, а потом накрыть и присыпать землей. Подняв ближайшего к себе крупного, он осторожно поместил его между двумя меньшими, у одного из которых в незрячих глазницах кишели черви. Гарольд вздрогнул всем телом и поспешил завершить обряд. Не замечаемый им до этого момента смрад ударил в нос и вызвал головную боль.
Зародыши, которых он касался, были одинаково холодными и мягкими, что вызывало у него эту дрожь. Однако он закончил свою работу. Оставался последний эмбрион, которого Гарольд заметил самым первым. Снова недоумевая по поводу его странного положения в могиле, он аккуратно поднял зародыша, чтобы уложить на предназначавшееся ему место. Этот показался тяжелее, чем остальные: видимо, был извлечен из утробы матери в более поздний срок, догадался Пирс. Он бережно опустил зародыша в уготованное для него место и последний раз осветил его фонарем. И тут...
Зародыш открыл глаза.
