Секретная миссия Рудольфа Гесса. Закулисные игры мировых держав. 1941-1945

– Было ли заключено секретное соглашение? – спросил его доктор Зейдл.

– Да, – ответил доктор Гауе. – Я очень хорошо его помню.

– А где можно сейчас найти копию этого соглашения? – поинтересовался Зейдл.

Но Гауе не имел об этом ни малейшего понятия. Он знал только одно: все важнейшие документы немецкого министерства иностранных дел были перенесены в конце войны на микропленку и оказались в руках американцев.

Словесного заявления доктора Гауса, не подкрепленного никакими документами, было недостаточно. Зейдлу необходимо было найти текст договора. Он попытался получить его по официальным, чиновничьим каналам, не забывая при этом рассказывать всем американским высшим чинам, которых встречал в обществе, о том, что ему нужно, и описывал разыскиваемый документ.

Прошло много дней; доктор Зейдл сохранял жизнерадостный, уверенный вид, но внутри все больше и больше впадал в отчаяние. Однажды вечером, когда он выходил из здания суда, к нему подошел незнакомый человек в форме американского офицера и спросил по-немецки:

– Вы – доктор Альфред Зейдл?

Адвокат кивнул.

Американец представился и протянул ему простой запечатанный конверт.

– Я думаю, содержимое этого пакета покажется вам интересным, – произнес он.

Зейдл вскрыл конверт. Трясущимися руками он перелистал бумаги. Это была копия соглашения – дополнения к договору, подписанному Молотовым и Риббентропом, которое он искал.

Американский офицер деликатно удалился.

Ночью Зейдл внимательно изучил документ. Это была не фотокопия, и на ней не было официальной печати. Может быть, эта бумага поддельная? Зейдл показал ее доктору Гаусу. Гаус сказал, что она, по- видимому, является подлинной копией секретного соглашения между Молотовым и Риббентропом. Гаус охотно написал следующее заявление:

«Около полудня 23 августа 1939 года самолет, в котором я летел вместе с Риббентропом, приземлился в Москве. Я был советником министра в ходе переговоров с правительством Советского Союза.

После обеда началась дискуссия Риббентропа со Сталиным. Я не присутствовал, но там находились советник посольства Хильгер, выполнявший обязанности переводчика. Также присутствовал посол граф Шуленбург.

Риббентроп, по-видимому, был удовлетворен результатами беседы и выразил мнение, что советская сторона согласится с предложениями Германии. (После того как Англия и Франция 21 августа в Москве сорвали переговоры о заключении военной конвенции (а Польша категорически отвергла предложенную помощь), у СССР, который в это время вел боевые действия с Японией на Халхин-Голе, практически не осталось другого выхода. – Ред.)

Вечером состоялась вторая беседа, которая завершилась подписанием необходимых документов. Я подготовил для господина Риббентропа их проект. Посол граф Шуленбург и советник посольства Хильгер тоже присутствовали на подписании. С русской стороны в переговорах участвовали Сталин и Молотов. Им помогал переводчик Павлов.

Было решено подписать пакт о ненападении между Германией и Советской Россией, но Сталин высказался против фразы о германо-русской дружбе. Он заявил, что советское правительство не может внезапно опубликовать договор о германо-русской дружбе после того, как министр иностранных дел национал-социалистов в течение шести лет «поливал их ушатами грязи». Необходимо было придумать другую формулировку.

Помимо пакта о ненападении, некоторое время обсуждался особый секретный документ, который, насколько я помню, назывался «секретным протоколом» или «дополнительным секретным протоколом». В нем обозначались сферы влияния на европейских территориях, расположенных между двумя нашими странами. Не помню, употреблялось ли выражение «сферы интересов» или нет. В этом документе указывалось, что Германия не имеет никаких интересов в Латвии, Эстонии и Финляндии, но считает частью своей «сферы интересов» Литву. Одновременно Германия проявила интерес, не политического характера, к незамерзающим портам Балтийского моря. Это, конечно, было неприемлемо для России. Очевидно, Риббентроп действовал по приказу Гитлера, поскольку заранее заказал телефонный разговор с ним, и звонок раздался как раз в это время. Риббентропу было приказано принять советские условия.

Была установлена демаркационая линия для Польши. Я не помню, была ли она отмечена на карте или описана словами в документе. По поводу Польши было решено, что обе страны окончательно решат все вопросы, касающиеся этой страны, на последнем заседании. Что касается Балкан, то было решено, что Германия должна ограничиться здесь чисто экономическими интересами.

Пакт о ненападении и секретный протокол были подписаны поздно ночью.

Примерно через месяц после переговоров о втором германо-советском политическом договоре в вышеупомянутый документ были внесены изменения, в соответствии с предложением, переданным в Берлин советским правительством ранее. Литва больше не входила в «немецкую сферу интересов», за исключением литовского «лоскута», прилегающего к Восточной Пруссии. В ответ на это демаркационная линия в Польше была отодвинута на восток (примерно на линию Керзона, в основном соответствуя границе между землями, населенными поляками к западу от разграничительной линии, и украинскими и белорусскими землями, захваченными Польшей в 1920 г. – Ред.).

Во время последующих переговоров, проведенных по дипломатическим каналам в конце 1940-го или в начале 1941 года, немцам пришлось отказаться и от этого литовского «лоскута».

В этом документе нашли свое четкое отражение политические цели Сталина и Гитлера. Оба диктатора подписали секретный пакт для того, чтобы разделить небольшие страны между собой».

Зейдл прекрасно понимал, почему этот документ попал в его руки. Его решили сделать послушным орудием в чужих руках. Поскольку к процессу в Нюрнберге было приковано внимание всей мировой прессы, он представит этот документ в таких условиях, которые сразу же обеспечат ему известность во всем мире. Но Зейдл не возражал против этого. Его главной заботой была защита своего клиента. И он готов был представить любой документ, который помог бы оправдать Гесса.

22 марта 1946 года он произнес речь в защиту Рудольфа Гесса. Доктор Зейдл сказал:

– Подзащитный Гесс утверждает, что в юрисдикцию трибунала должны входить только военные преступления. Однако он признает свою полную ответственность за все указы и постановления, под которыми он подписался. Он признает также свою ответственность за все приказы и директивы, которые он подписывал в качестве заместителя фюрера и рейхсминистра. Однако он не собирается защищать себя от обвинений, которые касаются внутренних дел Германии как суверенного государства.

В этом месте Рудольф Гесс вскочил на ноги и закричал:

– Я не хочу, чтобы меня защищали! Я принимаю ответственность за все, что я сделал!

Доктор Зейдл спокойно дождался, когда его клиент сядет на место, а затем продолжил:

– Это относится, среди других вещей, и к мотивам, которые заставили Рудольфа Гесса улететь в Англию и объясняют, почему он это сделал.

Затем доктор Зейдл представил суду все документы, касающиеся полета Гесса в Англию, желая доказать, что Гесс принял решение об этом еще в июне 1940 года, то есть за одиннадцать месяцев до самого полета. В то время у Гитлера еще и в мыслях не было нападать на Россию (Гитлер всегда считал, что жизненное пространство для Германии – на Востоке. А с 21 июля 1940 г. по приказу Гитлера началась разработка плана «Барбаросса» – плана нападения на СССР. – Ред.). Доктор Зейдл хотел показать, что поступок Гесса был вызван лишь простым человеческим желанием положить конец войне, что он никогда не совершал преступлений против мира и не участвовал в развязывании захватнических войн.

Пока доктор Зейдл выступал с речью, заместитель фюрера читал книгу, не обращая никакого внимания на происходящее. Доктор Зейдл одобрял его поведение. Он думал, что именно оно, больше чем что-либо другое, сумеет убедить суд, что Гесс находится не в том психическом состоянии, в котором можно выдержать судебный процесс. Это было также выражением искренней убежденности Гесса в том, что трибунал не имеет никакого права судить внутреннюю политику Германии.

30 марта 1946 года доктор Зейдл взорвал свою бомбу, подвергнув Риббентропа перекрестному допросу по поводу секретного германо-советского соглашения 1939 года. Риббентроп крайне