— Почему?
— Мутури так сказала.
Дар было обидно, что она не видит Ковока, а он прекрасно видит ее. Казалось, он прячется от нее.
— Я здесь из-за тебя!
— Я не просил тебя приходить. Уйди и забудь меня.
— Не так это просто. Я не смогу забыть тебя.
— Мутури говорит — забудешь.
— Она ошибается.
— Даргу-ят, ты теперь — мать уркзиммути. Как же ты можешь сомневаться в мудрости мутури?
Дар чувствовав себя брошенной и преданной.
«Одно слово от его мутури — и он отказывается от меня. Как только он мог так скоро перемениться?» И тут у нее мелькнула ужасная мысль.
— Ты ожидал этого! Ты знал, что нас ни за что не благословят!
— Даргу-ят, прошу тебя, прости меня.
— Ты знал! Ты знал!
Даргу замахнулась и ударила по зеленым глазам, но удар пришелся по подбородку Ковока. Ковок-ма не шевельнулся. Дар ударила его еще раз.
Ярость и отчаяние сражались в ее душе.
— Кусок вашавоки! — выкрикнула Дар.
Это было самое обидное прозвище, какое только пришло ей на ум. В следующее мгновение она выбежала из казармы. Ее глаза были залиты слезами. Она бежала, сама не понимая куда, и вдруг кто-то вышел из ночной тени и загородил ей дорогу. Дар была готова метнуться в сторону, но к ее шее прижался кончик лезвия меча.
— Ну и кто же это тут у нас? — спросил солдат, — пташечка пытается улизнуть?
29
Страх наполнил сердце Дар злостью и тоской. Она знала, что случалось с женщинами- дезертирами.
— Ну ты и храбрая. Думала, удерешь от меня?
— Я не удирала, — отозвалась Дар, — он сказал: если я с ним встречусь, он даст мне туфли.
Солдат уставился на босые ноги Дар.
— Кто?
— Не знаю, как его звать. Я новенькая.
Не опуская меч, солдат шагнул ближе и пригляделся к ее лбу.
— Клеймо-то не новенькое.
— Меня орки привели. Я у них в плену сидела после сражения в Сосновой лощине. Погляди на мой подбородок. Вот как они метят женщин.
— Так ты у орков была?
— Да, и уж ты мне поверь, здесь лучше.
— Ну и где ж ты должна была с тем малым покувыркаться, чтобы туфли себе раздобыть?
— Он насчет покувыркаться ничего не говорил.
Солдат расхохотался.
— Значит, ты еще глупее, чем я подумал.
Дар ждала, что солдат попытается изнасиловать ее. Ее мысли отчаянно метались, она пыталась понять, как ей быть. Она заблудилась, она не знала, в какую сторону бежать. Попытка выхватить кинжал была бы самоубийством. Попытаться уколоть солдата кинжалом она смогла бы, только если бы он попробовал задрать подол ее платья.
«Если я позову на помощь, успеют ли орки добежать до меня вовремя?»
Не уверенная в этом, Дар ждала каких-то действий со стороны солдата. А он удивил ее тем, что убрал меч в ножны.
— Отведу тебя к вашей казарме. Если нас никто не увидит, я тебя не выдам.
— Ох, вот спасибо тебе, — пробормотала Дар.
— Только смотри, больше так не делай. Мужик скорее с тебя чего потребует, чем пару туфель выложит. А тут есть один мердант, так его хлебом не корми — дай бабу выпороть. Пошли. Иди впереди меня.
— Я не знаю, в какую сторону идти.
— Ради Карм! — буркнул солдат, схватил Дар за плечо и развернул лицом к воротам, — топай давай!
Дар зашагала вперед. Солдат спросил:
— А как тебя звать-то, пташка?
— Лела.
— Что ж, Лела, а я Пятипалый, — солдат ткнул в спину Дар культей правой руки, — пальцы только на левой руке остались. Потому и торчу здесь.
Дар остановилась перед прямоугольной каменной постройкой с высокими узкими прорезями вместо окон и тяжелой дверью, запертой снаружи на засов. Пятипалый огляделся по сторонам и только потом отодвинул тяжелый железный засов левой рукой. Потом он шепнул Дар:
— Входи, Лела. Скорее!
Дар скользнула в приоткрытую дверь, и дверь за ней закрылась. Она обернулась и услышала звук задвигаемого засова. Комнату освещали только огоньки тлеющих в очаге углей. Пахло дымом, мочой и вашавоки. Кто-то тихо плакал. Кто-то храпел, кто-то шевелился во сне, и шуршала солома, толстым слоем лежащая под ногами у Дар, — колючая и влажная. Солома была набросана прямо на каменный пол. Дар присела и стала ощупывать солому. Совсем рядом она наткнулась на лежащую женщину. Она отдернула руку — и тут же прикоснулась к другой женщине.
Дар легла. Ее затрясло в ознобе. Мир в одночасье изменился. Она лишилась всего, чего успела добиться. Не сразу отступили волны тоски и отчаяния, и Дар успокоилась настолько, что смогла начать оценивать свое нынешнее положение. Она привыкла к тому, что орки честны, поэтому больше всего ее изумляла мысль о том, что кто-то солгал ей — то ли Зор-ят, то ли Кат-ма. Дар было легче думать, что душой покривила мутури Ковока. Она никогда не нравилась Дар.
«Она солгала моей мутури, чтобы избежать шума, а потом использовала против меня то, что сумела разузнать».
Но если солгала Зор-ят, это было намного хуже. Дар не стала задерживаться на этих мыслях, поскольку ей нужно было понять, что делать в ближайшие часы. На рассвете придут солдаты.
«Орки не знают, что я здесь. Если меня разыщут Коль или Тиг, мне ни за что не уйти отсюда живой».
Дар вынула из-под платья кинжал и обвязала веревку, к которой он был подвешен, вокруг талии. Только так она могла приготовиться к утру — это был единственный, отчаянный шаг. Пережить столкновение с мердантами она не смогла бы, но собиралась подороже продать свою жизнь. Дар сожалела о том, что давно не упражнялась с оружием, но о другом она сожалела еще больше.
«Из-за моего промаха погибнут сыновья. Я подвела Мут-ят, мутури и всех уркзиммути».
Как ни расстроило ее расставание с Ковоком, она не могла смириться с мыслью о том, что он погибнет в бою. Но Дар ничего не могла поделать. Ей оставалось только ждать и надеяться на чудо.
Взошла луна. В щели в стенах, служившие окнами и отверстиями для выхода дыма, заструился бледный свет. Дар увидела, что на полу лежат спящие женщины. Их было столько, что хватало для службы в нескольких полках. У дальней стены в очаге мерцали угольки. Там женщины лежали теснее. Только у дыры в полу — отхожего места — было пусто. Плач прекратился. Безмолвная комната стала напоминать
