в теле которой расположено помещение штаба. Это вытянутая комната с длинным столом и ржавым распределительным щитком, косо прикрученным на стену в дальнем от входа углу. Вдоль стола поставлены низенькие деревянные лавки, на пол брошен изъеденный временем линолеум, стены выкрашены в тошнотворный желтушечный цвет. Под самым потолком закреплены две пыльные лампы дневного освещения, распространяющие по комнате ритмичное жужжание и потоки холодного искусственного света. С дальнего, противоположного к входу торца стола располагается место оперативного дежурного: массивный стул, телефон и несколько глубоких ящиков для документов. В одном из них мы хранили так называемый “инспекторский чемодан”[232]: скопившиеся за несколько кампаний кипы приказов губернатора и комитетских постановлений, пачки заполненных протоколов, чистые бланки с Комитетскими печатями, отчеты инспекторских групп, жалобы граждан, доносы и многое другое.
Там же хранились ручки, карандаши, копирки и сверкающая россыпь латунных скрепок. Если порыться в чемодане хорошенько, можно было отыскать завернутую в обрывок бумаги пятку плана или старый шприц со следами высохшей крови.
Изначально план кампании был распланирован так: наши дружинники, инспектора и личный состав бойцов ОПОРГ распределятся по соответствующему количеству вокзалов, чтобы работать под жестким контролем проверяющих из числа наших старших инспекторов. Именно такую схему Крейзи обрисовал нашему руководству, со свойственной ему решительностью скинув со счетов самое важное: человеческий фактор. Давайте посмотрим, к чему это привело.
Во время этой кампании с нами рука об руку работала пара ОПОРГ, которые уже неоднократно упоминались по ходу нашего повествования. Ради сохранения доброго имени этих коллективов мы не станем прямо упоминать их в этой (хулиганской, наркотической, аморальной и т. д.) книге, а лишь дадим намеки, по которым участники этих организаций смогут узнать себя и отличить друг от друга. Стоило бы, конечно, прямо написать о делах этих людей, но у меня нет на то их разрешения. Так что вместо открытого признания заслуг в сегодняшнем меню будет малая толика конспирации.
По ходу текста мы будем использовать такие формулировки, как ОПОРГ№ 1 и ОПОРГ№ 2 (нумерация дается в порядке нашего знакомства с представителями этих организаций). ОПОРГ№ 1 в достаточной степени описана в главе “Солнце у ворот”, а в отношении ОПОРГ№ 2 мы находим возможным обозначить фамилию их тогдашнего руководителя (им был некто А. Гребнев). Надо сказать, что у представителей этих организаций был немного разный подход к нашему общему делу. Например, представители ОПОРГ№ 1 редко предоставляли своих бойцов для работы в штабах или для перронного пикетирования. Вместо этого в штаб каждое утро являлись руководители нескольких “боевых троек” (трезвые, несмотря на близящийся Новый Год) и объявляли: — Сегодня мы берем направление на Вырицу!
— Хорошо, уважаемые, — кивал я, делая у себя в журнале специальную пометку: “маршрутов на Вырицу на сегодня нет”.
Это было оправданной мерой, так как вечером в штабе появлялись те же самые люди (все еще трезвые, чего мы были просто не в силах понять), чтобы сообщить:
— По направлению на Вырицу все чисто!
— Спасибо, уважаемые, — отвечал я, при этом помечая в уме, что теперь на всем протяжении от Питера до Вырицы нет ни одного нелегального елочного базара. Только полные сломанных елок покосившиеся клетки, до смерти перепуганные хачики и трясущиеся от ужаса цыгане. “Протоколов” об этом нам, разумеется, не перепадало, но это было и не нужно — здесь соблюдался дух, а вовсе не буква закона.
Представители ОПОРГ№ 2 занимали принципиально иную позицию. Товарищ Гребнев выделил для обеспечения безопасности штабов и оперативной работы около двух десятков своих бойцов, позволив нам высвободить значимую часть собственных инспекторов для участия в так называемых “мобильных группах”. Кадрам Гребнева следует отдать должное: это были исполнительные, дисциплинированные, малопьющие и чуждые употреблению наркотиков люди. Увидав, что руководство кампании в нашем лице синячит, как проклятое, приданные нам бойцы даже глазом не повели. “Раз пьете, значит, вам можно!” — констатировали они, и больше мы к этому вопросу не возвращались. Работали эти парни четко и слаженно, словно хорошо отрегулированные часы. Всего один раз из-за людей Гребнева возникли проблемы, когда им вдруг приспичило устроить “инициативную акцию”. Вышло это так.
— Мы хорошо работаем? — обратился ко мне один из ихних бойцов. — Вы нами довольны?
— Нет слов! — ответил я. — А почему вы спрашиваете?
— Нам положено раз в неделю устраивать самостоятельные акции, — был мне ответ. — Мы наметили на сегодня одну, а вы должны будете подписать рапорт о ее проведении. Это возможно? Такой подход меня нисколько не удивил. Правила в Гребневской конторе были самые строгие, так что нашим старшим инспекторам изредка приходилось подписывать для бойцов их внутреннюю отчетность. Чтобы руководство видело, как работают кадры, приписанные к нашим штабам.
— За два часа уложитесь? — разрешил я. — А то потом у меня пересменок. Если не успеете, подписывать буду не я, а мой сменщик. Идет?
В качестве самостоятельной акции люди Гребнева затеяли вот что. Неподалеку от Витебского вокзала расположен шикарный елочный базар, где торговал елками какой-то сумрачный хачик. Ворвавшись на территорию базара, бойцы Гребнева надавали хачику оплеух, собрали все елки и в спешном порядке доставили их в штаб. Лепет хачика про “документы в порядке” и про какие-то там “проблемы” они даже слушать не стали. Как оказалось впоследствии — зря. Проблемы действительно были, причем не абы какие, а самые настоящие ПРОБЛЕМЫ. К счастью, не у меня. Подписав рапорт об успешном проведении акции, я сдал пост Кримсону, выпил водки и отправился спать. Не ведая, что через пару часов после моего ухода к зданию вокзала подъедет автоколонна из четырех охуительных иномарок. В них сидели вполне себе взрослые мужики (хотя в данном случае уместнее было бы сказать “пацаны”). С виду — бывшие спортсмены, причем в таких шмотках, которых мы даже в магазинах не видели. Двое из них тут же прошли в помещение штаба и на удивление вежливо поинтересовались: что тут такое и кто в этом заведении главный?
Бывшие в штабе дружинники без всякой задней мысли указали на Кримсона, так что пришлось ему идти на улицу и разруливать возникший вопрос. У приехавших людей было всего два вопроса: “Кто вы такие?” и “Вы что, совсем охуели?”. Оказалось, что разграбленный базар был чуть ли не единственным в городе, где все документы были в абсолютно полном порядке. Кроме того, он частично или полностью (тут мы не совсем поняли, а переспрашивать было неудобно) принадлежал этим уважаемым людям. Вот что сам Кримсон рассказывал впоследствии об этом разговоре:
— Выхожу на улицу и вижу — мне пиздец. Непонятно — то ли говорить будут, то ли прямо на месте голову отрежут. Сука, думаю — ну зачем я сегодня вышел на смену? А самое досадное, что те елки, о которых шла речь, были уже проданы мною на другой елочный базар. Ну и как тут прикажете быть? Собравшись с духом, на поставленные вопросы Кримсон ответил так:
— Мы — природоохранная инспекция, действующая исключительно в рамках приказа губернатора СПб. О произошедшем с вашим базаром мы сожалеем, но вина тут вовсе не наша. Там работала молодежь (вон те вон лысые, в камуфляжных куртках), у них национальное самосознание идет прежде всего. А на базаре стояла чурка тупая, которая даже насчет документов не может нормально объяснить. А уж тем более насчет вас! Как нам его понять, если он по-русски нормально не говорит?
— А елки где? — спросил у Кримсона один из его собеседников.
— Часть отправили для передачи в детские дома, часть ментам ушла, часть сами продали, — более- менее честно ответил Кримсон. — Короче, нету их. Если хотите, мы можем еще изъять и отдать вам.
После этих его слов люди у машин чуточку посовещались между собой, а потом один из них заявил:
— Молодежи вашей вмените про вежливость. Чтобы они не слишком охуевали! Базары наши находятся по таким-то адресам, хорошо это запомни и своим расскажи. Чтобы таких косяков больше не было. Все, свободен!
— А елки? — спросил Кримсон.
— На хуй мне елки? — был ему ответ. — Пусть хачик сам парится, где их взять. Мне такие гроши без интереса!
Хочу сразу отметить, что подобным образом думали далеко не все. Многим нашим товарищам суммы,
