остальными.
— Нет. Они сбежали, — сказала Алтея. — К несчастью, медальон был потерян прежде, чем у вашей племянницы появился другой план действий, кроме спасения брата. О да, ей очень хотелось убить эту женщину.
— Если бы Жермен попыталась убить ее, то погибла бы вместе с семьей, просто чуть позже.
— Это был лишь всплеск ненависти. Ваша племянница рассуждала хладнокровно, четко и думала только о спасении Байяра, Полагаю, чувство долга она ставила выше эмоций. В немедленном убийстве этой женщины не было смысла.
Хартли выругался, провел рукой по лицу. Потом глотнул чаю, успокаиваясь. Он предпочел бы что- нибудь покрепче, но решил остановиться на чае — так будет лучше.
— Жермен было всего пятнадцать, а Байяру и того меньше. Такие маленькие. Слишком маленькие, чтобы выжить в жестокой атмосфере Франции.
Алтея вздохнула:
— Вы правы. Но, Хартли, я словно была там с ней. Нет, в ней, видя и чувствуя все, что видела и чувствовала она. У вашей племянницы, Хартли, есть крепкий стержень. Она видела смерть брата и сестры, слышала, как умирала ее мачеха, не колеблясь поступила так, как хотел ее отец. Она поняла его последний приказ и немедленно отреагировала. Она испытывала такую боль, скорбь, ярость, но все равно заставляла своего брата двигаться, прятаться, молчать. Даже услышав выстрелы и первый вопль графини, она не побежала бездумно к своей семье, а постаралась, чтобы их не заметили. Я знаю, честное слово, знаю, что она отчаянно хотела побежать к своей семье, но она не сделала этого. У Жермен есть сила воли, а теперь еще и глубокое желание отомстить за свою семью. Мне бы очень хотелось сказать вам, что же произошло на берегу после этого, но, как только медальон упал с ее шеи, я потеряла с ней связь. Однако я чувствую: у нее есть несгибаемая воля и желание сохранить жизнь своему брату.
Хартли кивнул и, допивая свой чай, посмотрел на портрет Жермен. Внезапно что-то отвлекло внимание Алтеи от него. Она немного удивилась: она находила опасное удовольствие в том, чтобы наблюдать за ним, ощущать его свежий запах. Она посмотрела на свои руки и позволила мыслям бродить, как им хочется, пробираться сквозь поток образов и эмоций, которые она только что пережила. Было здесь что-то требующее ее внимания, и она достаточно часто сталкивалась с подобным, чтобы понимать — не стоит игнорировать или пугаться этого.
Обернувшись к Алтее, чтобы поговорить с ней, Хартли нахмурился и отставил чашку. Похоже, Алтея дремлет. Он тихо окликнул ее, но она не ответила. Испугавшись, не погрузилась ли она снова в какой-нибудь транс, Хартли осторожно погладил ее по руке, раздумывая, что делать. Он уже решил позвать слуг, когда Алтея вдруг выпрямилась, тело ее напряглось и глаза широко распахнулись. Его немного изумило, когда она обернулась и схватила его за руки. «Этот ее дар снова начал действовать. Почему же это так волнует меня», — подумал он.
— Драгоценности, — сказала Алтея.
— Драгоценности? — переспросил Хартли. — Вы увидели что-нибудь еще?
— Нет, ничего нового. Но я внимательно просмотрела увиденное раньше. Когда видение такое сильное, как это, образы появляются очень быстро, а ощущений так много, что иногда требуется время, чтобы вспомнить мелкие, но часто очень важные детали. Что-то не давало мне покоя, как будто какой-то кусок видения требовал от меня особого внимания. У графа с собой была шкатулка с драгоценностями, но вы сказали, что на берегу нашли лишь немногие из них.
— Я думал, все наиболее ценное убийцы прихватили с собой и потом продали.
— Некоторые вещи, без сомнения. Но не все. Меня ослепили эмоции Жермен, когда она увидела Черную Розу…
— Черную Розу?
Алтея слегка покраснела.
— Я решила так называть ту женщину.
Быстрый взгляд на рисунки показал, что роза, которой она обозначила Клодетту, и в самом деле черная: Алтея заштриховала лепестки угольным карандашом, вместо того чтобы просто нарисовать контур розы.
— Удачное сравнение. — Он посмотрел на Алтею, стараясь не заразиться радостью, которая светилась в ее прекрасных глазах. — Продолжайте. Что вы вспомнили?
— Жермен увидела выходящую из кареты женщину и… — Алтея указала на Жермен на рисунке. — Вы видите, что она чувствовала, так что без труда угадаете, насколько сильны были эти эмоции. Потом — необходимость убежать, спрятаться, вернулась снова, и теперь я понимаю: она увидела не только женщину. Какой-то мужчина вручил женщине шкатулку. Она открыла ее, улыбнулась, поднесла к лицу очаровательную рубиновую подвеску, чтобы лучше разглядеть ее, потом поставила шкатулку в карету. Как раз перед тем как потерять медальон, Жермен подумала, что сможет найти эту женщину по драгоценностям. Жермен была уверена: она постарается сохранить для себя большую часть украшений, а может быть, и все.
— Мне придется составить список драгоценностей, которые я помню, — пробормотал Хартли, захваченный возбуждением Алтеи. — Может быть, даже найдется полный перечень среди бумаг, оставленных графом у моего поверенного. Он не доверял перемирию, но чувствовал себя обязанным проверить, остался ли в живых кто-нибудь из его семьи и есть ли возможность спасти хотя бы часть имущества. — Хартли вздохнул. — Я пытался удержать Жермен и Байяра здесь, но они хотели быть с отцом, а графу очень хотелось показать детям их родину.
— Есть одна вещь, которая может помочь вам в поисках. — Внезапно осознав, что он крепко держит ее за руки, Алтея попыталась незаметно освободить свои ладони, но он сжал пальцы чуть сильнее, и этого приглашения оказалось достаточно, чтобы она оставила свои попытки. — Жермен была одета как мальчик. — Редгрейв удивленно посмотрел на нее, и она утвердительно кивнула. — Очевидно, ее отец считал, что так будет безопаснее. Даже волосы у нее были коротко острижены, как у мальчика.
Хартли мгновение удивленно смотрел на нее, а потом внезапно обнял и поцеловал. Он лишь успел подумать, что это неразумно, и тут же растворился в сладости поцелуя. Она пораженно вздохнула, и, воспользовавшись этим, Хартли погрузил свой язык в ее рот, наслаждаясь ее жаром, ее вкусом. Ему хотелось большего. Хотелось почувствовать ее бледную нежную кожу своей кожей, хотелось почувствовать, как ее тело крепко прижимается к нему.
Понадобилось множество усилий, чтобы прервать поцелуй. Хартли взглянул на ее вспыхнувшее лицо с широко распахнутыми глазами, вскочил с диванчика и принялся вышагивать по комнате, заставляя себя вернуться мыслями к более важному делу — к Жермен и Байяру, прогоняя настойчивое желание насладиться поцелуями. Понимая, что скоро ему захочется большего, чем просто поцелуи, какими бы возбуждающими и сладкими они ни были, Хартли испугался, и это помогло ему справиться с чувствами. Соблазнить Алтею — это было бы просто хамством после того, что она для него сделала, а главное, инстинкт подсказывал ему: будет очень трудно обрести безразличие, обычное для него в отношениях с бывшими любовницами.
— Мое внимание было так приковано к ее лицу, что я не сразу заметил короткие волосы. Думаю, Жермен ухитрилась и дальше сохранять эту маскировку, — сказал он, нарушая тяжелое молчание, в которое они погрузились.
Алтея поморгала, стряхивая наваждение от его поцелуя. Она сцепила руки на коленях и подавила желание потрогать свои губы, все еще хранящие тепло его губ. Тепло его поцелуя распространилось по всему телу, теперь оно понемногу исчезало. Ей хотелось, чтобы Хартли покинул ее ненадолго, чтобы она могла подумать о своем первом настоящем поцелуе и спокойно прийти в себя. Убеждая себя, что со стороны Хартли это была всего лишь игра и пробудившаяся надежда, Алтея сосредоточила свое внимание на неотложном деле — на его потерянной семье.
— Я тоже, — ответила она, довольная тем, как холодно звучит голос, потому что внутри бушевали эмоции. — Несомненно, она понимала преимущество такой маскировки.
Придя в себя, Хартли повернулся и посмотрел на нее. Он подумал, не извиниться ли за допущенные вольности, но тут же решил этого не делать. Прежде всего, не хотелось лгать, что он сожалеет об этом поцелуе. К тому же она, кажется, тоже решила не обращать на это внимания, извиняя его действия
