За 80-й параллелью плотный, густой туман совсем прикрыл ледокол. Можно было потерять место. Штурманы 'Ермака' определялись только по сигналам далеких полярных радиостанций. 'Ермак' на время остановился. Четыре дня продолжалось вынужденное бездействие. Когда туман рассеивался, сквозь просветы было видно, как разрушался и таял лед, открывались новые разводья.
26 августа 'Ермак' пошел дальше на север по разводьям. Могучий ледокол без особого труда форсировал небольшие перемычки. Вскоре кончились навигационные карты: здесь еще никогда не плавал ни один корабль. Штурманы подклеивали к карте большие белые листы и на них прокладывали курс.
Резко усилилась слышимость радиостанции 'Садко': ее сигналы гремели в приемнике. Караван был совсем близко! Это радовало. Но… кончились разводья. Океан был скован сплошным белым панцирем. Этот многолетний тяжелый полярный пак не поддавался ледоколу. Корабль наползал на льдину, взбирался вверх: лед не раскалывался, на его поверхности оставались только глубокие следы, как от гигантского утюга.
Неожиданно штурманский помощник обнаружил на горизонте дым кораблей. Весть об этом мгновенно облетела ледокол. 'Ермак' с новой энергией обрушился на льды. Впервые в истории арктических экспедиций корабль вел бой с вечными льдами Центрального полярного бассейна в этих широтах.
Когда до каравана оставалось не больше четырех миль, ермаковцы уже ясно различили точные очертания трех кораблей. На рассвете 28 августа 'Ермак' взломал лед, образовавший перемычку между 'Малыгиным' и 'Садко'. Раскалывались дорожки между судами, протоптанные моряками каравана…
Одиннадцать человек команды на каждом корабле хорошо подготовились к этой встрече. Из пресных озер со льдин была взята для котлов вода. Заранее приготовили к работе машины и механизмы. И когда ледокол приблизился к судам, в кочегарках уже разожгли топки.
'Ермак' установил рекорд свободного плавания в высоких широтах, достигнув 83 градуса 4,5 минуты северной широты. Меньше 420 миль оставалось отсюда до Северного полюса. Ледокол прошел на 300 миль севернее всех судов, плававших раньше в этой области Арктики.
Подходя к каравану, 'Ермак' украсился флагами и приветственными лозунгами в честь партии и вождя народов товарища Сталина.
Ермаковцы передали товарищам почту, посылки, газеты. Началась перегрузка угля.
Больше всего беспокоились о 'Седове'. Корабль с серьезным повреждением рулевого устройства надо было взять на буксир.
Предстояла тяжелая работа: сквозь сплошные льды 'Ермак' вместе с судами, освобожденными из дрейфа, должен был пробиться на юг. Многолетние льды надо было штурмовать, маневрируя, двигаясь вперед и назад, с разбега налетая на поля, пробивая канал в их твердой толще. Трудно было в таких условиях решиться на буксировку поврежденного судна. Но моряки взялись. Семидюймовым стальным канатом 'Седова' подтянули к корме 'Ермака'. Однако изуродованный руль разворачивал 'Седова' поперек канала. Канаты со свистом рвались. Форсировать лед, имея у кормы лишенный управления корабль, было невозможно.
Три часа подряд 'Ермак' бил перемычку между двумя ледовыми полями. Много сил, угля, пресной воды отняла эта перемычка. Левый гребной винт 'Ермака' сломался и пошел ко дну. На ледоколе созвали совещание капитанов. Было решено: оставить 'Седова' в дрейфе, превратив его в научную станцию.
Надо было пополнить экипаж 'Седова'. Кочегары, машинисты, матросы осаждали командование просьбами перевести их на 'Седов'. Из 40 ермаковцев, заявивших о своем желании перейти на дрейфующий корабль, были отобраны шесть лучших. Из прежнего экипажа 'Седова' оставили 8 человек. Пятнадцатым перешел с борта 'Садко' гидрограф В. X. Буйницкий.
С 'Ермака' седовцам передали снаряжение, оборудование, бензин, продовольствие, немного угля, одежду, живых свиней.
'Седова' вывели на небольшое разводье. Корабль оставался один в ледяной пустыне, среди бесконечных полярных льдов. 29 августа вечером на мачте 'Седова' подняли сигнал: 'Счастливого плавания!' 'Ермак' ответил: 'Счастливо зимовать!'
Начался снегопад. Вскоре уходящие на юг 'Ермак', 'Малыгин' и 'Садко' скрылись из глаз седовцев.
Помогая друг другу, корабли пробились к 78-й параллели. Здесь, у кромки льда, их встретили ледорез 'Литке' и пароход 'Моссовет' с грузом угля.
'Седов' продолжал дрейфовать.
Была предпринята еще одна попытка освободить его из ледового плена: 5 сентября на север из Мурманска двинулся флагманский ледокол 'Иосиф Сталин'. Это был первый арктический рейс первенца советского ледоколостроения. 15 сентября корабль находился на 78 градусе 24 минуте северной широты, в 300 милях от 'Седова'. За эти 15 суток 'Седова' отнесло более чем на 100 миль к северо-востоку.
За 79-й параллелью к ледоколу 'Иосиф Сталин' подошел ледорез 'Литке'. Оба корабля двинулись дальше. 23 сентября ледоколы достигли 83-й параллели. До 'Седова' оставалось немногим более 50 миль, покрытых сплошным льдом, который не удавалось форсировать. Учитывая тяжелую ледовую обстановку, в которой оказались ледоколы 'Иосиф Сталин' и 'Литке', низкую температуру воздуха и позднее для плавания в Арктике время, Главное управление Северного морского пути приказало им прекратить операцию по выводу 'Седова' и возвратиться в порт.
Герой Советского Союза И. Д. Папанин рассказывает:
'В 1938 году я снова встретился с товарищем Сталиным. Решался вопрос о посылке ледокола 'Иосиф Сталин' за седовцами. Была поздняя осень. Седовцы находились на большой широте. И мы еще раз увидели мудрость и предусмотрительность вождя. Давая указание об отправке ледокола, Иосиф Виссарионович добавил, что капитан при первой же угрозе со стороны льдов должен немедленно вернуться обратно. Так оно и было: ледокол дошел до тяжелых льдов и вернулся обратно. Не будь сталинского указания, корабль пошел бы дальше и наверняка зазимовал бы во льдах'.
Когда ледоколы 'Иосиф Сталин' и 'Литке' уходили на юг, в районе 'Седова' наступала полярная ночь. Бушевала пурга. Морозы достигали 20 градусов. Порывистые северо-восточные ветры продували даже сквозь теплые меховые шубы вахтенных матросов, наблюдавших за торошением. Льды передвигались, нагромождаясь друг на друга. Опять начались сжатия.
Пятнадцать отважных советских моряков несли славную вахту на корабле. Дрейф льдов уносил 'Седова' все дальше и дальше на северо-восток…
Шестеро с 'Ермака'
Сорок моряков старейшего русского ледокола вызвались перейти на борт 'Седова', когда стало известно, что корабль остается дрейфовать во льдах Центральной Арктики. Полярные моряки считали высокой честью нести сталинскую вахту на дрейфующем корабле. Из сорока ермаковцев было выбрано шесть. Первым рекомендовали механика-стахановца, орденоносца Дмитрия Григорьевича Трофимова. Товарищи дали ему такую характеристику:
— Нашего Трофимыча знает весь экипаж, как замечательного стахановца. Трофимов — стойкий большевик, верный сын советского народа.
Чем Дмитрий Григорьевич приобрел любовь и уважение коллектива полярных моряков?
Ему было 32 года, когда он впервые вступил на борт 'Седова', оставшегося в ледовом дрейфе. Ровно половина его жизни прошла на реках и морях Советской страны. Но трудиться он начал еще раньше. В годы гражданской войны, когда отец-железнодорожник остался без работы, а семья из девяти человек испытывала тяжелые лишения, Митю Трофимова — старшего из сыновей — родители, скрепя сердце, отдали в батраки. Мальчику только исполнилось десять лет… В батраках Митя Трофимов пробыл два года, а потом поступил чернорабочим на железную дорогу.
Первую водную школу шестнадцатилетний юноша проходил на далеком Амуре, матросом маленького парохода. В коллективе амурских водников Трофимов впервые познал радость общественной работы, стал комсомольцем.
С Амура он переходит в Тихоокеанский торговый флот. Увлекательна профессия моряка дальнего плавания! Первый рейс он совершает в 1930 г. на пароходе 'Смельчак', кочегаром I класса.
