— Мы что, э-э-э… Поедем что ли?
— Ясное дело, что не полетим, — и пока я переваривал эту новость, Марат Казимирович скрылся в коридоре.
— Слушай, чего-то ты странный какой-то последнее время? — со свойственной мне пьяному прямотой спросил я теперь уже бывшего своего начальника, когда мы выезжали на проспект. — Ну женился, ну из Москвы сваливаешь, но на фига деньгами-то сорить и бухим за руль садиться. Не узнаю тебя, Марат. Как будто тебе все по фигу.
— Почти угадал. Мне все теперь по барабану ЗДЕСЬ. — Он сделал ударение на последнем слове. — Хату я свою уже продал, с этой шабашкой нашей покончил, чего и тебе советую. Все. Больше меня тут ничего не держит.
Я надолго замолчал, обдумывая услышанное.
Вот ведь жук. До последнего темнил. Ну теперь понятно почему бабками расшвыривается. У них там под Казанью жилье сущие гроши стоит. Хотя я бы все равно перевел в Евро, и под подушку.
— В еврики я уже часть бабла перевел, — будто угадав мои мысли, нарушил тишину Марат. — А на остальное куплю кое-чего кое-где.
— Фр-р-р. Ну и покупай, тоже мне Джеймс Бонд. Не интересны совсем мне твои тайны Мадридского двора. — на меня накатила пьяная обида. — Все вокруг такие таинственные, все чего-то знают, что-то не доступное нам, лохам.
— Заметь, ты сам это сказал, — рассмеялся приятель. — Не обижайся, но ты самый настояший лох и есть. Ты что, не видишь, что происходит вокруг?
— Ну, херня происходит. Ну и что?
— А то, что по такой херне, скоро в столице твоей жрать нечего будет. За хавку убивать начнут. Когда еще тебе говорил, переезжать надо в деревню.
— Скажешь тоже. В девяностые не многим лучше было. Выкрутились же. Вон устрою на даче грядки и…
— Много ты пацаном помнишь девяностые. Тогда голодухи избежали из-за западных подачек. За окорочка и сникерсы все распродали. А теперь и продавать нечего. Грядки. — Марат не весело усмехнулся. — Много ты в своей жизни вырастил?
— Редиску один раз. Еще укроп как-то. Яблоки там каждый год…
— Ну-ну, яблоки, — мой приятель закурил, а я насупился и ничего не ответил.
Подумаешь, на пять лет всего старше, а поучает. Хотя в глубине души понимал, что Марат в чем-то прав. Тянулся народ поближе к земле-то. Вон свою квартиру сдать который месяц не могу. Стоит мертвым грузом. Ну продам, допустим, а дальше? Женька-то со своей хатой не в жизнь не расстанется, да и куда ехать?
— Ладно они ни хера не понимают. — Мы как раз остановились на перекрестке, и Марат махнул рукой в сторону неоновой вывески над входом в ночной клуб, из дымного зева которого доносились обрывки песни: — '… вечно молодым, вечно пьяным…' — Вот именно 'вечным'. Такими и останутся. Ну ты-то… До сих пор машину водить не научился.
— Ничего перекантуемся.
— Ну, смотри. Ты мой адрес знаешь. У нас там пока еще есть домишки пустые или к бабуле какой можно подселиться. А там вольетесь в коллектив, там подсмотришь что, тут люди подскажут, и не только редиску освоишь. Колхоз — дело добровольное. А война… Война, может, и не гражданская будет…
— Американцы что ли? Не смеши мои тапочки. Поменьше сайты эти читай параноидальные.
Тут уж обиделся Марат. Он молчал до самой развязки, на которой стояло несколько иномарок и машина ДПС перед ними.
Только мой приятель хотел что-то сказать, как мент выхватил из кобуры пистолет, и раздался хлопок. Мужик, стоявший около первой иномарки, взмахнул руками и завалился навзничь. Мент подошел к машине, открыл заднюю дверь и разрядил в салон всю обойму.
Я с открытым ртом смотрел на детскую шапочку, упавшую на мокрый асфальт, а вот Марат не растерялся. Он дал задний ход. Наша тачка резко развернулась и стартанула прочь от развязки.
— Знаешь что? — Марат все еще продолжал время от времени оглядываться, хотя отъехали мы уже прилично. — Пожалуй, я тебя до самого дома довезу. — С этими словами он покопался под креслом и положил на торпеду небольшой пистолет. Газовый или боевой, я в этом не разбирался, но уверенность эта штука внушала.
— За что он их? Видно же ведь, что не бандиты. Ребенок там…
— А хер его знает? Они нас давно за людей не считают. Мы для них дойный скот, быдло. И вот это быдло замычало что-то в ответ… Говорю тебе, рвать отсюда надо к своим. Вместе держаться. Приехали.
Возле дома было хоть глаз выколи. Весь дом словно затаился. Только в 'Камелегдане' горел свет. Из кафе раздавались громкие возгласы на чужом языке.
Эти ничего не боятся.
— Знаешь, вот еще что, — Марат сунул руку во внутренний карман и извлек толстую пачку пятидесятитысячных купюр. — Бери.
— Что ты! Не надо!
— Бери, бери. У меня в рублях еще до фига, а чувствую, что скоро ими сортиры оклеивать будут.
— Ну так не оклеивают же пока.
— Вот и бери. Потом сочтемся.
— Я как только устроюсь еще куда-нибудь, с первой зарплаты начну тебе высылать…
Марат помахал мне рукой, и его 'Вольво' скрылась в арке дома.
— Эти приходили, — Женька закрыла за мной дверь и покосилась на сумку.
— Кто эти? — не понял сразу я.
Женька молча кивнула в сторону стены, за которой и еще за множеством этажей и квартир процветал 'Камелегдан'.
— Ну и что?
— Да ничего. Полупили в дверь, поорали чего-то и ушли.
Я сел в кресло. Вырисовывалась не хилая проблема. И черт меня тогда дернул?
Что теперь? От ментуры никакой защиты — это понятно. Откупиться? Даже тех денег, что дал Марат, не хватит.
И тут у меня перед глазами всплыл тот аккуратный пистолет, лежащий на рапиде.
На следующий день, закинув за плечо пустой рюкзак и строго-настрого наказав Женьке не открывать никому дверь, я отправился на оптовку. Всех денег конечно с собой не взял. Распихали по тайникам основную их массу. Только без толку все это. Домушники, они четко знают все про наши заморочки. Вон в прошлом году, когда обнесли квартиру Женькиной сестры, даже гирьки от часов и те раскрутили.
Померзнув на остановке в ожидании автобуса, который с зимы стал ходить раз в пять реже, я еле влез в переполненный салон. 'Икарус' казалось, разбух от спрессованного внутри народа, и из раскрытых дверей торчали филейные части одуревших от борьбы за свободное место граждан. Как я влез туда, сам не понимаю.
— Слышь ты, толстый, слезь с моей шеи.
— Локти свои в карман засуньте.
— А-а-а. Козел, лапы убери.
— Саша, Саша, на Заводской выходим.
— Извините, вы не могли бы отдать мою сумку?
Вот когда я пожалел, что не ношу плеер с наушниками. Полчаса такого 'удовольствия' надо еще выдержать. Но вот через пару остановок народ угомонился, и там, где-то за нагромождением потных тел, из динамиков подвешенного к потолку монитора зазвучала музыка, и томный женский голос произнес:
— Ты по-другому смотришь на жизнь? 'Витарин' знает что делать. Комплекс 'Витарин' и нет проблем.
Видел я эту рекламу по телевизору. Комплекс и без нее пользовался популярностью. Молодняк не
