хотел служить в армии даже год. Властьимущие так перестарались со своими реформами, что даже в придворных Кантемировской и Таманской бригадах и во внутренних войсках по борьбе с населением был зверский недобор. Начали закручивать гайки. И в последнее время дело дошло даже до облав на потенциальных призывников. А 'Витарин' — симпатичная такая коробочка с разноцветными капсулами и был тем спасением от армии. Правда цена доходила до тысячи евро, но работало это средство безотказно. После употребления волшебных капсул, в зависимости от их комбинации, человек временно становился либо дауном, либо припадочным. На медкомиссии у румяного здоровяка вдруг обнаруживался порок сердца или жесточайший диабет. Только вот что было с откосившими дальше? Такой статистики никто не вел и исследований на эту тему не проводил.
Говорили вроде про одного моего знакомого, что так теперь и ходит, пускает слюни. Врать не буду, сам не видел, но думаю, что такое насилие над организмом по любому ничем хорошим закончиться не может.
Автобус, тем временем, сделал круг на пятачке возле оптовки, и, выплюнув пассажиров, умчался за новой порцией. На самой толкучке, между рядами, шныряло не так уж и много народу, как можно было подумать. Большинство сразу разбредалось по известным им точкам, с дешевыми крупами, тушняком или сигаретами. Я завсегдатаем оптовки не был, такой ценной информацией не обладал, и поэтому двинулся вдоль ближайшей линии ларьков, чтобы прицениться и вообще посмотреть, что к чему.
Соленые огурчики, квашеная капуста…. Захотелось пить. Потягивая дешевое светлое пиво, углядел скучающего мужика неопределенного возраста, то и дело поправляющего кепку, сползающую с его лысой головы. На прилавке у него лежала всякая кухонная утварь. В том числе и ножи. Некоторые из них меня заинтересовали. Особенно тот, с канавкой для стока крови и такой предохранительной хренью, чтобы при ударе свою же ладонь не порезать.
— Интересуешься? — небритая физиономия лысого расплылась в улыбке.
— Да. Вот этим. — Я ткнул пальцем в понравившийся мне нож и тут же задал самый дурацкий вопрос, который только можно было придумать. — А это законно?
Улыбка медленно сползла с лица мужика.
— Ты кто такой? — он высморкался в рукав и, прищурившись, осмотрел меня с головы до ног. — от Ящера что ли?
— Н-нет… Я просто… — тут я выдал еще хлеще. Сам от себя такого не ожидал. — Мне пистолет нужен.
От удивления у продавца аж приподнялся козырек его потертой кепки. Он секунд десять смотрел куда-то мне за плечо, нервно жуя при этом спичку, а потом как-то буднично сказал:
— Пошли.
За товаром осталась приглядывать вынырнувшая откуда-то толстая девчонка лет двенадцати, а мы зашли за ларек и по узкой тропинке, петляющей между кустов с сохранившейся еще прошлогодней листвой, потопали к старому железнодорожному мосту.
Мда. Ну и местечко! Сейчас заведут подальше и грохнут. Ну в лучшем случае просто дадут по башке и обчистят. И что я за идиот? Надо было у того же Марата разузнать: как, где, почем.
Железнодорожный мост представлял из себя две толстенные бетонные плиты, перекинутые через овраг, по дну которого шла та самая тропинка, что привела нас сюда. Здесь она превращалась в вяло текущий ручеек. Склоны оврага укреплены сырым, потрескавшимся от времени, украшенным граффити бетоном. Бетонные же опоры моста образовывали темный тоннель, с едва угадывающимся прямоугольником выхода в конце.
В этой-то темени я и разглядел двоих, стоявших возле видавшей виды шестерки, да и то только благодаря на мгновение вспыхнувшему огоньку зажигалки. Сердце екнуло, и по спине пробежал холодок.
— Малхаз, я тебе клиента привел, — крикнул мой проводник.
— Тише. Что орешь, Шмуля?
Шмуля поручкался с тем, кого назвал Малхазом, и с его компаньоном, и этот второй кавказец открыл багажник шестерки, набитый доверху ящиками с помидорами.
— Что конкретно желаешь, уважаемый? — обратился ко мне Малхаз. Говорил он практически без акцента, но без 'уважаемого' не обошлось.
— Что-нибудь попроще. 'Макаров', например.
— Вот и хорошо, что 'Макаров'. Далеко лезть не придется, — с этими словами хозяин шестерки отставил в сторону верхний ящик и, покопавшись в следующем, извлек на белый свет коробку, завернутую в грязное вафельное полотенце.
— Вот, практически новый, — Малхаз покрутил в руке пистолет, передернул затвор, вынул и вставил магазин. — Пять штук.
— Хуя се, — решил я поторговаться, хотя совершенно не представлял, сколько может стоить ПМ.
— Ну, четыре пятьсот и запасная обойма, — легко согласился торговец, чем вернул меня к мыслям о том, что никто и ничего продавать мне не собирается. Правда, может быть и такое, что пистолет стоит еще меньше и кавказцы элементарно пытались развести лошка. Но вся-то беда в том, что у лошка денег всего ничего. На коробку тушенки и мешок крупы максимум. Времена, когда за автомат Калашникова можно выменять разве что пяток банок тушняка, еще не наступили. Программа нефть в обмен на продовольствие исправно действовала в нашей стране с начала девяностых и по сей день. Только многие спинным мозгом почувствовали, что кому-то там за бугром сильно надоела эта ситуация, когда эти русские бездельники и неумехи живут буквально за чужой счет, выкачивая из земли ресурсы, по праву принадлежащие всему человечеству.
Я-то сам так в принципе не думал, но после того, как в последние год-два вдруг иссякла раздражающая американофобия в наших СМИ и после некоторых событий, стал об этом задумываться.
Однако сейчас мне было не до мировых проблем. Денег мало, а отказаться от покупки уже нельзя. Наивно рассчитывать, что вот сейчас скажу, мол, передумал я, мужики, и меня просто так отпустят. Предложение сгонять домой за деньгами тоже явно не прокатит.
— В рублях потянет? — я огляделся по сторонам в поисках путей к отступлению. Вариантов практически не было. Ночью опять приморозило, утром подтаяло, и под слоем жухлой листвы притаилась вязкая грязь. Особо не побегаешь. Да и пуля всяко быстрее.
— Потянет, потянет. Ты не тормози, давай бабло.
Нужно что-то делать. Ну хотя бы сначала отдать им все, что у меня есть.
Я медленно сунул руку во внутренний карман куртки и вытащил пачку десятитысячных купюр. Подозрительно толстую, кстати. Там было явно больше, чем собирался взять с собой на оптовку. Одна, две, пять тысяч евро, и даже больше. Почти половина того, что мне дал Марат.
Отслюнявил четыре пятьсот Малхазу, убрал остальные обратно в карман, схватил коробку и, запихав ее в пустой рюкзак, потопал в сторону оптовки.
Добрался без приключений, пошатался немного туда-сюда, чтобы окончательно придти в себя, наполнил помаленьку рюкзак всякой жратвой и поехал домой.
Пока стоял на остановке и трясся в автобусе, голова была совершенно пустой. Поэтому и не спросил Женьку про деньги. Она сама сообщила мне, что зная мою жлобскую натуру, положила побольше. (Вдруг пригодятся?)
Вот ведь дура баба, а получается, жизнь мне спасла. Однако сколько денег… Похоже, Марат мне штук пятнадцать европейских тугриков тогда сунул. Это он от меня, получается, откупался тогда. Подсознательно вину свою заглаживал. Чувствовал себя, значит, виноватым, в том, что останется жив, а мы все тут вымрем.
Я стоял в душе, под теплыми струями чистой воды и мне вдруг стало страшно, что скоро ее не будет, как не будет газа и климатического холодильника, теплого пола и кофе-машины с таймером. Да много чего…
Чарльз Стейни вот уже полтора года возглавлял офис российского и европейского анализа в директорате разведки ЦРУ. Не дай Бог какая должность, но по сравнению с тем же Национальным контртеррористическим центром, откуда его перевели, куда как спокойнее. Было спокойнее. Но в последние
